«Подлежат беспощадному истреблению…» Cудьба уральского казачества (1919-1920 гг.)

(Продолжение. Начало в №21-22)

II часть

В настоящий момент предоставление казакам автономии, то есть осуществление декрета от 1 июня 1918 г., в сущности представляет собой прежнее закабаление иногородцев и киргизов кулаческим элементом казачества, ибо в большинстве своём оно и представляет собой именно зажиточные, состоятельные среднепомещичьи слои населения.

Советская власть не вернёт казакам прежних прав и преимуществ, а так как классовая борьба возникает как защита интересов, то ясно, что казаки будут сражаться открыто или скрыто за свои привилегии, и Советская власть должна поставить в порядок дня политику репрессий по отношению к казачеству, политику экономического и как подобного ему красного террора.

Такова классовая подоплёка казачьего восстания, и необходимо, учитывая это, поставить вопрос именно так: что с казачеством как с обособленной группой населения нужно покончить.

Первой мерой, которую нужно предпринять в этих целях, является организация массового переселения, чтобы посредством этого создавались здесь все условия для аннулирования какого-либо выявления воли казачества, ибо выявление может быть только контрреволюционным антисоветским.

Но само по себе переселение не создаёт вышеуказанных условий и недостаточно для достижения желательной цели. Поэтому необходимо предпринять радикальные меры, и такими мерами являются расформирование всей Уральской области по прилегающим губерниям, расформирование этого центра контрреволюции между Астраханской, Самарской и Оренбургской губерниями. Киргизская степь, почти вся зауральная сторона должна воссоединиться с тем колоссальным пространством, которое на восток от области занимает киргизское население, составляя своеобразную по местности и бытовым признакам группу.

Гурьевский уезд расформировывается следующим образом: зауральная сторона отходит к Астраханской губернии в качестве самостоятельного уезда. Территория Лбищенского уезда видоизменяется следующим образом: зауральная сторона – к Киргизской степи, сторона на запад от Урала присоединяется к Новоузенскому уезду, который, соединившись с Николаевским, образует новую губернию с центром в Европе. К заново образованной губернии отходит часть Уральского уезда к Западу от Урала, образуя Уральский уезд новой губернии. Зауральная же сторона Уральского уезда за исключением Илекского района, вошедшего в состав Оренбургской губернии, переходит к Киргизской степи.

Но и этих мер для выполнения поставленной задачи расказачивания мало, и необходимо будет предпринять переселение казачества в средние губернии России, где почвы для постоянного брожения не будет, и где во всяком случае казачество будет подавлено превалированием остального населения.

Такова должна быть и наиболее правильной будет политика по отношению к Уральскому казачеству, и проект разделения этой области должен быть выполнен незамедлительно».

«Казачий вопрос» в 1919 году неоднократно рассматривался на различных заседаниях местных властей. Например, на заседании Уральского областного комитета РКП(б) 27 августа 1919 года В. Лежава, выступая с докладом, говорил: «По казачьему вопросу существует целый ряд противоречивых декретов, приказов и циркулярных писем, и нет ни единства, ни взгляда, ни политики. Чтобы внести ясность в разрешение этого вопроса, в Самаре состоялось чрезвычайное совещание из представителей Реввоенсовета Востфронта, где разбирался этот вопрос, и определялась линия поведения…». Петровский говорил о «классовых» особенностях Уральского казачества и потребовал «особенно необходимым проводить определенный твердый курс социального расказачивания в этой области».

Развернутую характеристику своей позиции В. Лежава, П. Петровский, П. Струппе дали в отчете о работе Уральского областного комитета РКП(б) в ЦК РКП(б) от 26 октября 1919 года.

«Казачий вопрос, – говорилось в отчете, – имеет здесь свою историю. Борьба на Уральском фронте длится около двух лет и отличается особым упорством и жестокостью. Этот вопрос в старой организации (областном комитете РКП(б). – О.Щ.) вызывал сильные трения. Так называемые левые «уральцы» проповедовали чуть ли не поголовное истребление и выселение казачества. Противную группировку представлял Ружейников, пытавшийся марксистски обосновать полную подготовленность уральского казачества к восприятию советской власти, родство между ними, и проводивший либеральнейшие по отношению к ним меры, окрашенные своеобразным казачьим патриотизмом и келейностью. Середины не было. ЦК лишь подлил масла в огонь своим апрельским (в документе, по-видимому, описка. Нужно «январским». – О.Щ.) циркулярным письмом, предписывающим террор, под влиянием которого местная власть… взяла слишком крутой курс, но скоро произошла резкая коренная перемена политики отчасти под влиянием следующего циркулярного письма ЦК, подписанного Сталиным, отчасти благодаря тому, что Ружейникову и его сторонникам предоставили свободу в этой области. Перешедшие на нашу сторону около 8 тысяч казаков были распущены по домам без всякого разбора и надзора, некоторые даже с оружием, жилища им были возвращены, все прежде изданные распоряжения отменены. В результате казаки развили широкий шпионаж, организовались и в самый трудный для нас момент восстали против нас, в том числе все 8 тысяч, давшие нам подписку. После этого борьба приняла упорный характер. При отступлении казаки угнали поголовно все население, опустошили весь край и беспощадно истребляли всех наших пленных. При оставлении Лбищенска они расстреляли 1500 больных и пленных красноармейцев, столько же в Бударино, при вторичном взятии Лбищенска истребили всех там захваченных, около 700 человек (штаб дивизии и политотдел со всеми сотрудниками и командирами); всех жертв трудно перечислить.

Это упорство объясняется тем, что, в отличие от казаков других областей, уральское казачество представляет собой особый, худший тип сословно-классовой группировки, владеющей целым рядом привилегий: рыболовных, земельных, пастбищных и т.д., представляющей в своем большинстве по-азиатски паразитический элемент, эксплуатирующий остальные элементы этого края: киргиз, поселенцев и т.д., почему происходящая жестокая борьба имеет глубокую подкладку. Сейчас казаки почти что совершенно изолированы, подорваны, разорены и с наступлением холодов будут принуждены сдаться на нашу милость, иначе все бежавшее население, оставшееся без крова и продовольствия, ждет полная гибель; и раз враг находится в таком безвыходном положении, ясно, что мы должны стремиться не только к скорейшей ликвидации фронта, но и создать определенный твердый режим, исключающий возможность новых восстаний, и сразу же разрешить все вопросы по устройству казаков. Мы находим, что здесь, при данных условиях, не только совершенно излишним, но и вредным давать какие-либо обещания, вроде опубликованных в последнем воззвании ВЦИК, где казакам обещаны земли, промыслы с наемными рабочими до 10 человек, свободная торговля на базарах и т.д.

В Уральской области мы предлагаем проводить политику полного социального расказачивания путем лишения всех льгот и преимуществ, т.е. уравнение со всем остальным населением области. Было бы полным безумием и извращением самых элементарных основ советской власти сохранение за казаками еще каких-то преимуществ в тот момент, когда строим самостоятельную Киргизскую республику и когда в борьбе с казаками стремимся опираться на них и главным образом на переселенцев, отдавших нам все… Ликвидация Уральского фронта еще не означает окончания борьбы в этом районе. С Оренбургского фронта через Урал и Джамбейту к уральским казакам бежали более непримиримые элементы оренбургского казачества, буржуазии, офицерства, и, несомненно, что в широких и необъятных степях после ликвидации нашего фронта они найдут достаточно места, чтобы оттуда беспокоить нас, и много труда потребуется на их излавливания. Необходимо лишить их всякой опоры в области путем выселения наиболее контрреволюционных семейств и кулаков. До полной ликвидации фронта всех боеспособных мужчин мы держим в концентрационных лагерях, организуя из них рабочие артели. Мы одинаково отвергаем как изуверскую политику так называемых левых, так и либеральные благоглупости Ружейникова (его деловую политику. На словах и он кажется приемлемым) и было бы крайне печально и вредно, если бы нам навязали какую-нибудь иную политику… ».

Комментарии к этому документу излишни…

В ноябре Лежава, Петровский и Струппе узнают о назначении Ружейникова в Реввоенсовет Уральского укрепленного района и о предполагаемом назначении его в состав Уральского ревкома. Они посылают телеграмму в Реввоенсовет Туркфронта, в которой напоминают, что еще в августе Ружейников был отстранен от работы в области. По их мнению, для Ружейникова характерны: «Первое. Крайний либерализм и маниловщина при практическом разрешении политических и общественных вопросов. Второе. Отсутствие деловитости, размаха и… инициативы. Третье. Чисто мещанская оппозиция советским учреждениям, что привело к превращению его в обывательского ходатая, благодаря чему подрывался авторитет власти. Четвертое. Будучи членом казачьего отдела, он стремился создать впечатление, что он является членом ВЦИК, которым его и стали считать, что придавало особую окраску его действиям, в связи с предыдущим пунктом в особенности, и, наконец (новое обстоятельство), что родственники Ружейникова, с которыми он жил в Уральске, арестованы за передачу во время осады казакам сведений секретного характера, добивавшихся ими благодаря неосторожности и болтливости т. Ружейникова».

Так шельмовался Ружейников, мешавший левакам проводить политику расказачивания в Уральске…

Он был одним из яростных противников расказачивания и осуждал всю изуверскую политику властей в отношении казаков. Об этом свидетельствуют его статьи в газетах Казачьего отдела ВЦИК за 1918-1919 годы, написанные им документы, хранящиеся в московских и местных архивах.

10 февраля 1919 года Ружейников дал телеграмму в Москву в Президиум ВЦИК с копией в Совет рабочей и крестьянской обороны и Казачий отдел ВЦИК, в которой сообщал:

«Снова довожу до сведения: линия поведения Уральского облревкома в его большинстве ведет окончательно [к] срыву советской власти в области… Самое беспокойное: истребление казачества. Город и область разграблены, возвращающиеся беженцы не находят своего имущества, часто не впускаются в свой дом.

Началось самочинное переселение в дома беженцев крестьян пограничных уездов, захватывающих живой и мертвый инвентарь. Нелепыми огульными арестами [в] городе, области все население терроризовано, огульный арест попов отталкивает от советской власти фанатически настроенное население города и области. Хозяйство города и области в катастрофическом положении.

Необходима немедленная реорганизация ревкома, указание проводить позицию Центра. Считать всех перебежчиков – [военно]пленными и направлять в Москву нахожу крайне нецелесообразным, исключающим всякую возможность организации советской власти в области… Все оставшиеся в рядах казачьей армии после 1 марта объявляются вне закона и подлежат беспощадному истреблению…».

(Окончание следует)

Автор: Олег Щёлоков,
доктор исторических наук