Ускоренье – мощный фактор, но не выдержал реактор…

В последнее время на фоне финансово-экономических трудностей в СМИ Казахстана, России и некоторых других стран СНГ усилилось внимание к анализу экономического и социального опыта прошлых лет, в том числе перестроечному периоду 1985-1991 годов. Почему провалилась перестройка? Почему оказались несостоятельными попытки реформировать экономику, что стало одной из главных причин развала Советского Союза?

Нужна новая концепция!

Апрель 1985 года стал естественной реакцией здравомыслящих сил в руководстве страны на нарастающую угрозу тотального кризиса. Однако очередная широкомасштабная попытка придать необходимый динамизм обществу, претендовавшему на передовую роль на планете, закончилась провалом.

В советском обществе всё ещё существовали иллюзии относительно того, что можно всё изменить, ничего, в сущности, не меняя. Тем более, что оставался незыблемым тезис об отсутствии в советской системе социально-экономических корней социальных явлений и антагонистических противоречий. Такие умонастроения создавали питательную среду для очередных нелепостей, которые наносили огромный ущерб советской экономике и выставляли СССР не в лучшем свете перед мировым сообществом. Классический тому пример – печально известная антиалкогольная кампания 1985-1987 годов, проходившая в духе известной «красноармейской атаки на капитал».

Все давно уже поняли, что алкоголизм несёт большие социально-экономические проблемы: прогулы, некачественную работу, преступность, подрыв национального генофонда, распад семей… Но, с другой стороны, в полном соответствии с нашим менталитетом, водка продолжала оставаться товаром с самым «неэластичным» спросом (можно вспомнить винные откупа Петра Великого), поэтому бесперебойная розничная торговля спиртными напитками по-прежнему приносила колоссальные доходы в бюджет.

Новый лидер страны Михаил Горбачёв начал с антиалкогольной кампании, надеясь на её быстрый успех. Однако благое начинание обернулось большими потерями и в моральном, и в материальном плане. А чего стоит попытка, с одной стороны, активизации предпринимательства через кооперативную и индивидуальную трудовую деятельность, а с другой, – усиление борьбы с нетрудовыми доходами? Создавалось впечатление, что левая рука не знала, что творит правая.

В качестве одного из первых шагов по выходу СССР из кризиса стал курс на «ускорение социально-экономического развития страны». Он был направлен на достижение ежегодного прироста национального дохода не менее чем на 4%, что было крайне сложным из-за снижения мировых цен на нефть и продолжающейся гонки вооружений. Для достижения такого роста национального дохода следовало за пятилетие увеличить добычу топлива и сырья на 15%, инвестиции на 30-40%, вовлечь в производство дополнительно до двух миллионов человек. Но таких ресурсов у страны не было.

Значит, надо было обеспечить рост производительности труда путём внедрения прогрессивного оборудования за счёт увеличения темпов роста машиностроения в 1,5-2 раза, перебросив сюда инвестиционные ресурсы.

Появилась ещё одна новация: стремление активизировать «человеческий фактор», как важнейшее условие ускорения. Снова заговорили об ударниках и стахановцах, снова стали раздаваться призывы не сводить всё к рублю, не дожидаться новой техники, а мобилизовать скрытые резервы и энергию молодёжи, добиваться максимальной загрузки имеющегося оборудования в три-четыре смены.

Следовало укреплять трудовую дисциплину, поддерживать местных рационализаторов в их усилиях по механизации и автоматизации производства. Таким образом, Михаил Горбачёв и его команда вновь обращались к субъективным факторам, стараясь не затрагивать фундаментальной основы системы, продолжая «менять, ничего не меняя».

Для повышения качества продукции была предпринята ещё одна попытка – создана Госприёмка, имевшая право отвергать некачественную продукцию, наказывать рублём тех, кто был ответственен за брак. Это объяснялось отсутствием нормальных рыночных регуляторов качества производимой продукции.

Сильнее, выше и… быстрее?

Очередная ставка на энтузиазм, не подкреплённая передовой техникой и соответствующей квалификацией рабочих, привела не к ускорению, а к росту количества аварий на производстве, в том числе на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года. Эта трагедия стала крупнейшей аварией в использовании мирного атома.

Установка на количественные показатели роста стала тормозить качество общественного развития. Научно-технический прогресс, интенсификация, качество, эффективность – всё было на бумаге. Какое-то время помогали инъекции импорта за счёт нефтедолларов. Системный дефект экономики выявился под воздействием внешних сил. Дав втянуть себя в войну в Афганистане и в новый раунд ракетно-ядерного противостояния, Советский Союз обнаружил свою экономическую несостоятельность.

И не только экономическую. Попытки добиться ускорения в 1986-1988 годах маскировали суть проблемы нашего отставания. Необходимость открытости и состязательности в сферах науки и экономики, включения экономических стимулов постоянной умственной и физической активности работников на всех уровнях и сегодня в бывших советских республиках осознаётся с трудом. Удастся ли им сейчас компенсировать многолетнее отставание в науке, технике, технологии? Как показывает опыт недавно ещё отсталых стран, это реально.

Как бы чего не вышло

На первых порах перестройка ассоциировалась в теории и общественном сознании с концепцией «совершенствования хозяйственного механизма», то есть возврату к идеям так до конца и не проведённой реформы А. Косыгина – Е. Либермана 1965 года.

Напомним, что она предусматривала введение хозрасчёта, предоставление предприятиям большей самостоятельности в развитии производства, обновлении продукции, материальном стимулировании работников в зависимости от финансовых результатов работы предприятия. Неизменным было лишь одно: сохранение социалистической (общенародной) собственности на средства производства. По-прежнему в экономике не наблюдалось появление реального собственника.

Об экономической перестройке заговорили только в июне 1987 года, когда был принят Закон «О государственном предприятии», по которому руководителям и коллективам госпредприятий были предоставлены исключительно широкие полномочия, включая право самостоятельного выхода на внешний рынок. Тем самым отменялась государственная монополия внешнеэкономической деятельности как атрибут социализма.

На практике этот Закон означал либерализацию в распоряжении прибылью на предприятии: инвестировать или потреблять решали теперь сами. Многие предприятия пошли по пути «проедания прибыли», что, в конечном счёте, затрудняло наращивание научно-технического потенциала. К тому же либерализация экономики предполагает существование института банкротства, в соответствии с которым убыточные предприятия следовало закрывать, а выпуск продукции, не пользующейся спросом, прекращать. Советское правительство боялось проводить такую политику из-за угрозы безработицы и социальных взрывов.

Был выбран путь «мягкой» бюджетной политики, когда предприятия в любом случае могли получать государственные средства для покрытия убытков и при этом не прилагать усилий для повышения эффективности производства с учётом рыночного спроса.

Не в Горбачёве дело

Состояние советской экономики и тесно связанных с ней национальных экономик стран Восточной Европы в 1970-80-х годах, носило внутренне неустойчивый характер. Эрозия социализма как экономической системы ещё не была такой явной, но, например, приватизационные процессы уже начались.

Крах социализма был предопределён и тем, что модель неустойчивого и несбалансированного роста в этот период основывалась на нефтяных доходах, мировая конъюнктура которых складывалась для СССР крайне неблагоприятно.

Утрата возможности свободно маневрировать финансовыми ресурсами сильно ослабила фундамент былого экономического могущества страны, заложенный ещё при Сталине. Тревожным стало и положение с обслуживанием внешнего долга СССР, который поглощался бесконечными дорогостоящими «проектами века», и нарастание которого к началу перестройки приобрело лавинообразный характер.

К 1980-м годам Советский Союз уже приблизился по уровню среднедушевого валового внутреннего продукта (ВВП) к группе развитых рыночных демократий с такими признаками, как урбанизация, степень образованности населения, увеличение степени информированности людей, постепенное расширение среднего слоя граждан с присущей среднему классу структурой потребления. Эти факторы объективно подтачивали изнутри систему государственного социализма, для окончательного слома которой потребовались совсем незначительные усилия. Ими стали экономический кризис, отказ от предыдущей экономической стратегии, усиление инфляционных процессов, обострение валютных проблем и отсутствие взвешенной социальной политики.

Поэтому, как пишет экономист Татьяна Неровня, «не стоит преувеличивать роль М. Горбачёва в объективном процессе развала исторически обречённого строя. Историко-экономическое место первого и последнего Президента СССР состояло в том, что именно на годы его правления пришёлся апогей социально-экономического кризиса как кризиса власти в СССР».

Приватизация в СССР началась ещё до того, как о ней было официально объявлено. В 1988 году были приняты законы, по которым разрешалось открывать частные предприятия в более чем 30 видах производственной деятельности. Это означало не что иное, как легализацию огромного и давно существующего сектора «теневой экономики».

Под эгидой возрождения демократических идей по всей стране распространилось рабочее самоуправление. По Союзу прокатилась волна кампаний по выборам новых директоров предприятий. Она породила множество абсурдных ситуаций, пока её не отменили как несостоятельную. В конце 1980-х годов это мнимое самоуправление сошло на нет, а власть снова перешла в руки «красных директоров», которые чуть позже, в 1990-е годы, набрали большую экономическую и политическую силу и приобрели ощутимый общественный вес.

В ходе последовавшей затем приватизации именно директорский корпус, воспользовавшись методологическими просчётами и упущениями архитекторов рыночных реформ, сконцентрировал в своих руках огромную долю общенационального имущественного «пирога» и превратился не только номинально, но и экономически в вполне реальную силу.

Специфическим явлением заката советского периода в стране стало развитие арендных отношений, на которые первоначально возлагались большие надежды в расчёте на повышение заинтересованности работников в результатах труда. В соответствии с Законом «Об аренде» (1989 г.), трудовой коллектив мог взять в аренду у государства своё предприятие. Затем происходила его приватизация путём выкупа по чисто символическим ценам – начинался процесс активного растаскивания общенародного имущества.

(Продолжение следует)

Автор: Александр Суетин