Хамство – это неравенство
Писатель Владимир Набоков, когда преподавал в Канзасском университете, никак не мог объяснить своим студентам смысл нескольких русских слов – интеллигенция, пошлость и хамство. С первыми двумя, пишет Сергей Довлатов, он еще как-то разобрался, а вот сущность хамства объяснить не мог.
Что такое хамство? Наглость – да. Но не только. Грубость – да. Но не точно. Нахальство – и это тоже, но все равно хамство нечто большее, если так можно сказать о таком отрицательном качестве. Ни один из синонимов, которыми Набоков пытался иностранцам объяснить, что такое хамство, суть этого явления не раскрыл. И наглость, и нахальство, и грубость, конечно, никого не красят и всем неприятно с ними сталкиваться. Но в этом случае у человека все-таки есть шанс как-то ответить на грубость, что-то противопоставить наглости, защититься от нахальства, получить хоть какую-то моральную компенсацию и не почувствовать себя беспомощной и беззащитной жертвой.
Помню, ходил в редакцию один дед, инвалид с военного детства. Ему отказывали в госпитализации, мол, мест нет. Но дед был настырный. Рассказывал, как подростком в годы войны болел туберкулезом костей и как его дважды «хоронили», а он выжил, а потому и сейчас не даст себя «похоронить». И он своего добился, его госпитализировали, правда, не без помощи редакции. Рассказал такой эпизод: когда он добивался стационара, врач, раздраженная его настырностью, сказала ему: «Да вас уже там ждут». И показала пальцем на потолок. Дед не растерялся. Я, говорит, и туда обращался, мне сказали, что там тоже мест нет. На наглость и грубость острый на язык дед сумел ответить, а потому он не остался униженным. И даже рассказывал об этом инциденте не без удовольствия.
Хамство же оставляет ощущение безнадежности, собственной ущербности и незащищенности. «Хамство тем и отличается от грубости, наглости и нахальства, что оно непобедимо, что с ним невозможно бороться, что перед ним можно только отступить», – пишет Сергей Довлатов. И вывел формулу этого явления.
«Хамство есть не что иное, как грубость, наглость, нахальство, вместе взятые, но при этом – умноженные на безнаказанность. Именно в безнаказанности все дело, в заведомом ощущении ненаказуемости, неподсудности деяний, в том чувстве полнейшей беспомощности, которое охватывает жертву. Именно безнаказанностью своей хамство и убивает вас наповал, вам нечего ему противопоставить, кроме собственного унижения, потому что хамство – это всегда «сверху вниз», это всегда «от сильного – слабому», потому что хамство – это беспомощность одного и безнаказанность другого, потому что хамство – это неравенство».
У журналистов не принято писать о себе, о своих проблемах. Хотя сталкиваемся мы с ними не реже, чем все остальные. Такой неписаный кодекс чести или этики – за других будем бороться, используя авторитет газеты, о чужих проблемах напишем, о своих – неэтично. Впервые за сорок лет я нарушу это правило – напишу, как сама столкнулась с хамством.
Лет семь-восемь назад почти вплотную к забору нашего частного дома соседи построили какой-то огромный ангар. Шесть окон этого сооружения выходили в наш двор. В ангаре принимали, резали, прессовали металл, обжигали провода. Визг, грохот и вонь стояли невыносимые. Потом приезжали грузовики, и металл с грохотом начинали кидать в кузов. Кстати, в это же время жалобы на подобные точки приема металла поступали в редакцию из разных районов города. И однажды, отправляя запрос в ДВД по поводу этих жалоб, я включила туда адрес наших соседей. Знаете, какой ответ мы получили в редакции? По адресу моих соседей пункта приема металла – нет! (по некоторым другим адресам их, кстати, тоже «не оказалось»). Соседи продолжали грузить металл, скупать участки и строить коттеджи, и вместе с ростом благосостояния росло их чувство превосходства и неуязвимости. Потом резать металл в ангаре прекратили, зато из его окон в наш двор полетела какая-то белая пыль. Я сумела пройти в этот цех, чтобы посмотреть, что же там делают. Стояла какая-то бетономешалка, из которой и летела эта пыль. Молодой хозяин прогнал меня со своего двора, а на запорошенном стекле их ангара, выходящем в наш двор, появилась надпись: «Фак ю..», что переводится приблизительно, как наше «Пошли вы … по известному адресу». Они чувствовали свою полную безнаказанность, а мы – адвокат и журналист – свою полную беспомощность и униженность.
В 2010 году у мужа случился обширный инфаркт, в 2013 – инсульт, после которого он уже не поднялся. Больше года назад мой муж, адвокат Валерий Александрович Смирнов, умер. За сорок лет адвокатской практики он защитил сотни людей. Себя защитить он не смог. От хамства защиты нет. Я уже давно смирилась с ангаром, тем более, что греметь там вроде бы перестали. И вряд ли бы изменила своим принципам и стала бы об этом писать, если бы месяца два назад мне не позвонила соседка и не попросила моего согласия на … строительство ангара, который она скромно назвала сараем или гаражом. «Какое согласие? – удивилась я. – Он стоит уже сколько лет безо всякого нашего согласия?». Оказывается, пришла пора его «оформить».
Да что там частный участок. По всему городу, где ведется строительство, перегораживают тротуары, заставляя сотни людей обходить эти стройки по проезжей части. Не меньше трех лет как на улице Карева ведет строительство административно-офисного здания ТОО «Atom & Co». И все это время перегорожен забором тротуар вместе с арыком, а зачастую перегораживают и саму довольно узкую улицу, которая, между прочим, связывает проспект с объездной трассой. Люди ходят по проезжей части, лавируя между машинами, и ничего этому противопоставить не могут.
Летом прошлого года на наш запрос в отдел архитектуры и строительства по поводу долговременной «оккупации» места общего пользования, т.е. тротуара на улице Карева, нам сообщили:
«Согласно постановения акимата города Уральска № 688 от 4 апреля 2014 года ТОО «Atom & Co» предоставлено право временного землепользования сроком на 1 год для ограждения на период строительства, также постановлением № 1691 от 4 июля 2014 года – благоустройство прилегающей территории согласно утвержденного эскизного проекта».
То есть разрешение на право пользования тротуаром было получено спустя более двух лет после того, как стройка уже велась, и тротуар был перегорожен! И так повсеместно. Рустам Вафеев в свой последний приезд в Уральск в разговоре заметил: «Про какую стройку ни спросишь – ответ один: «Мы разрешения не давали».
В советские годы мы часто сталкивались с хамством в сфере торговли (что, впрочем, и сейчас не редкость). Тогда это было связано с тотальным дефицитом. Помню, как одна моя коллега похвасталась дефицитной копченой колбасой и другими деликатесами, ради которых ей пришлось час высиживать в приемной у чиновника от торговли. У нее был выбор – унижаться или обойтись без колбасы. И обходились, ничего. Сейчас мы постоянно испытываем страх перед монополистами. Тут выбора нет. Захотят – опять повысят тарифы, и никуда не денешься, заплатишь. Тепло, свет и вода – это не колбаса, их в другом месте не купишь и без них не проживешь. Они могут лишить тебя всего этого. За долги или по ошибке. Или так – для профилактики, чтоб покуражиться и, как говорится, срубить потом «за подключение».
Нынешней осенью мне «отрезали» воду. Якобы труба, ведущая к моему частному дому, протекает, и ее нужно менять. Стоить это будет тысяч сто, а может, и больше. Несколько дней я находилась в состоянии стресса. Потом оказалось, что протекает не моя труба. А в декабре, причем в канун Дня независимости и трех выходных, мне отрезали свет. Прихожу домой – уже темно, а в калитке торчит полоска бумаги с черной полосой: отрезали за неуплату. А я платила ежемесячно. Нет, предупреждения приносили, но не на мой адрес и не на мое имя.
А совсем недавно пришел человек в синей куртке с логотипом «ГазТранс Аймака» и сказал, что ему нужно провести техобслуживание моего газового оборудования. (В прошлом году осмотр моей газовой плиты обошелся мне в четыре с лишним тысячи, котел вообще не смотрел). Я сказала, что в мои планы на сегодняшний вечер это не входит и просила прийти в другое время. На что синяя куртка застучала в окно уже по-гестаповски:
– Не пустишь – газ отрежу, а потом разбирайся, – спокойно и как-то пренебрежительно сказал этот человек.
Стыдно признаться, но я, человек с двумя высшими образованиями и сорокалетним журналистским стажем, прекрасно зная, что никакого права «отрезать» мне газ у него нет, я – поверила. Во мне уже сидел унизительный страх собственного бессилия перед этим хамством. А между тем у меня в рабочем архиве хранится куча официальных ответов от руководства «КазГазТранс Аймака» и Антимонопольной инспекции на жалобы жителей города по поводу этого пресловутого техобслуживания и о том, как оно должно проводиться. И даже статистическая справка о том, сколько человек погибло от неисправности оборудования, за обслуживание которого деньги взяли, но никакой ответственности за это не понесли. И ведь все – и мы, и они сами – прекрасно понимаем, что плевать им на наше оборудование и нашу безопасность с высокой газовой трубы, им бы только деньги взять!
Принесли мне уведомление о направлении газового счетчика на поверку. Звоню, прошу: нельзя ли попозже, в настоящее время обстоятельства не позволяют. В ответ слышу буквально следующее: «Это же не люди – это компьютер. По компьютеру у вас срок». И тоже угроза: не сдадите в срок, будем брать за газ по какому-то особому тарифу. Надо понимать, еще более умопомрачительному.
Однажды в редакцию обратилась предпринимательница Ольга Смак. У нее в Подстепном небольшое кафе с двумя газовыми плитами. Она возмущалась тем, что производить тех-обслуживание присылают не специалистов, а «случайных людей, после которых даже флажки на плите перестают поворачиваться». И за такое обслуживание с нее взяли почти две тысячи тенге. Предприниматели – они деньги считать умеют: Смак потребовала калькуляцию. И каким-то чудом ее получила. А, получив, пришла в ужас. Оказывается, в стоимость этого техобслуживания включен 21(!) пункт: социальное страхование, услуги связи, текущий ремонт транспорта, командировочные(!) расходы, охрана труда, типографские расходы, канцтовары, публикация в СМИ, почтовые услуги, услуги банка, и на все эти расходы – 30% рентабельности, плюс 12% НДС!
Такое впечатление, что все эти «контролирующие», «проверяющие» и «разносящие» размножаются квадратно-гнездовым способом. Посмотрите, сколько их в каждом «гнезде» с компьютером. И всех их мы должны кормить.
После смерти мужа, когда я оформляла доставшийся по наследству дом, меня полгода гоняли из акимата в ЦОН и обратно: одни уверяли, что нужно сначала получить акт на землю («дом ведь у вас не в воздухе висит»), другие – что нужно сначала оформить дом. А ларчик просто открывался: за проект участка (на котором дом этот стоит уже сто лет) я заплатила 25 тысяч тенге веселым ребятам-проектировщикам. И им это нужно было сделать поскорее – телефоны совали со всех сторон, у них тоже конкуренция. И когда я наконец обратилась к руководству ЦОНа с вопросом: «Что же вперед – дом или земля?», мне сказали, что надо было сразу на второй этаж подниматься и проконсультироваться. Простите, а зачем у вас внизу на каждом квадратном метре сидят консультанты?
Может, не совсем к месту, но при упоминании о монополистах мне почему-то вспоминается эпиграф Радищева к его роману «Путешествие из Петербурга в Москву»: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». А еще цитата из «Бесов» Достоевского: «Посади какое-нибудь ничтожество у продажи паршивых лотерейных билетов, и оно возомнит себя Юпитером, способным вершить человеческие судьбы» (за точность не ручаюсь).
И вот это «стозевное», питающееся с барского стола монополистов, чувствуя за собой могущественную спину, смотрит на нас сверху вниз, и мы сами не замечаем, как начинаем вдруг перед ними изгибаться, унижаться, расшаркиваться, в чем-то оправдываться.
