Признание в любви
(Продолжение. Начало в №50-53 за 2015 г., 1-2 за 2016 г.)
При всех своих достоинствах, Черекаев был жёстким, амбициозным и честолюбивым человеком. Любил, чтобы все ему подчинялись, и не терпел тех, кто не проявлял к его персоне должного почитания, а тем паче сам был знаменитым. Так он уволил слишком, на его взгляд, независимого первоцелинника, не пощадил даже Героя Труда. У него самого такого звания в то время еще не было.
Такое у меня сложилось впечатление на основании его собственных воспоминаний и высказываний.
Чалкар помогал решать многие проблемы
Когда Черекаев стал директором Анкатинского, он сразу «застолбил» Чалкар.
Он понимал, какое это «золотое дно», какая возможность решать всевозможные дела, устраивая здесь для нужных людей великолепные рыбалку и охоту. Поэтому, в первые же дни посетил «рыболовецкую бригаду» на Чалкаре.
Состояла она из двух стариков – «дедушки Чапурина», которому было за 80 и 72-летнего бригадира Толкачёва. Старики-горынычи были людьми независимыми и шапки ломать перед начальством не привыкли.
– Нового директора привез обмывать? – спросил Толкачёв агронома Суворова, с которым приехал Черекаев. – Рыба в садке – чистите, заваривайте, а нам надо сети перебирать.
Черекаева такое обращение возмутило, и он даже хотел уехать, но Суворов уговорил остаться.
– Что с ними поделаешь, – сказал он. – Большие начальники у них в друзьях ходят. Сам Шолохов часто приезжает после охоты пообщаться со стариками и побаловаться свежей ушицей. С ними лучше не связываться – себе в убыток.
Так же бесцеремонно вели себя старики в дальнейшем.
– Чего стоишь – вынимай рыбу, – командовал дед Чапурин. – Ты у нас уже семнадцатый директор, – продолжал он, и, не дожидаясь, опрокидывал в бородатый рот стакан с водкой. – Это за тридцать лет. Меньше двух годочков на человека получается. И ты продержишься недолго. Рыбку-то вы все любите, а сети у нас – дыры сплошные, то и дело латаем.
Бесцеремонного обращения Черекаев старикам не простил. Мол, нет от этой «бригады» никакой пользы совхозу, рыбу продают приезжим из Оренбурга и Куйбышева. Следующим утром отправил к рыбакам своего завхоза, чтобы он привез их к нему. И совсем разозлился, когда старики не приехали, а просили передать директору: «Если ему надо, пусть сам и приезжает, а нам некогда».
И Черекаев издал приказ о ликвидации бригады. У стариков отобрали сети и лицензию, выданную рыбинспекцией. На защиту старых рыбаков встали все, даже рыбинспекция пригрозила вообще отобрать у совхоза лицензию на лов рыбы в Чалкаре. «Другим не доверяем», – говорили рыбинспекторы о «горынычах». Но Черекаев был неумолим и дедов уволил.
А потом в кабинет крутого директора неожиданно вошел Шолохов вместе с уволенными рыбаками.
«От неожиданности я растерялся, засуетился, не зная, как вести себя со столь известным человеком», – вспоминал Черекаев.
Но даже заступничество Шолохова не помогло: крут был директор и своих решений не менял. Единственное, что он обещал писателю: старики обижены не будут. Но отношения у них не сложились: Шолохов наотрез отказался от «чая», предложенного Черекаевым, и в будущем с ним особо не общался. Стариков-горынычей писатель любил. Любил слушать у костра их рассказы и песни, считал, что лучше деда Чапурина никто не исполнял романс «Накинув плащ с гитарой под полою…».
«В близких отношениях с Шолоховым я не был никогда», – признавался Черекаев. Хотя при его честолюбии, наверняка, ему бы этого хотелось, да и дача писателя на Братановском яру была совсем близко от Анкаты.
В те же дни, когда Черекаев расправился со старыми рыбаками, он уволил из совхоза одного первоцелинника, сказавшего, что приказы директора – незаконны.
Расправившись со слишком непокорными «горынычами» и создав другую рыболовецкую бригаду, Черекаев принялся осваивать Чалкар. Там появился тот самый «плавающий домик», в котором после рыбалки и охоты решались многие вопросы с заезжим начальством.
Чалкар был богат разной рыбой, но особенно славился своей воблой и сазаном. Об этом Черекаев пишет со вкусом. Чалкарская вобла отличалась от астраханской более широкой спинной частью, мясистостью, жирностью и большим количеством икры. Даже в подвяленном виде чалкарская вобла весила не менее 500-600 граммов. «Очищенная от чешуи тушка ее почти прозрачна и золотится, будто хрустальная. Запах и вкус такой рыбы передать трудно, ее нужно попробовать. Душистая, мягкая, вкусная, малокостная… Чалкарскую воблу трудно пересолить. Она воспринимает столько соли, сколько нужно для хорошего вкуса … Отличается от своих собратьев и чалкарский сазан. И не только длиной и весом, но и шириной туловища. У крупных нагуленных особей спина – как у хорошо откормленного поросенка – широкая, округлая, лоснящаяся от подкожного жира. …Чалкарцы гордятся своим сазаном примерно также, как аральцы усачем, сибиряки байкальским омулем или узбеки самаркандской дыней».
Нередко бригада черекаевских рыбаков вылавливала сазанов по 12-15 килограммов весом, а однажды привезла к конторе – специально напоказ – огромную щуку весом 32 килограмма. Причем уже отнерестившуюся, икры было в ней не меньше семи килограммов. Ее привезли на повозке в мокрых камышах еще живой, хвост не поместился и волочился по земле.
А разведём осетров
Воблы и сазана в Чалкаре было много. Так много, что когда они шли на нерест, вода «кипела». Не было в Чалкаре только осетровых. И когда директор с компанией выезжал на отдых, осетрину ему привозили с Урала. Со вкусом описывает он, как варили тройную уху, четвертой шли осетровые, «если их привозили с Урала».
Он не пишет, чья была идея запустить в Чалкар мальков осетра, но смею предположить – его собственная. Потому что сделано это было как раз в 60-е годы, когда Черекаев возглавил Анкатинский. Да и кто еще мог себе позволять подобные эксперименты?
Мальков осетра завезли из Астрахани, выпустили в Чалкар с вертолета. Черекаев поручил своим рыбакам вести наблюдение и сам следил за экспериментом. Все спрашивал рыбаков, не попадается ли им осетр или севрюга. Думаю, рыбакам это надоело, и однажды они пригласили Черекаева на уху из «чалкарской севрюжки». Выложили ему большой жирный кусок и Черекаев обрадовался: «Это она уже такая большая и жирная?». Рыбаки посмеялись: «Это севрюжка из Урала. А из Чалкара – вот что». И, пошарив в камышах, рыбак вытащил длинную рыбешку. Севрюжка была такой тощей, что казалось, переломится.
– Голодные они здесь, питание им не подходит или еще что, – сказал рыбак Толмачёв.
Осетров в Чалкаре не видели вообще. И через десятилетия еще никто не вылавливал в Чалкаре ни осетров, ни севрюг. Эксперимент, наверняка стоивший немалых денег, провалился.
Еще хуже получилось с подсадкой в Чалкар толстолобика. Его запустили в Чалкар в 1969 году. Этот в отличие от осетра стал размножаться стремительно, вытесняя чалкарских аборигенов – воблу и сазана.
«Стаи толстолобика, как механические косилки начали уничтожать еще молодой камыш вместе с икрой рыб, которую они прикрепляют к листьям камыша. В результате чалкарские камыши изредились, заболотились песчаные плесы».
А ведь толстолобик менее ценная рыба, чем вобла и сазан. Так из–за эксперимента практически исчезла в Чалкаре вобла, меньше стало сазана.
Однажды весной приехал Черекаев на Чалкар, когда на нерест шла вобла. Вначале он ничего не понял: вода у берега кипела до самой камышовой кромки. Приглядевшись, он понял, что это рыба плавала по дну, наползая друг на друга, выпирая на берег. Ловили сачками. «Это была не рыбалка, а перебрасывание рыбы из озера на берег. Сачком зачерпывал столько рыбы, сколько мог поднять», – вспоминал Черекаев.
В такие дни Рыбцех не успевал солить воблу. Черекаев распорядился солить рыбу прямо на берегу, а развешивать в свободных животноводческих помещениях. «Заготовили мы в том году свыше 10 тонн прекрасной вяленой воблы, которая помогла нам решить многие непробивные, особенно строительные проблемы. В последующие годы опыт постоянно повторяли».
Воблу ловили все лето, но она уже не была такой жирной и вкусной, как апрельская. За воблой на нерест шел сазан. И это тоже было незабываемое зрелище.
Описывает Черекаев ночную «охоту» на спящую рыбу – с сильным прожектором и рогатиной. Ею нужно было прижать за шею ко дну спящего сазана. От его рывков лодку разворачивало, и такая рыбалка требовала от рыбаков наличие сноровки и силы.
«Уже не тот»
О Чалкарской охоте ходили легенды. Говорили, что на этом озере столько гусей и уток, что их можно ловить руками. Дичи на Чалкаре действительно было много, в том числе перелетной.
«Во время охотничьих сезонов, особенно осенью, вокруг Чалкара стояли сотни автомашин и палаток любителей охоты. Они не только стреляли, но и ставили сети, ловили рыбу. Уезжали машины, тяжело груженными. Были и несчастные случаи. Нередко люди, впервые попавшие на Чалкар, не зная нрав и особенностей озера, переворачивались лодками, тонули».
За время наблюдений, Черекаев пришел к выводу, что Чалкар – не просто озеро на пути мигрирующей птицы, где она отдыхает, кормится и летит дальше. Он сравнивает Чалкар с узловой железнодорожной станцией, откуда поезда расходятся в разные стороны.
«На озере собирается множество птицы, летящей косяк за косяком в одном направлении. После отдыха косяки, поднявшись на заре с озера, не летят, как и прилетели все вместе, а разлетаются в разные стороны – на север, северо–восток или юго–запад. Осенью птица слетается на озеро с этих же направлений, а улетает вновь вместе – на юг. Полагаю, что это не случайно. Возможно, природа создала озеро Чалкар и для этих координационных целей тоже?».
Я не специалист, но мне эти рассуждения кажутся наивными. Ведь с детства мы знаем, что все птицы осенью всегда летят на юг, а возвращаются в те места, где вылупились – на родину. Так что ничего удивительного в этом наблюдении Черекаева не вижу. Другое дело, что Чалкар на их пути – место, где можно передохнуть и подкормиться перед дальней дорогой. Жалко только, что нет уже для них таких условий на озере.
А вот тревоги Черекаева относительно того, что в последние годы «Чалкар уже не тот», вполне оправданы. Стало меньше воды, она более соленая, меньше камыша, песчаных плесов, меньше рыбы, дичи, чаще засуха в окрестных степях. Черекаев объясняет это тем, что на «всех питающих озеро водных источниках сооружены плотины». По его мнению, нужно освободить все источники, которые веками подпитывали озеро.
«Старожилы рассказывают, что до начала 50-х годов Чалкар … подпитывался пресноводными родниками, которые выходили из-под Белой горы и холмов с южной стороны озера. Даже в наше время часть родников пробивается на поверхность Белой горы, образуя небольшие пресные озерца, заросшие камышами. Родники, поскольку они мешали проезжать автомашинам в сторону Тайпакского района и в поселок Рыбцех, завалили валунами и битым камнем. Он превратился в ручеек, сливавший небольшую струйку воды в сторону Чалкара».
Когда в районе искали пресную воду для совхоза, Черекаев организовал бригаду по очистке заваленных родников. Через несколько дней открыли жерло подземной реки, и вода хлынула в сторону Чалкара, чуть не затопив людей и технику. Жерло снова спешно завалили валунами. Подземное озеро пресной воды нашли в районе Талпына.
«Чалкар нужно срочно спасать, – еще несколько лет назад писал Черекаев. Не дай Бог, если мы угробим это чудо-озеро, созданное природой на радость и благо человека».
Я помню свое первое впечатление от Чалкара. Оно возникло внезапно – среди выжженной голой степи – безграничное, синее, дышащее свежестью и какой-то первозданной красотой. Оно, как будто изо всех сил старалось быть морем – так же вспенивало белые барашки волн, так же дышало приливами и отливами, так же убаюкивающе шелестело по ночам волнами по песку. Когда я видела его в последний раз, оно уже ничего из себя не старалось изобразить. Оно выглядело, как тяжело больной человек и его было очень жалко.
Чалкар – это подарок природы нашему степному краю. Удивительное и до сей поры еще не разгаданное чудо природы. Будет преступлением перед будущим поколением, если оно погибнет по вине человека.
(Продолжение следует)
