Цесаревич в Уральске
(Продолжение. Начало в №25)
Что же получается? Сведения Жуковского, Юрьевича и Григорьева дают не так много информации о пребывании Александра Николаевича и сопровождающих его лиц в Уральске. Почему складывается такое впечатление? А потому, что почти полвека назад старый уральский краевед Николай Петрович Шишкин подробно рассказывал мне об инсценировке «багренья» и особенно о подаче прошения казаков цесаревичу. Где же мог он почерпнуть эти сведения? Возможно, из переписи Александра Николаевича с императором Николаем I.
Во время поездки по России Александр Николаевич вёл переписку со своим отцом императором Николаем I.
«15-го июня. Вторник. Уральск
Мы выехали из Оренбурга в 5 часов и въехали в землю Уральских казаков, землю весьма богатую своими произведениями. Народ видный собою, но закоренелый в расколе, отчего проистекает большее зло во всем, даже в самых безделицах видно их упрямство, например Перовский приказал обмундировать всех тех казаков в мундиры, которые должны были меня вести на станциях, наподобие оренбургских, где они это исполнили с большим удовольствием, здесь же, напротив того, не только не с удовольствием, но даже начали шалить и не повиноваться, говоря, что этого прежде никогда не бывало, их, однако же, тотчас к резону привели. Одеты же они несравненно хуже в сравнении с оренбургскими и все в бородах, все по той же несчастной причине. В Уральск я приехал в 1/2 1 часа ночи и остановился в доме наказного атамана генерал-майора Покатилова, которого Перовский хвалит во всех отношениях как человека благородного, честного, одним словом, как такого, какого для них нужно. Дом его большой довольно и хорошо устроен, у квартиры стоял караул от 1-го Линейного оренбургского батальона».
А вот письмо, написанное в Уральске на следующий день:
«16 июня. Среда. Уральск
День этот был весьма примечательный в своем роде. Поутру я принял представление всех чиновников как служащих, так и отставных, между ними находился бывший атаман генерал-майор Назаров, старик в генеральском мундире и в бороде, закоренелый раскольник, глава прочих, человек хитрый и хотя недовольный теперешним порядком вещей, но скрывающий свое неудовольствие. Кроме него из главнейших раскольников отставной полковник Мизинов, который сам у них исполняет скрытно должность священника в молельнях. Члены войсковой канцелярии выбраны весьма удачно из людей благоразумных и доброжелательствующих. Вообще новая генерация уже гораздо лучше старой насчет раскола и смотрят на это уже как на странность, а не как на необходимость. Надобно надеяться, что время и образование юношества искоренят совершенно это зло. Приняв представления, я поехал в Соборную церковь единоверческую, странно, что до сих пор во всем городе не было ни одной православной церкви кроме батальонной в казарме 5-го Оренбургского батальона, куда я также заезжал.
Случилось, кстати, что при мне заложили первую православную церковь во имя Александра Невского и я положил первый камень. После этого и присутствовал при рыбной ловле на Урале, они показывали примерно разные способы ими употребляемые зимою, весною, летом и осенью, при мне вытащили багром осетра, вынули из него икру и посолили. Все это происходило при огромном стечении народа, который меня точно с радушием принимал, и с благодарностью своему Государю, что он к ним прислал их атамана. Погода была удивительная: 32° в тени. У меня был обед с гостями, а вечером я осматривал войсковую школу, которая в большом порядке, и видел в здании, предназначенном для женского института, всех здешних дам в национальном костюме, весьма некрасивом, они как магометанки не любят показываться в публике, между ними есть довольно хорошенькие. Город Уральск довольно красивый, 600 каменных домов. Я Покатилова о многом расспрашивал, он точно, кажется придельный человек и старается по совести исполнять на него возложенную обязанность.
Он то же самое говорит, о чем я прежде упомянул, т.е. что все зло у них происходит от закоренелости в расколе, в котором нет ничего хорошего, ибо они не только не добродетельнее православных, но, напротив того, довольно развратны и прикрывают это мнимою святостью. Казаки на внутреннюю службу идут весьма неохотно и насилу их принудили надевать мундиры, тогда как башкиры это сами исполняли без всякого затруднения, всякий порядок, который стараются у них ввести, им не нравится, если не употреблять строгость, то они готовы шалить, вот почему с ними шутить никак не должно и никак ничего не спускать, что Перовский с ними и наблюдает.
В этот день вечером я получил письма Ваши от 9-го числа».
О неприятном инциденте, происшедшем в Уральске во время его посещения цесаревич сообщал отцу:
«17 июня. Четверток. Бузулук
Мы выехали из Уральска в 8 часов и при самом выезде несколько человек из простого народа, как нам показалось, подали мне просьбу, они что-то кричали, хотели остановить колонну, но мы ускакали. Дорогой мы начали ее разбирать и нашли в ней открытую жалобу на начальство. Всего хуже то, что просьба сия не подписана, а подавшие ее называют себя представителями целого общества. Они в особенности жалуются на Покатилова, им не нравится, что атаман не из них выбран, и потому они на него Бог знает что навыдумали, говорят, что он и даже сам Перовский берут взятки, и в заключении просят отрешить их обоих и послать для исследования чиновников, от них не зависящих. Я передал эту просьбу Перовскому, который сам туда хотел поехать, чтобы немедленно кончить это дело. Он говорит, что просьба эта должна быть написана несколькими негодяями, которых он непременно велит отыскать и предать военному суду, он просил меня написать Тебе, милый Папа, что дело, если бы не при мне случилось, то он сам бы кончил, но так как оно при мне произошло, то он будет дожидаться, не воспоследует ли какое-нибудь особенное Высочайшее повеление. Притом он отвечает за невинность Покатилова и просит позволения впредь удалять из Уральска людей ему известных и опасных по беспокойному своему уму на жительство в другие места.
Обо всем официально донесет Военному министру. Копию с сей просьбой, как особенно важную, я пересылаю Тебе в особенном пакете, оригинал остался в руках Перовского для узнания виновных. Он говорит, что этим случаем надобно воспользоваться, чтобы их к резону привести, он не любит шутить, как Тебе известно, милый Папа».
В письме отцу, написанном в Саратове 28 июня 1837 года, цесаревич опять возвращается к инциденту в Уральске:
«Тут мы получили письмо от почтенного Перовского об следствиях поданной мне в Уральске просьбы, об которой я Тебе из Казани писал, к сожалению, они важнее, чем он первоначально полагал, как теперь Тебе уже, вероятно, известно. Но, может быть, это к лучшему, ибо этим случаем можно воспользоваться, чтобы привести в исполнение то, что иначе бы весьма затруднительно было. Из донесения Перовского Ты, вероятно, усмотрел, что причины всему лежат в том же, о чем я говорил в своем письме, я об одном забыл упомянуть, это об найме казаков, т.е. те, которые назначались на службу, сами не ходили, а нанимали за себя других, например, за гвардейский взвод, который теперь должен был отправиться в Петербург, каждый казак за 2 года службы в столице получил по 6000 рублей. Слыханное ли это дело! И как можно дозволить, чтобы казаки, которые должны были считать за самое величайшее счастье служить в Гвардии, делали из этой чести торг! Это доказывает, что они ее не достойны. Пора было положить конец всем этим беспорядкам и ввести и в Уральском войске тот же порядок, как и в других казачьих войсках. Я уверен, что Перовский молодцом себя и в этом случае покажет».
В старых журналах
В Уральске эти вопросы можно выяснять годами. А в крупнейших государственных библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга нужную информацию можно собрать в течение нескольких часов. До революции история Уральска была в большем почете, чем в последующем в СССР.
В указателях к журналам «Исторический вестник», «Русский архив», «Русская старина» обнаруживаю две статьи П. Юдина «Цесаревич Александр Николаевич в Оренбургском крае в 1837 году» («Исторический вестник», 1891 год) и «Граф В.А. Перовский в Оренбургском крае» («Русская старина», 1896 год). Может быть из них брал сведения Шишкин?
Выписываю журналы. Оказывается, автор статей использовал документы оренбургских архивов и материалов Оренбургского статистического комитета. Упоминает записки С. Гуляева «Отрывки из прошлого», опубликованные в 1894 году в «Уральском листке». Юдин рассказывает очень подробно о пребывании Александра Николаевича в Уральске. И вот какая вырисовывается картина. Начнем с Оренбурга.
К 12 июня, дню прибытия наследника престола в Оренбург, туда приехали хан Букеевской орды Жангир, султаны-правители трех частей Младшего жуза, оренбургский муфтий Абдусалям Габдрафиков и несколько казахских баев и почетных старшин. На следующий день цесаревич принял их в своей резиденции. Муфтий приветствовал его от лица всех мусульман Оренбургского края. Вечером цесаревич посетил меновой двор, вблизи которого встретил двух казахов, одетых в богатые национальные костюмы. Они на чистом русском языке представились Александру Николаевичу, один в качестве ординарца, другой – вестового. Цесаревич расспросил их о житье-бытье. Первый из казахов оказался казачьим урядником, участвовал в заграничном походе русской армии в период наполеоновских войн и имел медаль за взятие Парижа. Это настолько заинтересовало цесаревича, что он по пути на скачки, не обращая внимания на свиту, расспрашивал «ординарца» об эпизодах 1812 года.
На другой день, рано утром, цесаревич выехал из Оренбурга по тракту на Уральск, провожаемый местными властями и толпами народа.
Поезд цесаревича передвигался быстро. Мелькали казачьи станицы, форпосты и уметы. Дорога, перескакивая овраги, пересекая бугры и пестрые ковры лугов, подбегала к Уралу, а то вдруг круто поворачивала в сторону. Цесаревич и его свита любовались прелестными пейзажами, широкой необозримой степью.
В Уральске цесаревича ждали 16 июня. Все войсковые чины собрались в этот день в доме наказного атамана. За городом были поставлены махальные. Войсковая площадь с самого утра была запружена казаками и казачками. В половине первого коляска цесаревича въехала на площадь и проследовала прямо на квартиру – к атаманскому дому.
…День был солнечный, жаркий, путешественникам хотелось освежиться, но цесаревичу порядком надоели лимонады и мороженое, и он попросил простокваши. Ее-то как раз не приготовили. Бросились туда, сюда, и, наконец, нашли у чиновницы Чернобровиной.
После приема властей и легкой закуски цесаревич присутствовал при закладке собора Александра Невского, заложив первым в основание его камень с надписью времени заложения. Место под собор было намечено еще в 1831 году, и все бывшие тут частные дома снесены за войсковой счет. Собор был освящен спустя тринадцать лет, в 1850 году, преосвященном оренбургским и уфимским Иосифом.
Вечером того же дня Александр Николаевич посетил примерное багренье и плавню. Для багренья был устроен довольно большой плот, изображавший собой лед, в котором были сделаны отверстия наподобие прорубей. Рыбу заранее напустили в садок. На плоту с баграми стояли только офицеры. Когда они стали опускать через отверстия багры в воду и вытаскивать осетров, цесаревич тоже пожелал испробовать свои силы. Тотчас ему был поднесен длинный багор, начальство столпилось около «проруби». Цесаревич опустил багор в воду и забагрил крупного икряного осетра, которого подбагрил ему полковник Бизянов.
Но на этом багреньи произошел инцидент. Плот был недостаточно укреплен в устоях и от скопления людей стал погружаться в воду. Александр Николаевич успел вскочить в поданный ему двенадцативесельный катер. (Катер потом долгое время сохранялся в Уральске в Митрясовской пожарной части, но во время случившегося в городе в 1879 году пожара сгорел. Багор, которым пользовался цесаревич, хранился в войсковом хозяйственном правлении). Но некоторым офицерам пришлось выкупаться в парадной форме.
Показали наследнику и примерные весеннюю и осеннюю плавни. Эти оригинальные рыбные ловли понравились цесаревичу, он увидел ловкость и молодечество уральских казаков.
Цесаревичу довелось видеть, как казачата-мальчики – подростки бросались с Красного яра головой вниз и «колом» ныряли в воду, доставали со дна землю и выделывали различные «фортели». Около катера цесаревича, держась к нему ближе всех остальных, выделывал на воде особенные коленца мальчик по фамилии Курилин. Обратив на него внимание, цесаревич будто бы сказал:
– В глазах этого мальчугана светится недюжинный ум.
Впоследствии Меркурий Кузьмич Курилин стал одним из выдающихся администраторов в Уральском войске. Он служил в областном и войсковом хозяйственном правлениях, стал генералом, был одним из образованнейших людей в Уральске, великолепным знатоком русской классической литературы, особенно творчества М.Е. Салтыкова-Щедрина, являлся одним из основателей областной публичной библиотеки и войскового музея…
Наследник не делал строевого инспекторского смотра, но видел конвойные команды казаков, расставленные по линии, и взвод лейб-гвардии Уральского сотни. Его порадовало благосостояние казаков.
И все-таки настроение цесаревича было омрачено одним происшествием. Вся Россия знала, что уральские казаки всегда отличались беспокойным и строптивым характером, постоянно надоедая начальству «неуместными и с законом несообразными просьбами», жалуясь на различные притеснения. К приезду цесаревича в войске сплотилась значительная партия недовольных недавно выработанными правилами аханного и курханного промыслов.
Раньше курханный промысел или курхайское рыболовство производилось в курхайском морце, на границе земли Уральского войска с Букеевской ордой. Когда же морце это высохло, то рыболовство было перенесено в Каспийское море, вправо и влево от устья Урала. Теперь уральским казакам казалось, что курханное и аханное рыболовство, обогащая весьма немногих рыболовов, наносило ущерб главному кормильцу войска – Уралу-батюшке.
И вот, как только разнеслась весть, что в Уральск прибудет августейший атаман всех казачьих войск, недовольные заволновались, настрочили прошение и во что бы то ни стало решили подать его цесаревичу. Под прошением, помимо простых казаков, подписалось и много офицеров.
(Окончание следует)
Автор: Олег Щёлоков,
доктор исторических наук