Цесаревич в Уральске
Уральск, 16 июня 1837 года.
В этот день город Уральск посетил человек, известный во всемирной истории как крупнейший реформатор России. Довольно долго, 26 лет, с 1855 по 1881 год находился он на престоле Российской империи под именем Александра II. Советская историческая наука не жаловала его. В советские годы вся официозная историография России вертелась вокруг революций и революционеров. Убийцы Александра II превозносились, сам император отодвигался в тень. Несколько поколений школьников и студентов даже и не связывали имя Александра II с великими реформами 60-70-х годов XIX века. Реформы упоминались, их инициатор и главный проводник замалчивался.
В Уральске он побывал в девятнадцатилетнем возрасте. Но общая оценка деятельности Александра Николаевича влияла и на освещение его пребывания в этом городе. В 1837 году завершился курс обучения наследника престола, и он совершил ознакомительную поездку по губерниям Центральной России, Уралу и Западной Сибири. Наши ученые и краеведы писали о поездке цесаревича в основном в связи с биографией Василия Андреевича Жуковского, бывшего наставником Александра. Вот-де приезжал поэт в Уральск, остановился в атаманском доме, сделал несколько записей в своем дневнике. О посещении Жуковским города сообщала и мемориальная доска. И кто кого сопровождал, оставалось неясно…
Заглянем в дневник жуковского
Впервые отдельной книгой дневники Жуковского были изданы в Санкт-Петербурге в 1903 году Иваном Афанасьевичем Бычковым, бывшим свыше шестидесяти лет хранителем Отдела рукописей Публичной библиотеки. С ней я ознакомился в Санкт-Петербурге, в самой Государственной публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина, переименованной ныне в Российскую национальную библиотеку. Нашел раздел «1837 год», затем заголовок «Июнь». На страницах 327-328 прочитал: «15 [июня]. Переезд из Оренбурга в Уральск. Великий князь в закрытой коляске. Я вместе с Перовским, сначала в тарантасе с Далем. Ссора с великим князем. Приезд в половине первого.
16 [июня]. Пребывание в Уральске. С Далем на берегу Урала. Приготовленные рыбные ловли. Назов – Пугачёвское лицо. Рыбная ловля. Весенняя плавня или севрюж (севрюжье рыболовство. – О.Щ.). Уборка сена (Обкашивание. Начало разом, все вдруг, кто сколько может). Осенняя плавня: сперва построение учуга. Сохранение мест. Строгость насчет ловли особенной. Ловля под учугом, абрашка. Атаманский куст. Ловля водолазами. Общая ловля выше учуга. Зимняя ловля. Царский кус в начале. Малое багренье. Большое багренье. В генваре. Пешня. Багор. Подбагренник. Чекушка (бить рыбу по голове). Имя лодок. Бударка с кривым железным носом. Вид берега, усыпанного народом. Пряданье мальчишек с берега. Искусство уральцев на воде. Анекдот о льдине и двух осетрах. Нужно продать на 500 рублей каждому, чтобы жить. Служащие, отставные и малолетние… Наемка и наемщик. Анекдот о Петре Фёдоровиче и деньгах за простоквашу. Посещение Аграфены Адриановны Донсковой. Сорока, поднизь, сарафан. Образная. Девятая пуговица на сарафане. Визиты Стахею и Андреяну Дмитриевичу Мизиновым. Они в оппозиции… Василию Осиповичу Покотилову, войсковому атаману. Анекдот о выборе Покотилова; Мизинов: я их поставил на колени, я их и подыму. Фёдор Григорьевич Басанов.
17 [июня]. Переезд из Уральска в Бузулук (…)».
К некоторым непонятным местам дневниковых записей И. Бычков дал примечания. Абрашка, оказывается, ручной крючок, которым ловили осетров под учугом. Для объяснения фразы «Пряданье мальчишек с берега» предлагается обратиться к публикации писем С.А. Юрьевича в журнале «Русский архив». Петр Фёдорович – это, конечно, Пугачёв, выступавший под именем императора Петра III Фёдоровича. Аграфена Адриановна Донскова – вероятно, вдова атамана Уральского войска Донскова. Сорока – головой убор.
С.Д. Мизинов – отставной полковник, А.Д. Мизинов – отставной войсковой старшина. Василий Алексеевич Перовский – военный губернатор Оренбургской губернии и командир Отдельного оренбургского корпуса. По его мнению, Стахей Мизинов имел большое, но вредное влияние на казаков. Василий Осипович Покатилов (в записи Жуковского – Покатилов) был первым наказным атаманом Уральского казачьего войска, назначенным из лиц неказачьего происхождения.
Но даже с этими примечаниями узнаёшь очень мало о пребывании в Уральске цесаревича, да и самого Жуковского. А ведь поэт в одном из писем с дороги обещал матери цесаревича императрице Александре Фёдоровне: «В свое время буду иметь счастье представить Вашему величеству полный и сколько возможный подробный отчет нашего путешествия…». Но, по свидетельству хорошо знавшего Жуковского поэта Петра Андреевича Вяземского, «Жуковский не ленив был сочинять, но писать был ленив. Работа, рукоделие писания были ему в тягость. Сначала вел он дневник свой довольно охотно и горячо; но позднее этот труд потерял прелесть свою. Заметки его стали короче, а иногда и однословны…». Уральские записи относятся именно к этой поре. Жуковский так и не написал «подробный отчет» о путешествии.
Письмо С. Юрьевича
Генерал-адъютант, генерал от инфантерии Семён Алексеевич Юрьевич в 1837 году, имея пока еще придворный чин флигель-адъютанта Николая I, заведовал перепиской наследника. Он, как и Жуковский, сопровождал Александра Николаевича в его поездке по России, был и в Уральске. С дороги посылал своей жене Елизавете Андреевне подробные письма, хранящиеся теперь в Государственном архиве Российской Федерации в Москве, но опубликованные еще в 1887 году в солидном журнале «Русский архив». Письмо из Уральска помечено днем пребывания в нем «поезда» цесаревича – 16 июня. Из письма узнаем, что переезд из Петербурга в Уральск был самой трудной частью пути. Юрьевич сообщает: «По всему течению Урала солнце пекло нас всею своею огненною силою. В Оренбурге жар был для нас несносен, но вчера и сегодня в Уральске даже и уральцам было жарко; говорят, в тени сегодня было до 30-ти градусов по Реомюру (37,5 градуса по Цельсию. – О.Щ.). Зато мы не вытерпели сегодняшнего зноя, и под вечер великий князь и вся его свита (кроме стариков наших, Кавелина, Жуковского и Арсеньева) с жадностью бросились в Урал. Это было для нас наслаждение, которое было бы больше, если бы вода Урала была похолоднее: мне казалось, что я попал в отварную воду. Для великого князя казаки построили ванну, из которой ему выйти не хотелось». Урал участники поездки увидели «оживленным удалыми рыбаками, уральскими казаками». Ознакомившись с бытом и занятиями казаков, Юрьевич отметил: «Так называемые уральские казаки, по моему мнению, больше рыбаки, нежели казаки: их станицы… расположены по берегу Урала, вода которого для них жизнь, богатство, отечество; они стерегут, берегут ее как сокровище и от своих, и от чужих. Беда… всякому, кто бы не в урочный час нарушил вековые законы: закинуть сеть, чтобы поймать осетра, их кормильца».
Интересно читать записи человека стороннего, занимавшего заметное место в тогдашней властной иерархии, но знакомого с краем уральских казаков понаслышке. И вот этот человек оказывается в Уральске, и на него род занятий казаков производит сильное впечатление. Юрьевич пишет жене: «Для великого князя сегодня показана была примерная ловля осетров, и летняя, и зимняя, которые совершаются у них разом, всем населением, торжественно, по установленному знаку от Гурьева (у Каспийского моря) до Уральска. Тысячи маленьких челноков бросаются тогда наперерыв один перед другим со своими сетями в известные притоны осетров и вытаскивают их на берег, складывают в кучи и тут же потрошат их. Солят икру в бочонках, солят осетров в больших кадях; и кто больше наловил, насолил и продал, тот и богаче. Мы видели образчик этой весьма любопытной ловли и со всеми проделками с осетрами и знаменитою уральскою икрой. При нас осетр был пойман, из него вынута икра, посолена и подана к закуске, тут же, на нарочно устроенном плоту, приготовленной, которую мы с большим аппетитом ели и которую нельзя нигде есть такую вкусную, как на самом месте. Это самое любопытное, что мы видели в городе Уральске, и, кажется, как бы для этого сюда приезжали».
Но нет, приезжали, конечно, не для закусок и развлечений. Были и цели государственного значения. И об одной из них Юрьевич упоминает: «Сегодня великий князь положил первый камень при закладке православной здесь церкви имени Св. Александра Невского и двух приделов: Благовещения и Иоанна Златоустого… В Уральске много церквей, но все они старообрядческие; из них две единоверческих, т.е. сближающихся с православною церковью, и в казармах здешнего гарнизона одна маленькая православная церковь. Великий князь посетил их и поклонился в сих трех церквах, но в раскольничьи не заходил. Эти единоверческие церкви недавно обращены из старообрядческих. Уральцы самые упорные и закостенелые раскольники; между ними числом всего пять человек православных, из коих один только офицер. Здесь от простого казака до генерала все носят бороды и в мундире. Несколько молодых офицеров для приезда великого князя выбрились; но, говорят, им придется расплачиваться за сие (с своими матерями и женами, злейшими поборницами раскола) по отъезде великого князя».
Характеризуя сам город Уральск, Юрьевич отмечает, что «для степи это богатый город. Одна предлинная улица, вся из прекрасных больших каменных домов, и всё казаков здешних; внутренность домов также богато отделана… Много церквей каменных, есть училище для казачьих сыновей, но мало отдают в оное. Великий князь посетил сие училище, посетил войсковую канцелярию, выставку, на которой были только травы степные и птицы (чучелы) уральские примечательные, да армячина (материя для армяков)».
Письмо Юрьевича как бы дополняет записи в дневнике Жуковского, в той их части, где говорится о занятиях уральских казаков и показательной рыбной ловле. Но другие записи Жуковского с помощью информации Юрьевича не раскрыть.
Из материалов В.В. Григорьева
Продолжая поиск, вышел на фонд Василия Васильевича Григорьева в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки (РНБ) в Санкт-Петербурге.
Кто такой Василий Григорьев и какое отношение имеет к нашему краю?
Сегодня имя профессора Григорьева не часто встретишь даже в научной литературе, не говоря о массовой периодике. Григорьев являлся наиболее яркой и самобытной фигурой среди русских ученых-востоковедов 30-70-х годов XIX века. Владея многими иностранными языками, в том числе и монгольским, Григорьев написал и опубликовал немало работ по истории Золотой Орды, Средней Азии и сопредельных территорий. Один из лучших востоковедов своего времени, Григорьев был создателем первой кафедры истории Востока в Петербургском университете. До него такой кафедры не было ни в одном университете мира. А с 1851 года в жизни ученого начался период, имеющий непосредственное отношение к истории Западного Казахстана: он начал службу в качестве крупного администратора в Оренбургской губернии, с 1854 года стоял во главе важного учреждения того времени – Оренбургской пограничной комиссии, управлявшей областью Оренбургских киргиз (казахов) и Букеевской Ордой. (Общеизвестно, что в те времена в русской официальной политике, научной литературе и беллетристике казахи именовались киргизами).
В течение восьми лет Григорьев вел энергичную борьбу с бездушным отношением к казахам со стороны оренбургских чиновников и особенно с генерал-губернатором Безаком, требовавшим от Григорьева поддержки казахской аристократии и мусульманского духовенства и одновременно безжалостной эксплуатации рядовой массы кочевников.
В своей деятельности Григорьев стремился соблюдать российские государственные интересы и в то же время не причинять вреда благосостоянию казахского народа. В целом ряде официальных бумаг он доказывал, что лишать кочевников средств к существованию и улучшению своего быта не только бесчеловечно, но и в государственном отношении невыгодно.
Свое кредо государственного чиновника Григорьев выразил в заметке «О земледелии в Башкирии», опубликованной в 1861 году: «Ломка народного быта считается не только правом административной власти, которым она может и не пользоваться, а обязанностью ее, целью, к которой она должна стремиться.
Господство такого взгляда у нас может привести в отчаяние человека мыслящего и наблюдающего, тем более, что в новых поколениях взгляд этот не только не заменяется лучшим, а крепнет и расширяется… Народ в глазах этих господ – глина, из которой администратор может лепить по произволу все, что ему вздумается, труп, который он может полосовать как ему угодно. В олимпийском величии своем эти господа не удостаивают заметить, что режут они не труп, а живое тело, одаренное чувствительностью и страшно страдающее от всякого прикосновения к нему ножа. Подумали бы эти умные господа о том только, что если пересаживать дерево каждый год, хотя бы и в лучшую каждый раз почву, оно никогда не пустит корней, не окрепнет, не даст плода, и вследствие такой «заботливости» о нем наконец засохнет».
После отставки Григорьева казахи долго не хотели верить, что он оставил край навсегда. И при случае посылали ему в Петербург поклоны. Враги же Григорьева из желания собрать против него какие-либо улики, старались допытаться от казахов указаний на поборы, но «нужных» показаний никто из них не дал. Один из бывших сотрудников Григорьева из казахской среды писал ему: «Теперь даже и недальновидные люди поняли, какого крепкого защитника правых и покровителя слабых и невинных лишились мы в Вас, и память о Вас, память о том, как вы мощною своею волей обуздывали ордынские власти, всегда жадные до грабежа и готовые покрыть всю степь стоном и слезами киргиз, лишь бы из этого можно было извлечь выгоду для себя, память о правосудии Вашем, память о том, как в Ваше время всякий киргиз мог безбоязненно предстать перед вами, не опасаясь теперь страшного мщения со стороны здешних притеснителей народа. Память о всем этом никогда не искоренится из сердец здешних киргиз…».
А ведь говоря языком некоторых современных политиков и ученых, Григорьев был крупным колониальным чиновником, осуществлявшим на основе повелений из Санкт-Петербурга русскую колониальную политику…
В фонде Григорьева в РНБ есть две увесистые папки со статистическими материалами к ним военного губернатора и других чинов военного и гражданского управления о состоянии Оренбургского и Уральского казачьих войск. В одной из папок встречаю текст: «О православном Александро-Невском соборе». Ну-ка, ну-ка, думаю, не о закладке ли собора цесаревичем? Да, действительно, об этом. Читаю: «При сооружении сего собора имелась в виду двоякая цель: во-первых, доставить временно проживающим в г. Уральске православным христианам возможность исполнять религиозные обязанности, и во-вторых, внедрить между староверами православный храм и тем постепенно распространить с свойственным российской православной церкви терпением истинное значение учения Христа Спасителя. Храм этот был возведен на войсковые суммы». Строительство храма завершилось в 1849 году.
(Продолжение следует)
Автор: Олег Щёлоков,
доктор исторических наук
Фото автора
