Незабываемое

1 декабря 2016
0
1933

Первый раз с Зайдоллой Кабеновым я встретился в редакционном кабинете. Он тяжело опустился на стул и стал рассказывать о себе, о тех, с кем судьба в разные годы сводила его на жизненных перекрёстках. Были среди них люди, оставившие значительный след в литературе, музыке и других видах искусства Казахстана. Сам Зайдолла аға большую часть своей жизни отдал системе здравоохранения в нашей области, находясь всё время, как на фронте, на самых передовых её рубежах. С первых минут разговора я понял, что мой собеседник очень интересный человек, и мы условились с ним ещё раз встретиться, а чтобы не «гонять» зря старика – у него на квартире.

З. Кабенов

Потянулись дни за днями, а нам обоим все что-то мешало. То на меня вдруг наваливались срочные дела, то Зайдолла ағай занемог: стояли холодные осенние дни, с ветрами и дождями, и уважаемый аксакал простыл. Наконец, когда все уже было позади, и он радушно принимал меня у себя (как оказалось, мы почти соседи, живем на улице Курмангазы, через несколько домов), он признался мне, что была еще одна причина, по которой наша встреча откладывалась и могла вообще не состояться:

– Дочка была против… Да, та самая, которую вы видели, – добавил он со смущенной улыбкой. И я вспомнил, что когда в редакции провожал ветерана, у спуска по лестнице его у меня перехватила, бережно взяв под руку, миловидная женщина. – Зачем, говорит, мол, тебе это надо? О тебе столько уже писали, ты выпустил свои книги, которые не остались незамеченными земляками…

Слушая ветерана, я по-человечески понимал родного ему человека. Даригой, скорее всего, двигало стремление оградить отца от излишних волнений, без которых невозможен никакой экскурс в далекое прошлое, да еще в таком преклонном возрасте – Зайдолле аға около 85 лет. Реальных, а не паспортных лет. Впрочем, со своим  «официальным» возрастом, который сделал его моложе на два года, он давно свыкся, и если вспоминает об этом, то лишь иногда, в минуты откровенности, в кругу близких.

– Мы каратобинские, – напомнил мне аксакал о том, что я уже знал из предыдущей нашей встречи.  – Отец, Кабен, родился в 1900 году в Бес-оба, это километрах в восьми в сторону Уральска от Каратобы, нынешнего административного центра одноименного района. Мама его вскоре умерла, и он совсем еще маленьким стал наполовину сиротой. Отец Ахмет, мой дедушка, женился во второй раз, мачеха с самого начала невзлюбила мальчика, а уж когда начали появляться на свет её родные дети вообще было невмоготу оставаться в ставшем ему вдруг чужим доме – все внимание и заботу женщина, полностью подчинившая своей воле отца, стала уделять им. В тринадцать лет Кабен ушел к богатому татарину Ахметзяну, жившему в Каратобе. Он на него работал без всякой скидки на возраст, а за это богатый земляк предоставлял мальчику кров.

Затем Кабен женился, взяв в спутницы девушку из Макатского района Гурьевской, нынешней Атырауской, области. Мадина с родными ежегодно пригоняла на лето в их край пастись скот и тут на нее положил свой острый глаз молодой Кабен. Он устроился на службу в милицию. Зарекомендовал себя с самой лучшей стороны: добросовестно выполнял служебные обязанности, отлично стрелял из табельного оружия, был непревзойденным наездником.

В 1937 году случилось то, что в то время было почти обыденным явлением. Ахмета, которому было уже за пятьдесят, арестовали как врага народа и сослали, что называется, «в места не столь отдаленные». Впоследствии стало известно, что в Великую Отечественную, в 1942 году, его освободят и отправят в район боевых действий, откуда он уже не вернется. Будучи в пожилом возрасте наш земляк не  вынесет невзгод и лишений военного лихолетья, заболеет и умрет.

Как сын «врага народа» будет уволен из органов правопорядка Кабен. С трудом, имея два или три класса, что по тем временам было, в общем-то, неплохим образованием, устроится бухгалтером в местный колхоз. Но война и его не обойдет стороной, и вскоре он в числе других аульчан отправится защищать Родину.

– В войну, – вспоминает Зайдолла аға, – я окончил только четыре класса, и тому были как минимум две серьезные причины. Во-первых, в нашем колхозе имелась только школа-четырехлетка, и продолжить образование я мог лишь в одном из ближайших населенных пунктов. Во-вторых, в семье было восемь детей (трое из которых в малолетстве умрут), я – средний, и пришлось около двух лет поработать в колхозе, чтобы хоть как-то помочь бедной матери, оставшейся наедине с целой прорвой голодных ртов. Но вот война закончилась, и надо было где-то дальше учиться. В соседнем ауле, где была семилетка, жил брат отца Кабекен, преподававший математику в этой школе. Я – туда, к дяде, его так и звал, хотя он был всего лет на пять старше меня. При зачислении учительница почему-то не учла два года моего труда в колхозе, они как бы совсем выпали из моей биографии, и из тринадцатилетнего я по её незлой воле вновь стал одиннадцатилетним. Это так потом и войдет во все документы.

Родители Зайдоллы аға

Три года пролетели быстро и вновь парнишке пришлось переезжать для того, чтобы получить среднее образование. В Каратобе находилась школа-интернат, но перед Зайдоллой при поступлении туда неожиданно возникла серьезная преграда в виде… приемной комиссии. Её возглавлял заведующий районным отделом народного образования, перед этим присланный сюда с севера области, из Чингирлау. Чиновнику не понравилось, что юноша совсем не владел русским языком и ему отказал. За Зайдоллу горой встал другой член комиссии, руководивший в районе социальной службой. Он был из фронтовиков. Мужики из-за парня чуть не подрались. «Зато он знает казахский, а остальное дело наживное», – наседал на ошеломленного коллегу оппонент.

– Это был первый добрый человек, которого я повстречал на своем тернистом жизненном пути, – признался Зайдолла аға. – Звали его Жылкыбаем Аимбетовым. Интернат, куда я все-таки попал, оказался… – ветеран сделал паузу, – оказался тем местом, которое, пожалуй, можно назвать раем. Кровати, чистое, регулярно меняемое белье. В меню – первое, второе блюда…  В это не верилось мне, аульному пацану, почти не знавшему даже, что такое простой хлеб. Хорошо помню, как мы бродили по окрестностям аула и собирали какие-то дикорастущие злаки, потом маленькие черные зерна мололи в ступе, разводили в молоке или айране и употребляли, утоляя голод.

В интернате Зайдолла подружился с Катей Грош, немкой из переселенцев, и Жакыпом, оба – из совхоза «Каратобинский». Катя, умная, шустрая девчонка, прекрасно говорила по-казахски, русский язык тоже ей был как родной, а в семье с родными она чаще общалась на немецком. Жакыпу все время что-то очень трудно давалась учеба, парень, кажется, совсем потерял веру в свои силы. Закончив на год раньше Зайдоллы десятилетку, он поехал в Уральск для того, чтобы попытать счастья – поступить в Уральский педагогический институт имени А.С. Пушкина. Не удалось и, вернувшись в Каратобу, сказал своему другу: «В будущем году, как получишь аттестат, вместе еще куда-нибудь поедем!»

Так и поступили. Юноши вновь выбрали пединститут, филологический факультет, казахское отделение. На казахском настоял Зайдолла. Он посчитал, что неважное владение русским языком помешает ему и его товарищу получить высшее образование. Сдали документы и еще до экзаменов получили места в общежитии. И в тот же день или на другой Зайдолла Кабенов случайно повстречался на улице с Катей Грош. Она рассказала, что решила учиться в Алма-Атинском мединституте имени Молотова, благо в Уральске в это время работала приемная комиссия. И посоветовала ребятам последовать её примеру.

Но в пединституте аульным парням категорически отказались вернуть документы: мол, только  в том случае их получите, если провалитесь на вступительных экзаменах… Такой расклад не устроил ребят. Вступительные экзамены у будущих педагогов начинались недели на две позже, чем в Алма-Атинском вузе, и, не пройди они их, им оказалась бы отрезанной дорога и в другое учебное заведение.

Пришлось пойти на хитрость – выкрасть документы и тут же отнести их в столичную комиссию. Как ни удивительно, студентами вуза в Алма-Ате стали все трое, даже Жакып. Правда, он из-за того, что набрал меньше баллов, попал не на основной лечебный факультет, как Зайдолла и Катя, а на санитарно-гигиенический.

(Продолжение следует)

Фото Ярослава Кулика и из семейного альбома З. Кабенова
ВСЕ РАЗДЕЛЫ
Top