На кухне дьявола
«Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого знал каждый советский школьник. А его книгу «В конце концов», основанную на дневниках, которые Полевой вел, присутствуя на Нюрнбергском процессе, я прочитала недавно. И – на одном дыхании. Потому что там многое – как про сегодняшний день.
«Рок», который решил исход войны»
Борис Полевой всю войну прошел фронтовым корреспондентом. О летчике, который, будучи сбитым, раненый, долго ползком добирался до своих, а после ампутации обмороженных ног продолжал летать, он знал еще с 1942-го года. Разговаривал с ним, сделал фотографию. Но никак не мог начать писать – слишком велик был этот подвиг духа для газетного очерка. А книгу написал за 19 дней во время Нюрнбергского процесса. И «помог» ему в этом один из главных обвиняемых на процессе – Геринг. Когда его спросили, признает ли он преступления, совершенные на оккупированной советской территории, «второй после Гитлера наци» ответил:
«Это не преступление, это – ошибка. Я могу признать только, что мы поступили опрометчиво потому, что, как выяснилось в ходе войны, мы многого не знали, а о многом не могли и подозревать. Наша разведка неплохо работала, и мы знали приблизительно численность Красной Армии, количество танков, авиации, знали мощь русских военных заводов. Сопоставляя силы, мы были уверены в победе. Но мы не знали русских. Человек Востока всегда был загадкой для Запада. Наполеон совершил ошибку. Мы ее повторили, – и, возведя к небу свои серые оловянные глаза, сказал: – Это не преступление, это – рок.
«Рок! Мне сразу вспомнился безногий летчик, о котором я еще ничего не писал. Летчик, который так упорно уходит от меня. Вот он, этот «рок», который решил исход войны и бросил вас на скамью подсудимых, Герман Вильгельм Геринг!», – писал в дневнике Борис Полевой.
И «рок» этот – несгибаемая сила духа советского человека, сумевшего выстоять в жесточайшей из войн.
«Разрезать громадный «пирог»
В дневнике Борис Полевой описывает все, что происходило на процессе, а также в кулуарах делегаций. Всех поразила, прежде всего, «мирная обыденность» подсудимых и сам ход судебного процесса. Как будто судили шайку разбойников, а не преступников, уничтожавших целые народы. «Но… в Нюрнберге нас вводили в самую кухню нацистского дьявола. На совещаниях у Гитлера, записи которых цитировал обвинитель, подсудимые когда-то говорили, не стесняясь в выражениях, на циничном, разбойничьем языке».
Перед нападением на Советский Союз Гитлер говорил
– Принципиально мы должны теперь поставить перед собой задачу разрезать громадный пирог в соответствии с нашими потребностями… «Громадным пирогом» он называл СССР.
«И они принимались на карте резать и кромсать нашу страну и планировать не только уничтожение ее как самостоятельного государства, но и физическое истребление населяющих ее народов. Балтийское море должно стать немецким морем. В Германскую империю должно быть включено Баку со всеми нефтеносными районами, «весьма необходимыми нашему (германскому. – Б.П.) хозяйству», а также плодоносные районы Украины. Такой был их конечный план, и Гитлер заявил: «Начиная войну, мы должны ясно сознавать, что мы никогда не покинем эту страну».
Риббентроп доказывал Трибуналу, что нападение на Советский Союз было вызвано необходимостью «красной опасности» и упорно жевал тезис об «извечной угрозе Востока Западу». Ничего не напоминает из сегодняшнего дня?
Техника «обезлюживания»
Еще задолго до первых выстрелов Второй мировой войны, Гитлер в минуту откровенности говорил своему другу Раушингу: «Мы должны развить технику обезлюживания … я имею в виду устранение целых расовых единиц. Если я могу послать цвет германской нации в пекло войны без малейшего сожаления о пролитой ценной германской крови, то, конечно же, я имею право устранить миллионы из низших рас, которые размножаются, как черви».
В секретной инструкции, предназначенной лишь для высших военных и высших чиновников оккупационной администрации, предписывалось: «… население должно встретиться с самым настоящим, голодом. Многие десятки миллионов людей в этих районах умрут, остальные вынуждены будут уходить в Сибирь и дальше. Это все должно быть ясно и четко понято».
Индустрию смерти фашисты довели до совершенства: концлагеря, газовые камеры, крематории. «Перед судом прошла модель газенвагена, этого автомобиля смерти, который был впервые опробован изобретателем у нас в районе Таганрога на разных людях. Изобретатель доложил, что оптимального эффекта машина достигает на женщинах и детях».
«Тогда узнали мы и о новой сатанинской отрасли медицинской науки, которая в гитлеровское время родилась и получила довольно широкое развитие». Это идея испытывать на людях различные инфекции и выяснять возможности человеческого организма. … «Одним выстрелом убиваются два зайца: сокращаются расходы на подопытных животных и оправдываются расходы на кормежку и содержание лагерников и военнопленных. На секретной научной конференции в Вейндкунене начальник медслужбы войск СС, доктор Гравитц предложил Шиллингу на выбор любой из концлагерей. Конечно, Дахау! Рядом Мюнхен с его мединститутами, университет, отличные лаборатории, наука. В районе лагеря молниеносно воздвигли здание, получившее скромное наименование «филиала медицинского института». Доктор Шиллинг лично отобрал первые несколько сот заключенных и начал заражать их всеми видами африканских лихорадок. Почетный доктор многих иностранных академий хладнокровно заражает болезнями здоровых молодых людей, сам не дрогнувшей рукой вводит им в вены фенол и потом хладнокровно наблюдает агонию, фиксируя минуты и секунды различных ее стадий. …В Дахау, при так называемом сверхсекретном блоке № 5, где велись уже эксперименты на людях, был построен специальный корпус со стальными герметическими кабинами, в которых были вмонтированы смотровые окошки. Туда вводили человека или группу людей. Воздух постепенно откачивали, и человек начинал как бы распухать от внутреннего давления во всем теле и в черепе. Откачка проводилась до тех пор, пока сосуды не лопались и люди не падали замертво. Доктор Рашер и его ассистенты Руф и Румберг в смотровые окна следили за поведением умирающих жертв, за агонией, а потом еще теплые трупы с внутренностями, разорванными давлением, клали на столы, вскрывали и начинали изучение».
Полевой многое видел за войну. Он первым побывал в Освенциме, видел склады рассортированных человеческих волос, детей, на которых врачи-изуверы ставили опыты. Говорил с двумя русскими военнопленными, выжившими после опытов замораживания и размораживания человеческого тела. Но те свидетельства, которые были предъявлены Трибуналу, крепких мужиков лишали сна и аппетита.
«Вот подвал – трупы, сложенные аккуратными штабелями, как на заводских складах размещают сырье. Да это и есть сырье, уже рассортированное по степени жирности. Вот отдельно в углу отсеченные головы. Это отходы. Они негодны для мыловарения. … А вот расчлененные человеческие тела, заложенные в чаны, их не успели доварить в щелочи. … Я чувствовал, как тошнота подкатывает к горлу, хотелось вскочить и броситься вон из зала».
«… По распоряжению прокурора были сняты простыни, закрывающие стенды и стол. Поначалу никто из нас не понял, что там такое на них. Оказалось, это человеческая кожа в разных стадиях обработки – только что содранная с убитого, после мездровки, после дубления, после отделки. И наконец, изделия из этой кожи – изящные женские туфельки, сумки, портфели, бювары и даже куртки. А на столах – ящики с кусками мыла разных сортов – обычного, хозяйственного, детского жидкого, для каких-то технических надобностей и, наконец, туалетного разных сортов, разного аромата в пестрых, красивых упаковках. Прокурор продолжал свою речь в абсолютной тишине. Подсудимые сидели в напряженных позах. Риббентроп закатил глаза и закусил губу со страдальческой миной, Геринг, кривя рот, писал своему защитнику записку за запиской, Штрейхер истерически кашлял или хохотал, долговязому Шахту вновь стало дурно».
Но и это еще было не самым страшным.
«… Прокурор после перерыва сорвал салфетку с одного из закрытых предметов… На столе, под стеклянным колпаком, на изящной мраморной подставке была человеческая голова …непонятным образом сокращенная до размера большого кулака, с длинными, зачесанными назад волосами. Оказывается, голова эта была своего рода украшением, одной из безделушек, которые «изготовляли» изуверские умельцы как сувениры. Приглянувшегося заключенного убивали, потом каким-то способом через шею извлекали остатки раздробленных костей и мозг, обрабатывали, и съежившуюся голову снова набивали, как чучело. …Мы чувствовали, как мороз продирает по коже… Даже Кукрыниксы перестали рисовать».
Забывать – нельзя
Вот от чего спасли наши отцы, деды и прадеды человечество и весь мир. Тогда, 89 лет назад, верили – навсегда.
«Загоним кол… Истребим… Всех истребим… – говорит Вишневский, посылая сквозь зубы слова, как пули, и стучит кулаком по столу. – Цивилизованные дикари, мы загоним в вашу могилу осиновый кол… Загоним по самую маковку».
Тогда, на процессе украинский писатель-антифашист Ярослав Галан сказал Борису Полевому, что «злое семя может и десятки лет пролежать в земле, ожидая подходящей погоды». Галана убили бандеровцы в 1949-м году. И он оказался прав. «Злое семя» проросло на его родине через десятки лет.
Книга Полевого «В конце концов» вышла в 1968-м году. Никаких признаков «прорастания злого семени» тогда не было. Но уже тогда он предупреждал: не забывайте!
«… Все, что я видел и слышал за девять месяцев в далеком немецком городе, представляется отсюда страшным кошмаром, который хочется поскорее забыть. А забывать его нельзя.
Нет, нельзя» – так заканчивается эта потрясающая книга.
