Как закаляла жизнь
Известное выражение Сталина о том, что сын не отвечает за отца, к Абулхаиру Мусаевичу Темиргалиеву, пожалуй, никак не отнесешь. Его, сына репрессированного, эта горькая участь, увы, не миновала. Притом «приговор», определивший его жизнь на многие годы вперед, он получил еще до своего рождения.
В 1930 году, когда все и началось, Темиргалиевы жили в своем родном ауле Алдияр (на территории нынешнего Теректинского района). Детей у молодой семьи еще не было, занимались, как и другие аулчане, собственным хозяйством, рыболовством, благо поблизости протекал Урал. Ничто не предвещало беды, пока однажды в дом к Темиргалиевым не заглянула женщина, возглавлявшая местный сельсовет. Человек неграмотный, она обратилась к Мусе, имевшему весьма неплохое по тем временам образование в 4 класса, с просьбой составить список аулчан, которые не любят Советскую власть. Он от этого категорически отказался, заявив, что земляков своих он хорошо знает и стукачом никогда не станет. «Ладно, я тебе еще покажу!» – пригрозила представительница местной власти. Когда она уходила, бросила взгляд на стену, на которой висело ружье. Его Мусе Темиргалиеву подарил старый друг, но так как он охотой не увлекался, то ружье висело без дела.
Вскоре кто-то из соседей, видимо по науськиванию этой женщины, настрочил на Мусу донос в органы: мол, он враг народа, в доме у него оружие. Дня через три сотрудники НКВД забирают его с женой, отбирают у них дом с хозяйством и, без суда и следствия, погрузив в вагон, отправляют в далекую Кызылординскую область, в поселок Авань, расположенный на одном из островов Аральского моря.
Стояла летняя жара, в вагонах, в которых до этого перевозили скот, неимоверная духота, дети в пути заболевали дизентерией, умирали и их потом наскоро, во время непродолжительных остановок, хоронили тут же, возле железнодорожного полотна.
– Мои родители, – рассказывает Абулхаир Мусаевич, – попали на Көкарал, большой пустынный остров в северной части Арала. Был там поселок, в котором жили рыбаки. Отца поначалу привлекли к строительным работам. Из камыша (никакого другого строительного материала не было) сооружали жилищные и административно-производственные объекты. Мама из-за болезни нигде не работала. Затем отца, видя навыки образованного человека, – он владел не только русским и казахским языками, но хорошо знал и арабскую письменность, – привлекли к более ответственному занятию – приемке рыбы на завод. Условия жизни на острове были очень тяжелые, – продолжает собеседник. – Куда ни посмотришь – пески. Летом ходить босиком по ним было невозможно – обжигало ноги, температура в тени доходила до пятидесяти градусов. Почти ничего не росло, кроме того же камыша, и он служил кормом для домашнего скота. Водой обеспечивал Арал, несмотря на его соленость. Когда водоем замерзал, соль выдавливалась, уходила в нижние слои, а лед резался на огромные глыбы и на быках перевозился на ледник, располагавшийся в глубоком заводском подвале. Этот ледник обеспечивал пресной водой и зимой и летом предприятие и жилой поселок.
В те времена степное море было полноводным, и рыбы в нем водилось всякой: сазаны, лещи, сом, чехонь… Много вылавливалось лещей. На предприятии их целиком, не разделывая, закладывали в глубокие ямы, притом в несколько слоев, перемежаемых льдом и солью. Сверху – еще сильный гнет. Через несколько суток выбирали оттуда, промывали и еще какое-то время просушивали во дворе под солнечными лучами или коптили. Затем в уже готовом виде закладывали в деревянные бочки и отправляли потребителям в разные концы страны.
С началом войны в этой технологии никаких изменений не произошло, кроме одного – продукцию производили непосредственно для фронта. Жить стало тяжелее. Кроме сестры, появившейся на свет в 1932 году, и Абулхаира, родившегося четырьмя годами позже, потом появится еще третий, за ним четвертый… Темиргалиев старший стал брать с собой на производство Абулхаира, как никак, а это дополнительный приработок в семейный бюджет: за работу мальчику выдавали хлеб, муку или рис, иногда платили деньгами. А вот рыбу, как ни странно, почти не видели: все уходило в действующие войска. Существовал даже строгий запрет на ее вылов для собственных нужд. Действительно было: все – для фронта, все – для победы!
В 1948 году из Москвы пришло распоряжение, разрешавшее всем репрессированным с Көкарала и других островов вернуться в родные места.
– Правда, в этот период нас ждало еще одно очень серьезное испытание, – делится А.М. Темиргалиев. – Разразилась чума. Болезнь косила людей во множестве, умирали целыми семьями. Ввели такие жесткие меры карантина, что нельзя было передвигаться по острову, закрыли на время предприятие, школу, другие учреждения. Солдат, которых доставили на пароходе, поставили в оцепление. Долго не могли понять, откуда пошла эта зараза. Пока из Москвы не приехали ученые, и лишь им удалось выяснить первопричину. Оказывается, на соседнем острове, который отделялся от Көкарала проливом шириной в два километра, употребили в пищу зараженного верблюда. Верблюд же до этого поел траву, которую ел и суслик, носитель болезнетворных микробов. Вот такая получилась закавыка! Но, слава богу, – улыбается Абулхаир Мусаевич, – нашу семью сия напасть никак не затронула. В конце концов, пережив немало, мы выбрались с острова и вернулись в родные края, поселившись у дяди в Уральске. Правда, жизнь тогда здесь, в послевоенном Уральске, была труднее, чем на Арале. Там хоть после снятия строгих запретов рыбы было вдоволь. Но отца это мало смущало: он был очень рад, что он вновь у себя на малой родине. А я, – подытожил Абулхаир Мусаевич, – благодаря испытаниям, с лихвой выпавшим на мою долю в детстве, закалился и сумел многого достичь в жизни. Посвятил себя педагогике, воспитал своих детей.
