Главное, это было наше Знамя!
Каждый известный герой Великой Отечественной войны был символом: Александр Матросов, закрывший своим телом амбразуру вражеского дота, партизанка Зоя Космодемьянская, летчик Гастелло, снайпер Зайцев…
О них писали, о них знали, их примеру следовали. И тех, кто следовал, были десятки, сотни, но их имена не известны так широко. Думаю, они не были в обиде. Ведь воевали не ради славы – ради жизни на Земле.
Таким же символом стали имена Михаила Егорова и Мелитона Кантария, водрузивших знамя над рейхстагом. На самом деле их было больше. И был среди них наш земляк Рахимжан Кошкарбаев. Но в историю не вошел даже лейтенант Берест, который был третьим в группе Кантария. И мало кто знает про других бойцов, прокладывающих дорогу Знамени.
То, что знамя над рейхстагом было не одно, ломает стереотип: стоит мрачная фашистская цитадель, а над ней развевается алый стяг. А ничто не способно так опорочить святое, как сомнения по мелочам. И пошли гулять версии, особенно в западной прессе.
Почему, если Знамя Победы было поднято над рейхстагом 30 апреля поздним вечером, в 22 часа 50 минут, командующий Первым Белорусским фронтом маршал Георгий Жуков сообщил об этом еще за день? Почему еще днем об этом сообщило радио? Что, русские к первомайскому празднику спешили? Нет, что-то тут не так.
И кто все-таки устанавливал это самое знамя? Считается, что это сделали Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Но уж больно они символичные, эти солдаты. Русский и грузин, наверняка такое сочетание должно было понравиться Сталину. Вот и подбирали кандидатуры для официальных сообщений.
Да когда там было отбирать? То есть, конечно, отбирали, но вовсе не по национальному признаку. Командир 756-го полка Зинченко в своих воспоминаниях рассказал: после получения приказа и получения Знамени Военного Совета армии, он дал задание офицеру разведки Кондрашову взять двух лучших разведчиков и прибыть с ними на командный пункт. Тот привел весь взвод – 19 человек. Даже сына полка 14-летнего Гошу Артеменко. Кондрашов просто не знал, кого выбрать – все были лучшие. Зинченко заорал: «Что, не понятно, твою мать? Приказано – двоих!» Кондрашов наугад назвал две фамилии: Егоров и Кантария.
Но знамя действительно было не одно. Эти слова – Знамя Победы – уже давно присутствовали в солдатских разговорах. И бойцы, бравшие Берлин, а потом штурмовавшие рейхстаг, заранее запасались красными лоскутами, благо, что у немок, рассказывают ветераны, перины были почему-то обшиты красной материей. И вот, отвоевывая этаж за этажом, комнату за комнатой (а их в этом здании около пятисот) бойцы пехоты вывешивали в окнах что-нибудь красное. И здание рейхстага постепенно окрашивалось в красный цвет.
И официальных знамен Победы было больше – девять – по числу дивизий, входивших в состав армии. Все девять знамен изготовлены в Москве, в Доме Красной Армии. Их сшили из обычной красной материи, с нарисованными серпом и молотом в углу полотнища. 22 апреля они распределены между соединениями. Знамя под номером пять, которому впоследствии и предстояло стать Знаменем Победы, командир 150-й стрелковой ордена Кутузова 2-й степени Идрицкой дивизии, генерал-майор Василий Шатилов принял в пригороде Берлина, местечке Карове. Далее оно попало в сражавшийся на главном направлении удара 756-й полк, где командир полка Федор Зинченко вручил его разведчикам Михаилу Егорову и Мелитону Кантария.
Вместе со специальной группой бойцов, которую возглавил лейтенант Алексей Берест, в составе роты автоматчиков под командованием старшины Ильи Сьянова, знаменосцы должны были ворваться в рейхстаг. Ворваться-то ворвались, но куда дальше – никто не знал расположения комнат тем более выхода к куполу этого вычурного здания, построенного в XIX веке: из-за каждой двери, каждой колонны, каждой щели раздавались пулеметные очереди. Сыпалась штукатурка, крошился мрамор, сквозь пыль и дым не было видно ничего. Наверняка, все знамена, в конце концов, вывешены на здании, но судьба каждого, кроме одного – под номером «пять» неизвестна. Сколько знаменосцев погибли, передав знамя другому?
Фронтовой журналист Василий Субботин, работая над книгой «Как кончаются войны», выяснил, что в день штурма рейхстага на ступеньках северного портала убит знаменосец Петр Пятницкий. Он из 171-й дивизии и нес Знамя Победы под номером три. Несколько лет назад в журнале «Дружба народов», по сведениям из дневника Субботина, названы фамилии Кошкарбаева и Булатова. «Конечно же, эти двое, Кошкарбаев и Булатов, когда они лезли со своим солдатским флагом, ничего не знали об официальном знамени, выданном для того, чтобы поставить его на рейхстаге. Они и не предполагали, что все уже предопределено. И как дерзко, с какой отчаянной смелостью ползли они по изрытой, грохочущей площади. Флаг, ими поставленный, был действительно первым. Это было настолько очевидным, что политотдел дивизии, забыв о флаге Военного совета, признал их водрузившими победное знамя, и в солдатской многотиражке – органе политотдела дивизии – так это и было написано. («Воин родины» – от 3-го и 5 мая 1945 г.) Но Знаменем Победы стал не их флаг, а Знамя «№ 5». И от мала до велика все теперь знают не Булатова и Кошкарбаева, не этих ребят, что первыми ставили свой импровизированный флаг, а Кантарию и Егорова…».
Да какая, в сущности, разница – самодельное было знамя или нет? Все равно – знамя, и они все равно – герои. И подвиг их отмечен в одном ряду с Егоровым и Кантарией не только во фронтовой многотиражке, а в официальной энциклопедической «Истории Второй мировой войны», изданной в самый что ни на есть застойный брежневский 1979-й год.
Там говорится: «Рано утром 1 мая на фронтоне рейхстага, у скульптурной группы, уже развевалось Красное знамя… Его водрузили разведчики М.Е. Егоров и М.В. Кантария во главе с заместителем командира батальона по политической части лейтенантом А.П. Берестом при поддержке автоматчиков роты И.Я. Сьянова. Это знамя символически воплотило в себе все знамена и флаги, которые в ходе самых ожесточенных боев были водружены группами капитана В.Н. Макова, лейтенанта Р. Кошкарбаева, майора М.М. Бондаря и многими другими воинами. От главного входа рейхстага и до крыши их героический путь был отмечен красными знаменами, флагами и флажками, как бы слившимися теперь в единое Знамя Победы».
А как получилось, что сообщение о знамени над рейхстагом вышло на день раньше того, как Егоров и Кантария его водрузили? А потому и получилось, что знамен было много. И, возможно, как раз именно то знамя, которое первыми водрузили Кошкарбаев и Булатов, и стало этому причиной.
Штурм рейхстага начался 30 апреля в 14 часов. Штурмовали с разных сторон. Рота Ильи Сьянова ворвалась в вестибюль здания с южной стороны, с площади у Бранденбургских ворот. Знамя Победы было расчехлено и поднято над одной из колонн. В это время на площадь перед рейхстагом влетели фашистские танки, и рота смельчаков оказалась оторванной от основных сил, попала в окружение. Однако алый стяг у колонны заметили с командного пункта дивизии, сообщили об этом в штаб корпуса, оттуда – в штаб армии и примерно в 15 часов 30 минут об этом доложено командующему Первым Белорусским фронтом, маршалу Георгию Жукову. Вот как он описал этот эпизод в своей книге «Воспоминания и размышления».
«Командующий 3-й ударной армией генерал Василий Кузнецов, лично наблюдавший за историческим боем взятия рейхстага, около 15 часов 30 минут позвонил мне на командный пункт и радостно сообщил:
– На рейхстаге реет наше знамя! Ура, товарищ маршал!
– Дорогой мой, сердечно поздравляю тебя и всех твоих солдат с замечательной победой. Этот исторический подвиг вверенных вам войск никогда не будет забыт советским народом. А как дела с рейхстагом?
– В некоторых отсеках верхних этажей и в подвалах здания все еще идет бой, – сказал Василий Кузнецов…»
Через час маршал Георгий Жуков подписал приказ, извещавший, что над рейхстагом поднят советский флаг. Об этом сразу же узнала Москва, по каналам телеграфного агентства «Совинформбюро» весть разлетелась по всему миру – такую долгожданную весть нельзя было утаить.
А в рейхстаге еще шли бои. Рота Ильи Сьянова выбивалась из окружения. Лишь к 18 часам вражеское кольцо было прорвано бойцами батальонов Василия Давыдова, Степана Неустроева и Константина Самсонова. Знамя Победы перекочевало в окно второго этажа. А затем, когда уже сгустились сумерки, Михаил Егоров и Мелитон Кантария, группа солдат лейтенанта Алексея Береста, автоматчики роты Ильи Сьянова вышли на крышу. Михаил Егоров вспоминал. «Посреди крыши – купол. Огромное, застекленное полушарие. Стекла, правда, все повыбиты. Прикидываю на ходу – метров двадцать пять будет в высоту. Как туда залезть? А тут еще фашисты, заметив красное полотнище, открыли по крыше огонь из пулеметов. Стреляли или из Тиргартен-парка, или от Бранденбургских ворот. Начни мы в этот момент взбираться на купол, если не мина – первый же снайпер собьет! Делать нечего, пришлось от этой затеи пока отказаться. Стали искать подходящее место, куда поставить знамя. На южной стороне, у самого края крыши, стояла скульптура конного рыцаря, закованного в латы. Рука его была простерта вперед. Позже мы узнали, что это была скульптура кайзера Вильгельма. Давай, говорит Мелитон, привяжем знамя к руке. И надежно, и будет похоже, что мы с победой едем домой. Так и сделали, прикрутив знамя солдатским ремнем, который Мелитон снял с себя. Но через несколько минут спохватились. Говорю Кантария: «Нет, Мелитон, надо знамя с руки снять, а то, как ни крути, получается, что фриц наше знамя в руке держит». Опять ищем, куда поставить знамя. В это время совсем близко разорвался снаряд, и его осколок пробил дырку в скульптуре всадника. Образовалось отверстие диаметром как раз с древко. В него-то и вставили знамя, даже закреплять ничем не пришлось…»
Знамя Победы уже развевалось над рейхстагом, а бой там продолжался еще целую ночь. Обороняли цитадель «немецкой демократии» более тысячи эсэсовцев, моряки-десантники, часть личной охраны Гитлера, подразделения авиационных и зенитных частей. Атакующих было меньше. 756-й полк был изрядно потрепан, в батальонах оставалось по 100-200 бойцов. На подступах к рейхстагу и внутри здания немцы потеряли убитыми и ранеными до 2500 солдат и офицеров, 2604 взято в плен (в том числе два генерала). Наши потери – 63 человека убитыми и 398 раненых. Это, конечно, много. Особенно накануне Победы, до которой они так хотели дожить. Но совсем не столько, как пишут в либеральных источниках – мол, все ступени рейхстага были завалены трупами наших солдат.
Сам Рахимжан Кошкарбаев в книге «Штурм» события 30 апреля 1945 года описывает так: «Комбат Давыдов подвел меня к окну. (Это еще в «доме Гиммлера») «Видишь, – говорит, – рейхстаг? Подбери нужных людей, будешь водружать флаг». И передал мне темный, довольно тяжелый сверток – флаг, завернутый в чёрную бумагу. С группой разведчиков я выскочил из окна. Вскоре нам пришлось всем залечь. Начался сильный огонь. Возле меня остался один боец. Это был Григорий Булатов. Он все спрашивал: «Что мы будем делать, товарищ лейтенант?» Мы лежали с ним возле рва, заполненного водой. «Давай поставим свои фамилии на флаге», – предложил я ему. И мы химическим карандашом, который у меня оказался в кармане, тут же под мостиком лежа, написали: «674 полк, 1 б-н». И вывели свои имена: «Л-т Кошкарбаев, кр-ц Булатов». Мы тут пролежали до темноты. Потом началась артподготовка, и с первыми же выстрелами ее мы подбежали к рейхстагу. Я поднял Булатова, придерживая его за ноги, и тут на высоте второго этажа установили флаг…»
Звание Героя Рахимжан Кошкарбаев не получил, хотя командир представление на Звезду (как и другим бойцам) делал. Ограничились орденом Красной Звезды. Уже в 2001 году в Казахстане Кошкарбаеву присвоено звание Народного героя. Посмертно. Как это часто бывало в годы войны.
Кстати, в год 35-летия Победы, в 1980-м году, Уральск посетил Мелитон Кантария. Оставил автограф в Книге отзывов (она сейчас хранится в музее Пушкина), провел встречи в коллективах. Когда я спросила героя, как это было, он усмехнулся и сказал: «Да подали лифт, мы поднялись на крышу и установили знамя». Я эту иронию поняла не сразу. Просто невозможно описать словами, как это было.
Думаю, не стоит нам искать, кто был первым. Все они были первыми, все – герои. Главное – Знамя Победы водрузил советский солдат. И – точка. Войне – конец, Победа – наша.
