Феномен
В этом году исполняется сто лет со дня рождения Петра Александровича Атояна, руководителя прославленного предприятия области – завода имени Ворошилова («Зенит»), почетного гражданина Уральска, человека, ставшего в нашем городе символом честности, скромности, человечности и беззаветного служения своему делу. Того, что сделал Атоян для нашего города и для всей страны, хватило бы на десяток достойных жизней.
Вслед за заводом
Явлению Атояна наш город обязан войне. Ленинградец, он был эвакуирован из блокадного города для выполнения важного правительственного задания.
Эвакуацию заводов из охваченных войной центральных областей СССР в глубокий тыл спустя годы назовут чудом. В считанные дни из прифронтовых зон, как по мановению волшебной палочки перелетали в Сибирь и за Урал сотни заводов со станками, оборудованием, специалистами. В августе 1941 года из блокадного Ленинграда в Уральск был эвакуирован завод по выпуску радиоуправляемых мин и торпед. Это был не простой завод: до войны он был опытно-экспериментальным, «Остехбюро» – особое техническое бюро, занимавшееся разработкой новейшей военной техники. Впоследствии ему было присвоено имя Ворошилова.
Уникальное оборудование разместили в гараже и мастерских авто-управления, часть – под открытым небом, часть – в затоне Чапаева. К станкам встали подростки – уральские мальчишки и девчонки. Тем не менее, меньше чем через месяц после того как в Уральск прибыл первый эшелон с заводским оборудованием, на фронт уже была отправлена первая партия оружия – контактные якорные мины, торпеды, взрыватели, снаряды для авиационных пушек, многое другое.
У торпед, которые выпускал завод, был один недостаток: они были уязвимы для вражеских снарядов. Элетромотор вспенивал и пузырил воду, оставляя след, и торпеды зачастую не достигали цели – их подбивали. Перед конструкторами стояла задача – сделать такую торпеду, которая бы не оставляла следа и которую не могли бы обнаружить с вражеской подлодки или корабля.
Вместе с заводом в Уральск прибыла тысяча специалистов, среди которых были талантливые конструкторы, но Атояна среди них еще не было. 27-летний начальник цеха Петр Атоян прибудет в Уральск через несколько месяцев – в марте 1942 года, когда вокруг Ленинграда уже сомкнется кольцо блокады, а перед коллективом завода Верховным главнокомандованием будет поставлена задача – сделать торпеду «бесследной».
И вскоре такая торпеда была создана. Именно такой торпедой, сделанной на нашем Уральском заводе, моряк-подводник Александр Маринеско в одиночку (!) потопил военный транспортный корабль «Вильгельм Густлов» с экипажами немецких подводников, эсэсовцев, солдат и офицеров. Его небольшая подлодка С-13 нанесла фашистам удар, сравнимый с ударом целой армии.
Об этом мне рассказывал сам Петр Александрович в конце 90-х годов, перед самым его отъездом из Уральска.
Всех знал в лицо
Мы встретились с ним в его крохотной квартирке у старой заводской проходной. К тому времени эту проходную уже закрыли, и Петр Александрович, всегда ходивший на работу пешком, обходил заводские корпуса, чтобы пройти на завод через главную проходную. Он сам назначил мне встречу, я даже предположить не могла, что он помнит о том, что в начале 80-х годов я работала в заводской многотиражке «Прогресс». Оказывается, помнил. А я не верила, когда мне говорили, что он знает в лицо всех работников завода. Все пять с лишним тысяч человек!
Квартира была уже почти без мебели, но даже пустая удивила меня своими более чем скромными размерами. Директор крупнейшего предприятия города и страны, человек, благодаря которому сотни семей получили благоустроенное жилье, всю жизнь прожил в малогабаритной двушке!
Он встретил меня в костюме и галстуке – так, как будто и не выходил из своего кабинета на заводе.
– Это мой кабинет, – показал он крохотную комнатушку, в которой еще оставался стол и два стула. И я почти физически ощутила тоску и одиночество, витавшую в этой пустой квартире, где он прожил большую и лучшую часть своей жизни. Завод в то время переживал далеко не лучшие времена, потерял свое значение оборонного предприятия, и сначала показалось, что все дело только в этом.
Петр Александрович говорил о достижениях, о людях, сделавших предприятию славу, о том, что было сделано за 47 лет его работы, 42 из которых он был руководителем завода. Теперь передо мной сидел просто пожилой и усталый человек с очень грустными глазами. Он оставлял город и предприятие, которым отдал лучшие годы жизни и все силы своей незаурядной натуры. Но я по-прежнему робела перед масштабом его личности и о многом стеснялась спросить. А он, как будто сбросив с себя бремя директора, сам заговорил о личном. Рассказывал о блокаде, о голоде, который пришлось ему пережить вместе с семьей, о том, как во время эвакуации чуть было не потерял маленького сына, о том, каким родным стал для него Уральск и о том, как любил он свою жену.
Когда я спросила, что самое дорогое он оставляет здесь, в Уральске, ожидая услышать о его детище – заводе, он неожиданно ответил: «Могилу жены». И вынул старую черно-белую фотографию: тоненькая длинноногая белокурая и совсем юная девушка в коротенькой белой юбочке стоит внутри большого обруча наверху какой-то пирамиды из гимнастов.
– Моя Эля,– сказал он с гордостью. – Это до войны, в Ленинграде, на параде физкультурников. Она гимнастикой занималась.
– Какая красивая и… современная,– вырвалось у меня.
Он берег её, как редкий экзотический цветок. И была в этом еще одна, совсем не романтическая причина: жена была финкой по национальности, а с Финляндией у Советского Союза были не лучшие отношения, да чего там – война. И как раз перед Великой Отечественной. И именно Финляндия в августе 1941 года замкнула вокруг Ленинграда кольцо блокады.
Жена разделила с ним всё – ужас блокады и эвакуации, жизнь по чужим углам по приезду в Уральск, бессонные ночи, когда нужно было гнать на фронт оружие. И его постоянные заботы о людях. На заводе легенды ходили о пирожках Эли Адамовны, которыми угощал Атоян рабочих. Когда уже в мирное время завод получал срочные заказы, он снова жил, как на линии фронта: люди сутками не уходили из цехов, а Атоян – с завода. Помню, какое воодушевление царило в рабочем коллективе, с каким энтузиазмом люди работали, не считаясь со временем. А выполнение заказа – это был праздник.
Играл на пианино, угощал пирожками
Когда про Атояна говорили – держит руку на пульсе завода – это была не фигура речи. Он знал всё и всех, ходил по цехам, интересовался не только делом, но и самочувствием людей, подбадривал и даже подкармливал.
– Муж работал мастером цеха и когда поступал срочный заказ, часто сутками оттуда не уходил: утром уйдет, утром придет, – рассказывает Надежда Прокофьевна Богданова. – А Петр Александрович тоже не уходил сутками. Подойдет, спросит: «Ты вторые сутки из цеха не уходишь? Вот, возьми, подкрепись. Эля Адамовна напекла». Муж мне говорит: «Такие вкусные пирожки с ливером Эля Адамовна печёт! Напекла бы такие же».
Надежда Прокофьевна тоже работала на заводе. Сначала модельщицей в цехе точного литья, потом окончила техникум, доросла до старшего инженера. Здесь и встретила своего будущего мужа. Свадьбу устроили комсомольскую. Разносолов не было, зато было весело и дружно. Петр Александрович играл на фортепьяно и пел романсы.
– Он хорошо играл и знал много романсов, – вспоминают заводчане. – Всегда, когда мы собирались на какой-нибудь праздник, он обязательно садился за пианино.
Заботился обо всём и обо всех
Атоян заботился обо всём: о жилье, о здоровье рабочих, об их образовании, профессиональном росте, культурном развитии и досуге. Страстный поклонник футбола, он много внимания уделял спорту.
– Не было случая, чтобы Петр Александрович пропустил футбольный матч. У нас в каждом цехе были команды спортсменов, – рассказывают заводские мастера спорта – Надежда Богданова – по лыжам, Николай Штепо и Владимир Богдашкин – по велоспорту. – Тренировались сначала в третьей школе, а потом был построен стадион, который сейчас носит имя Атояна. Мы принимали участие во всех городских соревнованиях, и не было случая, чтобы нас не отпустили.
По справедливости, так его именем можно было бы назвать не только один стадион.
За годы работы П.А. Атояна директором завода имени Ворошилова («Зенит») объекты производства выросли в 12 раз, а производственные площади – в пять раз. Завод стал флагманом промышленности области. Завод имел самый большой в городе жилой фонд – 268,5 тыс. кв. м. По инициативе Атояна в заводском поселке построен первый в Уральске широкоформатный кинотеатр «Аврора», 5 детских комбинатов, подшефная школа №3, лучший в городе стадион, Дворец культуры со спортивным залом и плавательным бассейном, медико-санитарная часть и цех здоровья. В 1988 году введен в эксплуатацию современный комплекс технического училища на 720 учащихся с общежитием на 688 мест. С 1943 года завод имел подсобное хозяйство, награжденное Золотой и Бронзовой медалями ВДНХ. 45 лет на базе завода функционировал филиал Всесоюзного машиностроительного техникума, более 15 лет – УКП Саратовского политехнического института. Выпускники этих учебных заведений составили когорту руководителей предприятий города и области. За высокое качество подготовки кадров Атояну был вручен знак «Отличник просвещения Казахской ССР».
– У нас был свой профилакторий с водолечебницей, в котором каждый работник завода раз в год бесплатно проходил профилактическое лечение. А в цехе здоровья можно было пройти лечение даже во время работы. Там был и душ Шарко, и другие процедуры, – рассказывают заводчане. – В каждом цехе инструктор, который проводил производственную гимнастику, за каждым цехом закреплен врач, и он раз в месяц осматривал всех рабочих – вот как Петр Александрович заботился о нашем здоровье.
– Если кто-то серьезно заболеет – обязательно поможет. В Москву, в Ленинград позвонит, договорится, чтобы приняли.
– Простой был – подойдет, поздоровается, – говорит Николай Штепо. – Всех в лицо знал. Однажды участвовал я в соревнованиях по токарному делу. Сначала мы детали по чертежам на время вытачивали, а потом нам говорят: «Теперь теоретическую часть сдавать будете». Володька Пан мне и говорит: «Пошли отсюда, нам здесь делать нечего». Мы и ушли. А на следующий день меня директор вызывает: «Ты почему ушел?» Оказывается, я первое место занял – лучше и быстрее всех деталь выточил.
– Жили, как одна семья. Понедельника не могли дождаться – на работу бегом бежали, – говорит Евгения Евгеньевна Дьячкова. – Машину нам давали, ездили на рыбалку, за грибами, за ягодой.
– Бежали, потому что на одну минуту опоздать нельзя было, – снижает градус восторженных воспоминаний Владимир Богдашкин. – Но это очень дисциплинировало и в жизни тоже помогало.
Атоян считал – раз завод оборонного значения, то и дисциплина должна быть военной. Однажды его самого без пропуска не пустила через «маленькую» проходную вахтерша. Он ей говорит: «Вы что, меня не знаете? Я же директор, Атоян». А она ему: «А у вас на лбу не написано, что вы – Атоян. Пропуск предъявите». Рабочие, которые стали свидетелями этой сцены, думали, директор вахтерше разнос устроит. А он ей премию выписал – за бдительность.
Евгения Дьячкова пришла на завод слесарем-сборщиком, а выросла до инженера-конструктора.
– У меня вся семья на заводе работала: папа, мама, брат, жена брата, муж, – говорит она. – Папа в финансовом отделе работал, говорил: «У Атояна никогда нет денег». Когда в Спитаке землетрясение случилось, он вынул конверты со своими премиями и сказал, чтобы пострадавшим отправили.
Заводские династии – это была гордость завода. Работать на заводе Ворошилова было престижно и перспективно.
– Завод был настоящей кузницей кадров для города и области, – говорит Владимир Богдашкин. – Все лучшие руководители городских предприятий и организаций – выпускники нашего техникума, работники завода.
Все отмечают простоту, человечность, внимательность и интеллигентность Атояна.
– Чтобы он не пришел на похороны… Кем бы человек ни работал при жизни. Даже если это была простая цеховая уборщица, – рассказывает Евгения Дьячкова. – К людям очень внимательный был. Однажды я должна была ехать в Ленинград, и Петр Александрович попросил меня передать сыну посылку. Я, конечно, согласилась, а он говорит: «Я приду и посмотрю, как ты её возьмешь, не тяжело ли тебе будет?». Принес коробку из-под обуви, легкую. Говорит: «Там яблоки сушеные, Женя любит». Женя меня встретил и, помню, рука у него была в гипсе. Говорит: «Смотри, отцу ничего не говори». Женя через сорок дней после Петра Александровича умер…
– Мы с мужем и двумя сыновьями жили в девятиметровой комнате. Муж у меня скромный, квартиру не просил, – рассказывает Надежда Богданова. – Я однажды решилась, пошла на прием к Атояну. А он говорит: «Что же вы столько времени молчали? Столько лет на заводе работаете…». А когда я уходила, вдруг говорит: «Ты пешком-то ходить умеешь? Все бегом бегаешь». Представляете, он даже это заметил! А я спортсменка была, привыкла бегать…
Завод рос и благоустраивался на их глазах.
– Сначала по территории в резиновых сапогах ходили, – вспоминают заводчане. – А потом – везде асфальт, цветы, собственная оранжерея. В каждом цехе цветы стояли. Все у нас было первое. Ни у кого в городе не было, а у нас – было! Первый широкоформатный кинотеатр, первый бассейн, первый подхоз. Каждую пятницу оттуда продукты привозили, столовую, садики снабжали.
Мужчины во время нашего разговора больше молчали.
– О Петре Александровиче двумя словами не скажешь, – промолвил Рустам Хайретдинов. – Это – легенда нашего города.
А Владимир Богдашкин добавил:
– А если тремя словами, то Атоян, это – совесть, благородство и достоинство.
