Великий писатель или великий предатель?
(Продолжение. Начало в №№ 23-26)
В своих произведениях и особенно в статьях Солженицын описывает, в каких ужасных условиях он творил: под постоянной угрозой обысков и ареста.
Ему приходилось прятать рукописи, рассовывать их по знакомым,
он «из дома не выходил без сменной шапки». Прямо, разведчик в стане врагов.
А всесильный КГБ, который студентов вызывал на беседы за безобидные стенгазеты и самописные журналы (даже у нас в Уральске в 70-е годы прошлого века продвинутая молодежь «издавала» такой журнал «Пегас»), все проспал?
«Как перед врагами»
«По крайней мере с лета 1965 года, – считает автор исследования биографии Солженицына Александр Островский, – госбезопасность имела точное представление не только о тех взглядах, которые А.И. Солженицын высказывал в своем ближайшем окружении, но и о том, над чем он трудился и как планировал свою будущую жизнь. Поэтому версия, будто бы КГБ проспал его подпольную деятельность, а когда хватился, было уже поздно, не выдерживает никакой критики».
Тогда почему не обращал внимания?
До 1965 года Солженицын в большом фаворе у властей. Некоторые исследователи считают, что Солженицын был нужен Хрущеву как разоблачитель культа личности Сталина. А возможно, «стукач Ветров» был для КГБ своим? Вообще-то, КГБ довольно деликатно в те годы обращался с людьми творческими. Не все творения Солженицына печатали, но гонорары платили даже за неопубликованные вещи.
А 17 декабря 1962 года его даже пригласили в Кремлевский дворец съездов на встречу руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства. На этой встрече были самые известные советские писатели, а у Солженицына вышла всего одна повесть («Один день Ивана Денисовича»), он считался начинающим автором и даже не был членом Союза писателей РСФСР.
На встрече присутствовали триста человек. Александр Исаевич вспоминал, что первую часть этой встречи он провел «неприметно», «при казахах» (в смысле, с делегацией казахстанских деятелей культуры), а в перерыве «набрел» на Твардовского и далее уже сидел и выходил вместе с ним. «Он меня взял под руку и водил, выбирая, с кем знакомить», – пишет Солженицын. Среди тех, кто был удостоен такой чести или же кто решился подойти сам, оказались помощник Н.С. Хрущева В.С. Лебедев, главный редактор газеты «Правда» П.А. Сатюков, композитор Г.В. Свиридов, поэт Алексей Сурков, кинорежиссер Георгий Чухрай, писатель Михаил Шолохов.
Познакомиться с ним подошел секретарь ЦК КПСС, главный идеолог партии Суслов. Твардовский представил Александра Исаевича Хрущеву. И тот, когда выступал секретарь ЦК КПСС Ильичев, неожиданно прервал его и под аплодисменты представил Солженицына залу. Уже за границей Александр Исаевич так описывал этот эпизод: «Я встал – ни на тень не обманутый этими аплодисментами. Встал – безо всякой и минутной надежды с этим обществом жить. Перед аплодирующим залом встал, как перед врагами, сурово… Поклонился холодно в одну сторону, в другую и тут же сел, обрывая аплодисменты, предупреждая, что я – неихний».
«Неихний» член
В общем – презирал, но гонорары, блага и почести принимал. И вскоре после этой встречи, в декабре того же, 1962 года, «неихний» Солженицын стал членом Союза писателей РСФСР. «Под Новый год, – пишет он, – они приняли меня в Союз без обычной процедуры, без поручительств, даже сперва без заявления,.. а приехал я 31 декабря в Москву – звали меня к себе на Софийскую набережную… Звали меня, чтобы в полчаса выписать мне московскую квартиру… я гордо отказался».
Став членом Союза писателей, Солженицын уже мог не работать в школе и целиком посвятить себя литературной деятельности. Но, кажется, ему и писать-то было некогда – встречи, поездки, выступления…
Новый, 1963-й год, Александр Исаевич и Наталья Алексеевна встретили в столице. «Еще с неделю, – пишет Н.А. Решетовская, – мы пробыли в Москве. Жили в роскошной гостинице «Будапешт»… 2 января Александр Исаевич окончательно оформил деловые отношения с «Международной книгой», а затем подписал с театром «Современник» договор на постановку пьесы «Олень и шалашовка», так стала называться «Республика труда». В журнале «Новый мир» в это время готовится к печати его новый рассказ.
То есть, обласканный, овеянный славой, насквозь рукопожатный, как сейчас говорят. А как же – «государством проклятый, госбезопасностью окольцованный»?
В марте «неихнего» снова пригласили в Кремль на встречу руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства. В Москве он выступал в Военной коллегии Верховного суда СССР, встретился с Варламом Шаламовым, побывал в гостях у Корнея Чуковского на его даче в Переделкино. Если верить самому Александру Исаевичу, то его даже приглашают на Пленум ЦК КПСС, но он просит помощника Хрущева Лебедева позволить ему не присутствовать на Пленуме, а заодно спрашивает его мнение о своей пьесе «Олень и шалашовка», мол, Твардовскому она не понравилась.
«Я, – объяснял Солженицын, – хочу еще раз проверить себя: прав ли я или прав Александр Трифонович Твардовский… Если Вы скажете то же, что Твардовский, то эту пьесу я немедленно забираю из театра «Современник» и буду над ней работать дополнительно. Мне будет больно, если я в чем-либо поступлю не так, как этого требуют от нас, литераторов, партия и очень дорогой для меня Никита Сергеевич Хрущев».
«В самый день приезда из Москвы, – пишет в своих воспоминаниях Наталья Решетовская, – Александр Исаевич получил письмо из Банка для внешней торговли. Ему сообщили, что на его имя пришло 75 фунтов из Лондона. Спрашивают: выплачивать в эквивалентах? Или завести счет в «Банке»? Мы предпочли второе».
Это были первые «30 серебреников» в иностранной валюте и первый личный банковский счет Солженицына. Тогда же ему была предложена в Рязани трехкомнатная квартира, но он поначалу отказался, заявив, что имеет право на большую.
В августе 1963 года супруги Солженицыны отправляются в одиннадцатидневный велопоход по маршруту: Рязань-Михайлов-Ясная Поляна-Епифань-Куликово Поле-Рязань. Они вообще много путешествуют, ездят, подолгу живут в гостях. А писать-то когда?
Александр Исаевич уверяет, что всю зиму 1963-1964 года он заканчивал «облегченный для редакции и для публики роман «В круге первом». Для ускорения привлекает к работе жену. «Мы начинаем в четыре руки печатать роман», – пишет Наталья Решетовская.
Ко дню рождения (11 декабря) Александр Исаевич получает подарок от Министерства финансов – разрешение на покупку автомобиля (на «Волгу» не хватило, купили «Москвич»). Лебедев лично поздравляет писателя с Новым годом. «Немногие, даже очень известные советские писатели могли похвастаться тем, что с Новым годом их поздравляли помощники первого секретаря ЦК КПСС», – замечает Островский.
«Я так и так в выигрыше»
И это были еще не все новогодние подарки Александру Исаевичу. Под Новый, 1964-й год, он узнал, что отделение прозы Союза писателей РСФСР, на заседании которой председательствовал Л.З. Копелев (тот самый, который в конце жизни напишет ему из-за границы горькое и гневное письмо), выдвинуло кандидатуру Солженицына на соискание Ленинской премии. Фамилии 19 самых известных писателей – кандидатов на соискание премии – были опубликованы в газете «Известия», и среди них А.И. Солженицын. И это несмотря на то, что прошел всего год, как было опубликовано его первое произведение – «Один день Ивана Денисовича», а всего их было четыре.
Островский считает, что это означает лишь одно: кто-то очень влиятельный покровительствовал ему не только в руководстве Союза писателей СССР, но и внутри ЦК КПСС.
В Москве Солженицын находился до конца января. 29-го, вечером, принял участие во встрече редакции «Нового мира» с читателями, которая проходила в Доме учителя. Писатель Войнович, который был на этой встрече, со свойственной ему иронией вспоминал: «Он (Солженицын – Н.С.), – был привезен и отправлен обратно на машине Твардовского (сам Твардовский добирался на такси). Приехал, сразу получил слово, сказал что-то значительное о миссии учителя и уехал. Все понимали, что человек серьезный, его время не то, что наше, стоит дорого. А наше не стоит, в общем-то, ничего. Пока он был среди нас, мы все держались как младшие по званию. Почтительно и напряженно. А Твардовский – как деревенский отец, воспитавший далеко пошедшего сына. Когда же Солженицын отъехал, все, вздохнувши, расслабились».
В это время в литературных кругах страны разразился скандал, о котором стало известно далеко за ее пределами. 29 ноября 1963 года на страницах газеты «Вечерний Ленинград» была опубликована статья «Окололитературный трутень», посвященная тогда еще малоизвестному поэту Иосифу Бродскому. Ленинградское отделение Союза писателей РСФСР приняло неслыханное в истории литературы постановление о необходимости предания поэта суду.
Судили И.А. Бродского, конечно, не за тунеядство и даже не за антисоветскую пропаганду (его стихи не имели политической направленности), а за вызывающий образ жизни. И тут произошло то, чего до этого советская юстиция не знала. Началась открытая кампания в защиту поэта. Появилось обращение к руководству партии и правительства, под которым поставили свои подписи многие писатели и другие деятели культуры. Было предложено подписаться и А.И. Солженицыну. Однако он отказался сделать это. Поставить свою фамилию под обращением в защиту Бродского означало быть вычеркнутым из списка кандидатов на Ленинскую премию.
И он прошел первый отбор: из 19 кандидатов в области литературы для дальнейшего рассмотрения оставлено семь писателей, среди них и Александр Исаевич. Теперь борьба за премию вступила в завершающую стадию. Поэтому, вернувшись в Рязань, но так и не сев ни за «Круг», ни за «Раковый корпус», Солженицын снова помчался в Москву. Посетил литературного критика Лакшина. Тот оставил запись в своем дневнике: «Забегал на днях Солженицын. Говорит о премии: «Присудят – хорошо. Не присудят – тоже хорошо, но в другом смысле. Я и так, и так в выигрыше».
«По всей видимости, эти слова означали, что в первом случае А.И. Солженицын получал возможность занять особое положение в писательском мире и готов был сохранять лояльность по отношению к власти, а во втором случае собирался перейти в оппозицию и получить поддержку как у определенной части советской интеллигенции, так и за рубежом», – замечает по этому поводу Островский.
Потом в списке претендентов на премию остались только две фамилии: Олесь Гончар и Александр Солженицын. Комитет по Ленинским премиям назвал лауреатом Олеся Гончара.
С этих пор Солженицын снова называет себя «угрожаемым автором». Роман Солженицына «В круге первом» в это время находится в редакции «Нового мира» у Твардовского. Находится вполне легально – за него автору даже выплачен аванс. Но Александр Исаевич его забирает оттуда, путано объяснив, что над ним нависла какая-то угроза.
Свой человек в «Правде» и в ЦК?
«Куда же, почувствовав необходимость спешно «уйти в подполье», отправился прятать свое «криминальное» произведение Александр Исаевич? Хотите – верьте, хотите – нет, но он не нашел более надежного места, чем редакция газеты «Правда». Да, да, редакция Центрального органа ЦК КПСС».
Якобы какой-то надежный человек обещал ему помочь его напечатать.
«Но если так, то почему это предложение нужно было держать в секрете и дурачить А.Т. Твардовского? Причем здесь была угроза ареста?», – пишет А. Островский.
Второй экземпляр «Круга» Солженицын, который решил снова «уйти в подполье», прячет у своих знакомых Теушей, у которых он совсем недавно из-за «угрозы обыска» забрал свои рукописи и чья квартира, по его собственному признанию, уже была на примете КГБ. Солженицын пишет: «Несу ее, собственно, даже не прятать». Для чего же тогда? Для того, чтобы ее там нашли?
И ее действительно нашли – не прошло и недели. Но для Солженицына это оказалось неожиданным. Вот как он описывает свою реакцию на известие об обыске и изъятии романа.
«Было к вечеру, и поспешно побросав в автомобиль какие-то вещи с собой и что было из рукописей (без нас через час могут приехать и обыскать), мы поехали подмосковными дорогами, минуя Москву, на дачу к Твардовскому: успеть сообщить ему, пока я не схвачен».
Взбаламутив немолодого Твардовского, Александр Исаевич, по его совету, решает обратиться в ЦК КПСС, к Демичеву. И письмо не отправляет по почте, а несет его прямиком туда.
«Пересек солнечный, многолюдный и совсем нереальный московский день, – пишет А.И. Солженицын, – опять через пронзительный контроль вошел в лощенное здание ЦК, где так недавно и так удачно был на приеме; прошел по безлюдным, широким …коридорам, и отдал заявление уже мне знакомому любезному секретарю».
«Вот так. Оказывается, гонимый, преследуемый, с минуты на минуту ожидающий ареста А.И. Солженицын имел возможность свободно пройти в здание ЦК КПСС. Не в общую приемную ЦК КПСС, куда мог обратиться каждый, а в приемную одного из секретарей ЦК КПСС. Следовательно, или он имел постоянный пропуск, что маловероятно, или же на него был выписан разовый пропуск, что представляется более правдоподобным. Но в таком случае ему необходимо было предварительно связаться с приемной П.Н. Демичева по телефону и получить разрешение на вход. Такое разрешение давали не каждому» (Островский. «Прощание с мифом»).
Каждой строкой Солженицын создает вокруг себя ореол гонимого мученика. В «Теленке» он пишет: «…Провал мой в сентябре 1965 был самой большой бедой за 47 лет моей жизни. Я несколько месяцев ощущал его как настоящую физическую незаживающую рану – копьем в грудь, и даже напрокол, и наконечник застрял, и не вытащить. И малейшее мое шевеление… отдавалось колющей болью… Сейчас даже не понимаю, почему открытие «Круга-87» показалось мне тогда катастрофой». Он пишет, что даже в первый раз тогда стал подумывать о самоубийстве.
Он настолько (прости Господи) завирается, что даже не замечает, как противоречит сам себе.
(Продолжение следует)
