Великий перелом
(Продолжение. Начало в № 27)
Летом ходят по Волге круизные теплоходы с веселыми беззаботными пассажирами. В волжских городах их встречают автобусы с экскурсоводами, а потом люди возвращаются, полные впечатлений, веселая жизнь на борту продолжается. И только после Волгограда что-то меняется, какими-то другими возвращаются люди после посещения Мамаева кургана, дома Павлова, других мест, где шли жесточайшие бои. Вроде все про это знают, многие уже бывали здесь, но как будто какая-то генетическая память пробуждается: «Я не был на войне, но ту войну я каждым нервом помню и кляну». Даже американец, который был у нас на корабле, стал каким-то другим после посещения Волгограда. И когда пароходы под марш «Прощание славянки» отчаливали от берега, люди бросали в воду цветы, а далеко над Волгой, над городом вознёсся меч Родины-матери, и цветы падали, как будто к её ногам, к подножию Сталинграда.
Это была настоящая мясорубка
И трудно было представить, как тогда, в 1942-м, Волга горела. Немцы взорвали цистерны с нефтью, которые стояли на высоте, и огненная река потекла к Волге. И даже такая могучая река не могла ее сразу затушить. И вот через этот огонь переправлялись люди – на тот берег мирные жители, к Сталинграду – солдаты.
В начале сентября командующим 62-й армии был назначен генерал Василий Чуйков. 13 сентября через Волгу переправилась дивизия генерала Радимцева. Капитан Глущенко привел генерала в ставку Чуйкова. Он вспоминал:
«Меня Чуйков направил на переправу встретить Радимцева, указать им направление и доставить на командный пункт. Когда мы шли с ним, нас сопровождали два солдата, одного убили. А мы вдвоем добрались. Чуйков его обнял, поцеловал, говорит: «Спасибо тебе, что ты пришел. Теперь мы дадим немцам».
В страшных боях, когда за день погибали целые полки, дивизия Радимцева остановила сентябрьское наступление врага. Альберт Бурковский, который стал сыном полка в дивизии Радимцева, вспоминал: «У нас в день в полк прибывало 500-600 человек, к вечеру оставалось три человека. Это мясорубка была, самая настоящая».
Летом 1942 года вышел самый жесткий документ военных лет – приказ №227, известный как «Ни шагу назад». В окопах говорили: «За Волгой для нас земли нет».
И Сталин, и Гитлер понимали, что здесь, в Сталинграде, решается дальнейшая судьба войны. С Кавказа под Сталинград вермахт перебрасывал все новые дивизии. К осени 1942 года численность немецких войск под Сталинградом достигла 600 000 человек.
Генерал Паулюс хорошо осознавал опасность расположения своей армии и предлагал отвести ее от города. Но Гитлер категорически отверг его предложение. Тем временем советское командование разработало операцию «Уран», целью которой было полное окружение и ликвидация Сталинградской группировки. Через несколько дней 300-тысячная группировка немцев оказалась в котле. Напрасно Гитлер обещал народу Германии и своим генералам, что деблокирует армию Паулюса, напрасно присвоил маршалу Паулюсу звание фельдмаршала и отдал последний приказ: держаться до последнего. Советские части начали операцию «Кольцо» по ликвидации Сталинградского котла. Мощными ударами он был разбит на несколько очагов сопротивления. Армия Паулюса была разгромлена. Тысячи немецких солдат, пытаясь спастись, прятались в развалинах домов, в подвалах.
В одном из отрядов, зачищающих город, шел чеченец Мата Радуев. Он вспоминал: «Когда нас перебросили в Сталинград, город уже был разделен на сектора. Мы зачищали набережную и наткнулись на один подвал. Мы сразу почувствовали: что-то здесь не чисто. Поднимаем люк, там немцы, которые начали стрелять. Погибло восемь наших. Часть немцев из этого подвала мы убили, остальные сдались в плен. Всего мы поймали около 800 человек».
Впервые за всю Вторую мировую войну немцы несли такие колоссальные потери. В феврале Паулюс отдал приказ о капитуляции Сталинградской группировки. В плен попало около 100 000 немецких солдат и офицеров. Остатки непобедимой 6-й армии вермахта брели по улицам разрушенного Сталинграда – жалкие, замерзшие, обмотанные какими-то тряпками. Командующий фельдмаршал Паулюс, гордость рейха и один из разработчиков плана «Барбаросса» в Берлине был объявлен погибшим, не хотел Гитлер, чтобы немцы узнали, что его доблестный вояка сдался в плен.
Паулюсу были созданы идеальные условия
Паулюса вместе с высокопоставленными генералами и документами штаба отправили на секретный объект в Подмосковье. Оттуда почти ежедневно на имя Сталина шли отчеты о ходе обработки Сатрапа – такой оперативный псевдоним присвоили Паулюсу. У Сталина были свои виды на любимца Гитлера, он хотел, чтобы Паулюс поверил в преимущество советской системы.
Марина Кирина, переводчица МИДа, была поражена комфортными условиями, созданными для гитлеровского фельдмаршала: «С Паулюсом мы работали в таком просветительском плане, специально никаких допросов, а просто, чтобы создать ему настроение. У него была очень хорошая обстановка, большая палата, рояль ему сохранили, его собственный адъютант, свой повар. Никому не делались такие уступки».
Пехотный капитан Хорст Цанк тоже попал в плен под Сталинградом и с 1943-го по 1953-й находился в советском плену. Он рассказывал: «Под конвоем русских солдат мы шли несколько дней, почти ничего не ели. Среди нас были больные и слабые. Я шел в колонне, в которой было 150 человек. Нельзя было отставать, тех, кто не мог идти, русские расстреливали. Вот такая была дорога в лагерь, в Дубровку под Сталинградом».
Это была самая большая партия немецких военнопленных с начала войны. Разместить их было негде, кормить нечем. Пешие колонны, которые конвоировались на сборные и пересыльные пункты, растягивались на километры. В директиве военного совета Донского фронта даже указывается, что это нарушает порядок в тылу и мешает войскам. Хорст Цанк вспоминал: «Уже в Дубровке я обнаружил, что не могу натянуть сапоги. Обморозил ноги. Русский врач сказал, что нас отправят в госпиталь. Там, в подвале, из 30 офицеров, с которыми я туда попал, в живых остались только трое».
Раненые советские солдаты тысячами умирали в немецком плену, медицинская помощь им не полагалась. Им вообще не полагалось ничего, что по международной конвенции полагалось военнопленным.
Рядовой Красной армии Александр Ефимов был призван в начале 1943 года, через полгода в боях под Брянском попал в плен. Совершил побег. Затем снова плен. Был этапирован в Освенцим, освобожден в 1945-м. Вот его рассказ:
«Вы знаете, каждое воскресенье там, в Освенциме, вешали. Главврач Освенцима Менгеле, слышали про такого? Менгеле, Рудольф Менгеле, был красивый мужчина. Он был одет в парадную форму, и палка у него была, заостренная на конце. И вот одному он выколол глаз этой штукой. Тот заорал бешеным криком, тогда Менгеле его стал колоть куда попало и в конце пристрелил».
Александр Ефимов попал в плен во время контратаки, отстреливаясь до последнего патрона.
В немецком плену находилось около 6 миллионов советских солдат и офицеров. Более 3 миллионов из них погибли. Это предопределило германское командование. Еще до начала боевых действий гитлеровское командование полагало, что счет захваченных в плен советских солдат и офицеров пойдет на миллионы. Большинство из них должно было умереть.
Уже осенью 1941-го в главном концлагере рейха и учебном центре СС Заксенхаузене была осуществлена так называемая «русская акция» – расстрел 18 000 солдат и офицеров Красной армии. Многие советские солдаты считали расстрел избавлением. Изощренная система пыток, болезни, каторжный труд, холод, голод уносили тысячи жизней военнопленных. В специальных блоках на узниках испытывали новые виды ядов, химических веществ, в том числе газов. С особой педантичностью и изощренностью проводились медицинские и психологические эксперименты.
По 600 г хлеба – немецким пленным и советским звёздам
В лагерях под управлением СС, которые зачастую являлись дочерними предприятиями крупнейших германских концернов, таких как «Фарбен», до 1945 года исправно функционировал настоящий конвейер смерти. Чтобы умереть, узники ждали в очереди, их вызывали по номерам. В каждом отсеке были репродукторы.
Вспоминает Николай Кюнг, с 1943 года узник концлагеря Бухенвальд:
«Что это за номер? Это вызывали заключенных, которым пришла очередь в крематорий идти. И все знали, что, как назовут твой номер, значит, завтра утром надо идти к воротам, третье окошко. Там дежурный смотрит твою фотографию – и 140 шагов до крематория».
А вот что вспоминает о своем пребывании в советском плену капитан Хорст Цанк:
«Я пробыл в Дубровке до лета 1943 года. Затем на госпитальном пароходе нас отправили в Вольск. Мы плыли по Волге, и это было незабываемо. Койки с чистым бельем, за нами хорошо ухаживали. Я скажу так: в отличие от Дубровки это были два лучших, незабываемых дня за все время моего плена».
Капитан Цанк провел некоторое время в офицерском лагере в Суздале, а потом в Елабуге. После расформирования лагеря все офицеры в чине до капитана включительно попали в обычные рабочие лагеря. Штабс-офицеры и от майора и выше были размещены в особом лагере.
В советский плен попали около 3 миллионов немцев. Около миллиона погибло. Режим, который существовал в советских лагерях, был далеко не сладким, и не все могли его выдержать. Но он мало чем отличался от условий, царивших в советских местах заключения, в зонах Главного управления лагерей – сталинского ГУЛАГа.
В 1943 году секретным приказом НКВД были введены новые нормы питания немецких военнопленных. В полтора раза больше хлеба, больше овощей. Возвращается в рацион мясо, животные жиры. Рацион теперь дифференцируется по званиям, тяжести исполняемых работ и состоянию здоровья. Поражает милосердие советского правительства к врагу, не щадившему никого. Нормы питания немецких военнопленных все еще недостижимы в блокадном Ленинграде.
Говорит капитан Хорст Цанк: «Врачебная комиссия разбила нас на группы по состоянию здоровья. Я был освобожден от работы. Никто не голодал и не умер. Кашу нам давали утром и вечером, а днем суп. В сутки мы еще получали по 600 граммов хлеба.
Кусок хлеба, 600 граммов. Разделишь его на три части и думаешь, когда же съесть».
Хлебная норма Елены Белоконь, которая работала на киностудии, эвакуированной в Алма-Ату, не отличалась от пайка немецкого военнопленного. Столько же хлеба получали и советские кинозвезды, с которыми ей довелось встретиться в переполненной ранеными и беженцами Алма-Ате. С 1941 года здесь работают Пудовкин, Андреев, Целиковская и многие другие известные актеры и режиссеры.
В построенном перед войной Дворце культуры размещался главный съемочный павильон, в котором Кадочников и Черкасов играли свои лучшие роли. И хотя столицу Казахстана стали называть советским Голливудом, знаменитые фильмы, помогавшие людям верить в победу над врагом, создавались отнюдь не в голливудских условиях. Елена Белоконь вспоминает, например, что свет для кино давали только после полуночи. В остальное время всю электроэнергию отдавали заводам, работающим для фронта.
Вспоминает Раиса Оранышева, художник-гример на картинах «Иван Грозный» и «Парень из нашего города»:
«Шли эшелоны, очень быстро разгружались, и тут же начинались съемки. Три павильона больших, в которых шла работа, иногда использовали не по назначению. Вот фильм «Парень из нашего города», я смотрю – лестница, а под лестницей жили семьи эвакуированные, за занавеской. Так тоже бывало».
Актриса Лидия Смирнова («Моя любовь», «Парень из нашего города») рассказывала: «Я почему-то очень хорошо помню Пудовкина. У него в руках авоська, а в ней буханка черного хлеба, которую он пытался на что-нибудь выменять или продать, как и все остальные…»
Лично я считаю, что это было несправедливо. Но советское руководство проявляло гуманность к поверженному врагу – такой у нас менталитет…
Алма-Атинский Голливуд
В крошечных павильонах Алма-Атинской киностудии правил бал так называемый «короткий метр» пропагандистского содержания. Например, Любовь Орлова снова разъезжает на разбитом велосипеде, как и в фильме «Волга-Волга», но теперь она развозит письма фронтовикам. Пожилая крестьянка встречает немцев хлебом-солью, накрывает на стол, но еда ею отравлена. Чтобы не вызвать подозрений, она ест вместе с фашистами и тоже погибает. Но вскоре в Алма-Ате был налажен выпуск полнометражных фильмов, и они навсегда останутся в истории кино, как и популярные боевые киносборники, вернувшие на экран любимых довоенных героев из «Чапаева» или «Юности Максима». В новых короткометражках они призывали на борьбу с врагом.
Но все же главное достижение русского Голливуда в Алма-Ате – это историческая драма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный», ставшая одним из самых значительных событий мирового кино. О дотошности и требовательности Эйзенштейна ходили легенды. Скидки не делались ни на войну, ни на эвакуацию, ни на бедность реквизита. Мастера побаивались. Вспоминает Раиса Оранышева: «Приходил он на студию очень рано, раньше всех. Сначала все оббежит – он буквально бегал, так быстро ходил. Оббежит все цеха, а потом уже приходит смотреть, как гримируют Черкасова. У него уже готова была сцена, уже раскадровка была, буквально. Он приходил на съемочную площадку и не думал вообще, не выдумывал, как снимать, что снимать, он уже все знал заранее. Заранее был готов к съемкам».
К съемкам всегда были готовы и 252 оператора советской военной кинохроники, запечатлевшие лицо войны на пространстве от Баренцева до Черного моря. В боях погиб каждый пятый. Именно фронтовая документалистика принесла отечественной кинематографии первый «Оскар». В 1942 году награды американской кино-академии был удостоен фильм режиссеров Леонида Варламова и Ильи Копалина «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой».
В Америке он шел под названием «Москва наносит ответный удар», и в кинотеатры, где шла картина, выстраивались огромные очереди. Необычайный интерес американцев к фильму объясним – там рассказывалось о первом поражении Гитлера после его стремительного рейда по Европе. Советских документалистов и дипломатов, пришедших получать премию, встретили бурными аплодисментами.
Этот первый «Оскар» доставил в Москву легендарный фронтовой кинохроникер Владислав Микоша, добравшийся до Америки вместе с северными конвоями. Сейчас статуэтка хранится в Московском музее кино. Она – за героизм солдат и мужество операторов.
А в тылу и на фронте с нетерпением ждали встреч с любимыми артистами и новыми фильмами. Киноконцерты, комедии, высмеивающие врага, и фильмы, воспевающие героев, – главные жанры не только советского, но и немецкого кинематографа военной поры.
Министр немецкой пропаганды Геббельс придавал кинохронике такое значение, что лично ее редактировал. Знал ли он высказывание Ленина о том, что «важнейшим из искусств является кино», неизвестно. Но считал точно так же.
Сергей Кара-Мурза писал: «Геббельс – один из первых профессионалов в сфере средств массовой информации… Он считает кино ведущим искусством 20 века, а главное – вслед за советскими идеологами – видит в нем мощное орудие пропаганды, способное влиять на массы, изменять их образ мыслей…»
В Германии большой популярностью пользовались фильмы антисемитского содержания. На них существовал государственный заказ, и они нравились немцам: идеалы нацизма проникли в сердца и души рядовых бюргеров, рабочих и крестьян, не говоря уж об армии. Геббельс в дневнике отмечал, что фильм «Еврей Зюсс» «вызвал уличные демонстрации в Венгрии и действует не хуже, чем политические приемы». «Это доказательство того, что фильмы могут оказывать нужное влияние и приобщать людей к нашим идеалам», – писал главный идеолог нацизма.
Эти фильмы показывали и на оккупированных территориях. Немецкая киноиндустрия выпускала пропагандистские фильмы для советских граждан. Сначала показывали документальный фильм о счастливой жизни в Германии, потом о победе немецкого оружия и поражении Красной армии, потом очередной блокбастер. Например, антисемитский фильм «Вечный жид» был даже дублирован на русский язык…
Успеха у советских людей эти фильмы не имели. А в какой-то момент «фабрика грез» Третьего рейха уже ничего не могла поделать с катастрофическим упадком веры в гений фюрера и непобедимость германской армии и в самой Германии.
(Продолжение следует)
