В эпицентре горя
Экстремальные психологи приезжают на место трагедии вместе со спасателями. Их главная задача – успокоить людей, помочь им прийти в себя. Об этом рассказала главный спасатель – психолог оперативно-спасательного отряда службы пожаротушения Департамента по ЧС ЗКО Лейла Елеусиновна Абдрахманова. В данной сфере она работает почти 7 лет. До этого окончила МГУ им. Ломоносова, факультет психологии.
– Лейла, как пострадавший или человек, оказавшийся в эпицентре трагических событий, может реагировать на стресс?
– По-разному. Наиболее распространенная реакция – слезы и страх. Но у кого-то проявляется агрессия или двигательная возбудимость, человек не может сидеть на месте, он бесцельно передвигается: истерика, тремор. Но самая опасная реакция – ступор, когда нет реакции ни на слова, ни на происходящее вокруг, человек как бы наглухо замыкается в себе. Это опасно с точки зрения медицинских показателей. Мы стараемся в этот момент привлечь медицинских работников, чтобы они оценили его общее состояние, измерили давление. Моя же задача разговорить, привести в чувство, чтобы в дальнейшем не последовало так называемого посттравматического стрессового синдрома.
– С чего вы начинаете, прибыв на место?
– Я как спасатель-психолог выезжаю на разные чрезвычайные ситуации, в том числе это бывают и крупные ДТП, с участием маршрутных автобусов, когда есть погибшие, раненые и просто перепуганные люди. Сразу анализирую: кто и где находится, кто в каком состоянии. Опять же, если человек громко и горько плачет, я могу пройти мимо. Это достаточно адекватная реакция на стресс. Гораздо хуже дела у того, кто сидит, уставившись в одну точку. Но в первую очередь нужно успокоить тех, у кого самая настоящая истерика, чтобы они не пугали других и не сеяли панику. С собой всегда влажные салфетки, носовые платки, вода и даже плед, которым можно укрыть, тем самым как бы защитив человека в стрессе от происходящего. Плед – это забота, тепло, так легче прийти в себя. Впрочем, всегда все по-разному. В летний период приходится выезжать на поиски утонувших, часто детей. На берегу уже могут находиться родители, родственники. Их реакция бывает очень острой. Работа осложняется тем, что поиски могут продолжаться несколько часов, это утомительное ожидание, сопровождаемое то затишьем, то резкой агрессией или опять же истерикой. Я должна помочь в эту минуту совладать с собой, это трудно. Отец утонувших детей никак не мог прийти в себя. Слова не помогали. Пришлось насильно умыть его водой. Это его немножко остудило, он как бы пришел в себя.
Не всегда тот, кому нужна помощь, рядом. Выезжаем, если поступил сигнал о попытке суицида. Человек стоит на крыше много-этажного дома, хочет сделать шаг вперед. Мы должны его остановить, поговорить с ним, убедить, вывести из определенного туннельного состояния. И здесь все способы хороши, пусть даже и физическое воздействие, когда спасатели подбираются к нему ближе, главное не дать совершить роковую ошибку. В квартире запертым из-за блокировки дверей оказался пожилой человек или малолетний ребенок. Мы ведем работу с ними и перепуганными родственниками, нервы которых на пределе, успокаиваем малыша и старика через дверь. Пожилой в этот момент может почувствовать свое бессилие и впасть в депрессию. Ему не меньше нужна поддержка.
– Какими словами можно человека поддержать?
– «Все будет хорошо» говорить неуместно, если случилась действительно самое страшное. «Мы с тобой», «спасатели рядом», «мы работаем», «мы поможем». Все в зависимости от ситуации. И когда контакт найден, стараемся получить ответ на вопросы, которые нам нужны. Выясняем обстоятельства – имя, фамилию, что произошло, как произошло. В это время легче контролировать эмоциональное состояние пострадавшего или очевидца, обязательно проговариваем дальнейшие действия.
В Департаменте ЧС ЗКО работают три психолога. Но часто выезжаю одна. Конечно, бывает сложно, ведь моя помощь зачастую нужна одновременно нескольким людям. Поэтому очень важна поддержка тех, кто рядом, чтобы я могла переключиться на того, кому моя помощь и забота нужны сейчас больше. Поэтому я могу переадресовать пострадавшего заботе родных, но обязательно буду держать их в поле зрения, наблюдать, все ли там хорошо. Если же приехали родственники, подверженные истерике, которые накаляют обстановку, удаляю с места. И делаю это в жесткой форме.
– Спасатели также переживают стресс. Как помочь им?
– Психологическое сопровождение личного состава одно из направлений моей работы. Мы проводим тестирования, психологические консультации, занятия по профилактике психологического здоровья, лекции, семинары, тренинги. Они как настоящие профессионалы должны уметь контролировать свои эмоции. Работаем с ними по формированию стрессоустойчивости, на предмет выявления профессионального эмоционального выгорания. Вы знаете, люди, которые работают в большом контакте с другими, больше подвержены этому. Спасатели работают еще в ситуации человеческого горя и разрушений. Естественно, это эмоционально на них влияет. Хотя они суровые, серьезные мужчины, ко всему привыкшие и многое видевшие на своем профессиональном пути, но им тоже тяжело. Формы эмоционального выгорания могут быть разные – от усталости до безразличия и холодности. Моя основная задача – сохранение их психологического здоровья, а значит сохранение их профессионализма, чтобы они также качественно могли выполнять свою работу. У них есть семьи, куда они не должны приносить негатив. И мы об этом тоже много говорим. Хотя, хочу сказать, есть некий образ спасателя. Это семьянин, часто многодетный отец. Такая реакция – изо дня в день, сталкиваясь с человеческим горем и смертью, хочется дарить жизнь.
– Обращаются ли за помощью уже после всего произошедшего?
– Иногда просят разрешения перезвонить. Я даю мой рабочий телефон. И были факты, когда звонили и даже без договоренности приезжали. Но в рамках моих обязанностей не стоит оказание дальнейшей психотерапевтической помощи или психологического консультирования. Спасателям я вообще рекомендую не контактировать в дальнейшем с людьми, которых они спасли. Мы можем позвонить в больницу, спросить у медперсонала о состоянии человека. Но навещать или инициировать общение – ни в коем случае. Речь идет о вторичной травматизации. Мы для них как узелок на память о тех обстоятельствах, в которых впервые встретились.
– Вы еще и спасатель, каково это?
– Каждые три года прохожу аттестацию. В настоящее время спасатель третьего класса. У меня есть своя книжка спасателя, в которой записываются участие в тех или иных аварийно-спасательных работах. Естественно, что в первую очередь выполняю свои основные обязанности – оказание экстренно-психологической помощи. Но в любой момент могу включиться и в другую деятельность. У меня есть водительские права, так что могу сесть за руль любого автотранспорта и в случае необходимости буду полезна. Каждый год зимой прохожу обучение на вождение снегохода, летом обучаюсь управлять катером. Я окончила курсы парамедика и могу оказать первую доврачебную помощь. Участвую в рейдах и мероприятиях, связанных с профилактикой безопасности. Стараюсь не отставать от мужчин, но, естественно, серьезных действий от меня не ждут, но что по силам, делаю.
– Хочется все бросить и уйти?
– Нет. Это наша работа, к которой мы готовы. Конечно, невозможно и категорически нельзя быть равнодушным к чужому горю, но нам помогает то, что мы знаем, зачем это делаем и ради чего.
