Как это было
Почему мы отступали в первые месяцы войны? Разве наша армия не была к ней готова?
Кто виноват в поражениях первых дней?
Об этом спорили сразу после победы и спорят до сих пор.
Ответ на этот вопрос искали солдаты и офицеры, историки и исследователи. И в общей картине зачастую не замечали, что с первых дней войны были не только поражения и отступления, но и победы. И из них потом родилась одна большая наша Победа.
К войне готовились, но удара не ждали
К войне готовились, морально в том числе. Снимались патриотические фильмы, взрослых граждан и школьников обучали обращению с оружием и противогазами. В каждом городе были парашютные вышки. Молодежь в массовом порядке записывалась в ОСОАВИАХИМ, предшественник ДОСААФ, чтобы учиться летать на самолетах, сбивать и бомбить врага. Пели «броня крепка, и танки наши быстры» и были уверены, что в случае нападения, победа будет одержана быстро.
В предвоенные годы армия стремительно росла. Тракторные заводы выпускали новейшие и лучшие на тот момент в мире танки в невероятных количествах. В стране существовал культ «красных соколов», отличившихся, кстати, вместе со своими машинами в небе Китая, Монголии и Испании в боях с опытным врагом.
В книгах, газетных статьях, по радио и языком кинематографа рассказывалось, что если на нас нападут, то наступит быстрый и решительный разгром врага.
Первые дни войны были страшными. Всеобщая растерянность объяснялась тем, что, хотя к войне готовились, все-таки удар был неожиданным и очень мощным. За сутки фашистские войска продвинулись от 25 до 50 км от границы вглубь страны. Самолеты врага проводили многочасовые бомбардировки самых важных объектов – железнодорожных станций, аэродромов и взлетно-посадочных полос, мостов и дорог. Многие самолеты были разбиты уже на земле. Те, что успели взлететь, зачастую не успевали принять бой: на один советский самолет приходился десяток фашистских. Немецкие генералы докладывали в ставку о том, что силы вермахта в некоторых местах в три, а то и в пять раз превосходят советские части. И этим объясняется отступление Красной Армии – врагов было в несколько раз больше, и они были сильнее.
Армия Германии в то время была самой сильной в Европе. Ее преимущество было и в численности, и в технической оснащенности, и в том, что заводы и фабрики Европы работали на вермахт. Он имел огромный опыт победной войны. Немецкие солдаты не только обрели военный опыт, они научились побеждать. При этом немецкие военные были уверены, что серьезного сопротивления они не встретят. Геббельсовская пропаганда убеждала солдат в том, что они несут освобождение от «коммунистической заразы» народам, насильно согнанным в СССР. Все – от солдата до маршала – были убеждены, что в СССР их ждут с распростертыми объятиями. Кроме этого, всем немцам, кто воевал на Восточном фронте, были обещаны земли на бескрайних просторах нашей страны и бесплатные рабы.
Без боя не отступали
У людей создавалось ощущение свершившейся катастрофы, начиналась паника. Колонны пленных, дороги, забитые беженцами, дезертиры и расстрелы. Все это было.
Но если бы все было только так, как это показывают сегодняшние фильмы и книги, то в августе немцы действительно маршировали бы по Москве. Но этого не случилось. Значит, было и другое.
О боях, проходивших 22 июня – 3 июля 1941 года, немецкий историк генерал Курт фон Типпельскирх писал: «До 3 июля на всем фронте продолжались упорные бои. Русские отходили на восток очень медленно и часто только после ожесточенных контратак против вырвавшихся вперед немецких танков».
45-я немецкая дивизия вела бой у Бреста в полном составе до 1 июля 1941 года. Брестская крепость, первая принявшая на себя удар, не сдавалась. Затем против горстки наших бойцов, окруженных со всех сторон, лишенных воды и еды, были оставлены два штурмовых батальона и артиллерия. В небе над Брестом летчики 123-го истребительного полка успешно вели воздушные бои.
Наш земляк, летчик Михаил Евстафьевич Коробков, встретил 22 июня 1941 года на самой границе, он служил в авиаполку белорусской Лиды, недалеко от Гродно. Рассказывал, что немецкие летчики и до этого дня постоянно нарушали границу, но у них был строжайший приказ – на провокации не поддаваться. Но когда немцы начали бомбить аэродром, уничтожив несколько самолетов, они поднялись в воздух и приняли бой.
Спустя много лет Михаил Евстафьевич с восторгом рассказывал о подвигах летчиков. Например, он говорил, что первый воздушный таран совершил летчик Рябцев и совершил его в первый день войны в небе над Брестом. Когда Рябцев израсходовал весь свой боекомплект, он направил свой самолет на немецкий «мессершмитт», тот рухнул обломками на землю, немецкий летчик погиб, а Рябцев выпрыгнул с парашютом.
Немецкая авиация несла колоссальные потери, начиная с первого дня войны, когда целый день упорно пыталась бомбить наши аэродромы. Мы потеряли в первый день войны на аэродромах 800 самолетов. Немецких было сбито в воздушных боях нашими летчиками еще больше. Вот что писал нарком авиационной промышленности СССР с 1940 по 1946 годы А.И. Шахурин: «За первые 14 дней боев, по немецким данным, люфтваффе потеряли больше самолетов, чем в любой из последующих аналогичных промежутков времени. За период с 22 июня по 5 июля (1941 года) немецкие ВВС лишились 807 самолетов всех типов, а за период с 6 по 19 июля еще 477 самолетов. Уничтожена была треть германских военно-воздушных сил, которые они имели перед нападением на нашу страну».
«…всюду сражаются до последнего»
Это опровергает любимый миф либералов, что весь наш воздушный флот был уничтожен прямо на земле, командиры в исподнем в панике метались по аэродромам, красноармейцы тысячами сдавались в плен, а германские войска в первые месяцы не встречали особого сопротивления. Еще как встречали! И об этом говорят немецкие генералы, которые, кстати, намного более высокого мнения о Красной Армии, чем многие наши доморощенные либералы.
Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии, генерал-полковник Франц Гальдер в своем дневнике 26 июня 1941 года записал: «Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери. У противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство». 27 июня он отмечал: «На фронте… события развиваются совсем не так, как намечается в высших штабах». 29 июня генерал Гальдер пишет в своем дневнике: «Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволять себе известные вольности и отступления от уставных принципов, теперь это недопустимо. …Русские всюду сражаются до последнего человека… Лишь местами сдаются в плен». Наши потери в технике были огромны, как и потери прекрасных советских людей, солдат и офицеров Красной Армии. Собственные потери ужасали военачальников немецких войск. Бывший начальник штаба 4-й армии генерал Г. Блюментритт отмечал: «Первые сражения в июне 1941 года показали нам, что такое Красная Армия. Наши потери достигли 50%… Наши войска очень скоро узнали, что значит сражаться против русских».
Одиннадцатого июля 1941 года Гальдер с немецкой аккуратностью и сдержанностью записал в дневнике следующее: «Командование противника действует энергично и умело. Противник сражается ожесточенно и фанатически. Танковые соединения понесли значительные потери в личном составе и материальной части. Войска устали». Семнадцатого июля: «Войска сильно измотаны… Боевой состав постепенно сокращается…».
Не прошло и месяца с начала их вторжения в нашу страну, а они – «устали и измотаны». Кто же их измотал? Кто и какими средствами сократил их «боевой состав» и «материальную часть»? Их сократили наши солдаты и офицеры нашим советским оружием. Германские самолеты уничтожались советской авиацией и зенитками, а танки уничтожались в подавляющем большинстве случаев советской артиллерией.
Пауль Карелл в своей книге «Гитлер идет на восток» дает высокую оценку мужеству советских солдат, сражавшихся в Белоруссии в конце июня 1941 года: «Русские сражались фанатично, и их вели решительные командиры и комиссары, которые не поддавались панике, возникшей после первых поражений».
Но вместо слова «храбро» он пишет «фанатично» и, как бы между прочим, заявляет об имевшей место панике, превращая сознательное мужество наших бойцов в неразумный фанатизм и даже не бойцов, а командиров и комиссаров. Генералу было удобнее считать героизм и отвагу фанатизмом, но у него еще будет время убедиться в том, что не фанатизмом мы одерживали победы.
Погранзаставы
По плану «Барбаросса» (кстати, с чего это Гитлер назвал план нападения на СССР именем средневекового германского полководца, утонувшего в реке во время военного похода?) на взятие советских границ немцы отводили 20-30 минут. Всего-то вооружения у пограничников – винтовки и пулеметы. По меркам войны – почти безоружны. Но они – всегда в состоянии полной боевой готовности. И с первых минут войны смогли дать немцам такой отпор, какого те еще не встречали ни на одной европейской границе.
Старшина 5-й погранзаставы 17 погранотряда старшина Максимов рассказывает: «Сначала фашисты открыли по нам артиллерийский огонь. После двухчасовой артподготовки в воздух поднялись немецкие самолеты и начали бомбить. Мы находились под таким обстрелом, что вынуждены были в окопах полного профиля рыть еще и щели, чтобы людей не поражали осколки. Часть пограничников была на границе, остальные заняли круговую оборону заставы, благо за два дня были вырыты еще два окопа. Первым встретил немцев наряд в составе четырех человек. На понтонном мосту они подбили бронетранспортер и мотоциклиста. Почти в семь утра появилась первая цепь немцев. Наступали плечом к плечу, с трубками во рту. Мы подпустили их на бросок гранаты и открыли огонь из имеющихся у нас винтовок, пулеметов. Наступление было отражено. Фашистам только оставалось – подогнать несколько танков, погрузить на них трупы и отвезти за Буг».
И таких застав были сотни.
Города
Каждый город отстаивали не только регулярные части нашей армии, но и ополчения. Жители городов строили оборонительные сооружения, а потом защищали родные города. Два месяца вместе с регулярными частями обороняли свой город жители Смоленска. Там не успели подготовить оборонительный рубеж. И «линия Молотова», и «линия Сталина» остались в глубоком тылу у немцев, дорога на Москву открыта. Гитлер знал об этом и планировал захватить Смоленск с ходу, максимум за 12 дней. Но сражение продолжалось два месяца.
Наверняка, в те дни жители Смоленска вспомнили, как триста лет назад их предки два года выдерживали осаду поляков. Без всякой помощи, в одиночку (в Москве уже признали власть поляков, да и не было уже никакой власти) с малым гарнизоном Смоленск не сдавался захватчикам. Съели всех крыс, в бойницах выставляли палки, чтобы их принимали за пики и ружья стрельцов, но не сдались. Отсюда Минин и Пожарский подняли народное ополчение, которое освободило Россию от иноземных захватчиков. И вот через триста лет Смоленск снова встал на пути других захватчиков. Пусть на два месяца, но задержал немцев.
Наши боевые потери под Смоленском – 486 171 человек плюс так называемые санитарные, то есть умершие в госпиталях от ран – 273 803 человека. Страшные цифры. Но общие потери немцев – половина танковых дивизий – около полумиллиона человек. Здесь, под Смоленском, уже в первые месяцы войны, мы начали выходить на паритет по потерям.
Первого значительного успеха советские войска добились под Ельней. Пять немецких дивизий потеряли за неделю боев только на этом участке фронта 45 тысяч человек. Столько, сколько они потеряли при разгроме английских экспедиционных сил во Франции, захвате Бельгии, Голландии, Люксембурга. То есть, потери немцев за две недели боев под Ельней одинаковы с их потерями за целый год войны в Европе!
«Здесь, под Ельней, родилась советская гвардия. Первым четырем стрелковым дивизиям (100, 127, 153 и 161-й), особо отличившимся в боях, было присвоено звание «гвардейская» (В. Анфилов. «Начало Великой Отечественной войны»).
Уже 14 июля наша артиллерия применила реактивную артиллерию – «Катюши». «… батарея капитана Флерова нанесла удар по железнодорожному узлу Орша, где стояли немецкие вагоны с боеприпасами и цистерны с горючим… Враг понес большие потери, в его рядах возникла паника. Те из гитлеровцев, кто уцелел, были взяты в плен. Это чудо-оружие советские бойцы назвали ласково «катюшей», а немецкие солдаты прозвали его «сталинским органом» (В. Анфилов).
(Органом, с ударением на втором слоге – в смысле музыкального инструмента, а не части тела. Так немцы называли «катюшу» за звук, который издавали ракеты в полете – Н.С.)
Удивительно, но фашистские генералы отзывались о своем противнике – нашей армии – намного более позитивно, чем это делают (особенно в 90-е годы) – собственные либеральные историки и публицисты.
Генерал-полковник Клейст: «Русские с самого начала проявили себя как первоклассные воины, и наши успехи объяснялись просто лучшей боевой подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость и могли вести военные действия без многого, что считается необходимым в армиях других государств. Их командование быстро извлекло уроки из своих поражений в начале войны и вскоре стало высокоэффективным».
«Советская боевая техника и оружие были высокого качества еще в 1941 году, особенно танки. Артиллерия была превосходной, так же как и большинство видов стрелкового оружия — винтовки были более современными, чем наши, и имели более высокую скорострельность. Русский танк Т-34 был самым лучшим танком в мире».
Генерал Рундштедт: «Я обнаружил вскоре после начала вторжения, что все написанное о России было чепухой».
Почему мы отступали? Да просто они были сильнее и их было больше.
«Мы собирались после работы и ругали наших бойцов – воевать не умеют, вот мы бы показали…», – рассказывает ветеран Хамза Сафин о первых месяцах войны, когда их – непризывное воинство уральского квартала – никак не хотели брать на фронт. А ведь отчасти правы были мальчишки: военный опыт нашей армией только накапливался. И она еще покажет свою силу.
(Продолжение следует)
