Безбрежный мир Шолохова
Всемирно известный писатель, лауреат Сталинской, Ленинской, Нобелевской премий, дважды Герой Социалистического Труда, автор книги, издававшей миллионными тиражами. Но, наверное, только на своей родине в станице Вешенской, да еще в Уральске, Шолохова вспоминают, как близкого, родного человека.
– Михаил Александрович считал Казахстан своей второй родиной, – сказала на мероприятии в музее «Старый Уральскъ» заместитель председателя Центра русской культуры ЗКО Антонина Пудова. – Его произведения переиздавались много раз огромными тиражами. А вот в этой мазанке его семья – четверо детей и многочисленные родственники – 22 человека – жили в годы войны, – показывает она фотографию из своего родного Дарьинского, куда была эвакуирована семья писателя.
И этот контраст – бешеная популярность гения литературы и необычайная скромность в быту – как бы задали тон мероприятию: говорили о личных впечатлениях от произведений писателя, от встреч с ним, с его потомками, одностаничниками.
Тамара Васильевна Бойко (Вареева) не раз рассказывала о том, как Михаил Александрович с Марией Александровной останавливались в их доме, когда после войны приезжали в Приуралье. Но каждый раз ее слушают с удовольствием и интересом – такие это теплые, человеческие воспоминания.
Отец Тамары – Василий Петрович Вареев – был журналистом и другом другого журналиста – Петра Гавриленко, частого гостя в их доме. Вот он и предложил гостеприимным родителям Тамары принять в своем доме знаменитого писателя, сказав, что Шолохов не любит гостиницы. Они с радостью согласились.
– Мама всех дорогих гостей встречала сибирскими пельменями. И когда пришло известие, что Шолоховы едут, я позвала подруг, и мы сели лепить пельмени, – рассказывала Тамара Васильевна.
Вспоминала, как вошел в дом обычный человек в сапогах и фуфайке, и только глаза его были необыкновенно проницательными и добрыми.
Во время застолья он еще несколько раз заходил в комнату к девчатам и «экзаменовал» их по части литературы.
– Он читал нам наизусть стихи, а мы должны были назвать автора. Пушкина, Лермонтова мы, конечно, узнавали, а вот Бунина в школьной программе не было. А Шолохов очень любил Бунина, – вспоминает Тамара Васильевна.
А в это время во дворе их дома нервно ходил туда-сюда журналист «Приуральской правды» Борис Пышкин. Когда Тамара вышла проводить подруг, бросился к ней: «Тамарочка, познакомь меня с Шолоховым».
– Бориса Борисовича я знала – он у нас в школе практику проходил. Я отказывалась – родители заругают. Но потом посмотрела на обстановку дома – все веселые, чай пьют. И решилась.
Хитрая девчонка задела самые чувствительные струны в душе писателя. Она подсела к нему и сказала: «Вот вы, Михаил Александрович, донской казак. А не хотите познакомиться с уральским казаком»? И Шолохов ответил: «А подай мне сюда этого уральского казачка, мы с ним погутарим».
Сначала говорили о своих корнях, а потом Пышкин сказал: «А я, ведь, «Тихий Дон» почти весь наизусть помню. Хотите почитаю»? И начал:
«Донская ночь опустилась на лазоревую степь». На каком-то месте Шолохов его прервал и продолжил сам. За столом воцарилась тишина. Так они вдвоем прочитали весь отрывок о встрече Григория Мелехова и Аксиньи. Этот момент Тамара Васильевна до сих пор вспоминает с восторгом и волнением. А Борис Борисович всю жизнь гордился этим совместным чтением. Он знал наизусть огромное количество стихов, но из прозы его самым любимым автором был Шолохов.
Все эти трогательные подробности из жизни великого писателя дополняют образ простого и скромного человека. «Мы люди походные, спать будем на полу», – наотрез отказался от хозяйских кроватей. Настоял, чтобы Тамара после окончания школы, приехав поступать в Москву, жила непременно в их, шолоховской квартире.
О неприхотливости Шолохова в быту известно. Его творчеством восхищались лучшие писатели и поэты. Его знал весь мир, да и объездил он почти все европейские страны. А он возвращался в свою станицу на Дону и сюда – в наши степи, на наши озера, на Урал.
Он общался с известными писателями, разговаривал с самим Сталиным. В годы коллективизации, репрессий он написал множество писем вождю, в которых раскрывал Сталину сложные схемы расследований репрессий и злоупотребляющих полномочиями чекистах. Когда в 1933-м южные регионы в результате коллективизации и серии неурожаев оказались на пороге массового голода, писатель рассказал вождю о бесчинствах большевиков, при помощи чудовищных пыток изымавших у крестьян якобы ворованный хлеб, и выпросил для Вешенского района более сотни тысяч пудов хлеба. Он не мог спасти всю страну, но его голос не был пустым звуком. Сталин – что бы о нем ни говорили – понимал настоящую литературу и ценил Шолохова и его слово.
А ведь он и сам ходил по краю пропасти. Да еще эта травля, гнусное подозрение в плагиате Еще в 1929-м году он писал жене:
«Ты не можешь себе представить, как далеко распространилась эта клевета против меня! Об этом только и разговоров в литературных и читательских кругах. Знает не только Москва, но и вся провинция. Меня спрашивали об этом в Миллерово и по железной дороге. Позавчера у Авербаха спрашивал об этом т. Сталин. (…) Меня организованно и здорово травят. Я взвинчен до отказа, а в результате – полная моральная дезорганизация, отсутствие работоспособности, сна, аппетита. Но душой я бодр! Драться буду до конца!»
Как в таких условиях, при таком напряге он мог писать? Сталин при личной беседе пообещал создать ему все условия для творчества. Шолохов ответил: «Товарищ Сталин, вы, конечно, правы в пожелании, чтобы я был спокоен, но вот есть такой анекдот. Бежит заяц, а навстречу волк. Говорит волк: «Ты, заяц, чего бежишь?» Заяц в ответ: «Как что бегу – там вон ловят и подковывают». Волк говорит: «Так подковывают верблюдов, а не зайцев». Заяц ему отвечает: «А когда поймают и подкуют, так поди, докажи, что ты не верблюд!».
А тут же и Ежов сидит – смеется над анекдотом. Но после этой встречи преследования с его стороны прекратились.
А вот слухи о плагиате сопровождали Шолохова до конца дней, сильно их сократив. После присуждения Нобелевской премии в 1965-м году травля с подачи Солженицына началась с новой силой. Даже после того, как его самого наградили этой премией, зависть его съедала. После того как его стали издавать на Западе, он стал мнить себя первым писателем в СССР. Но даже его спонсоры на Западе считали, что его творения не идут ни в какое сравнение с книгами Шолохова.
Советский историк-американист Николай Яковлев писал о Солженицыне: «В 1957-1958 годах по Москве шнырял малоприметный человек, изъеденный злокачественной похотью прославиться. Он нащупывал, по собственным словам, контакты с теми, кто мог бы переправить на Запад и опубликовать пасквили на родную страну. Товар был самого скверного качества».
А сам Шолохов сказал о нем: «Он – душевнобольной человек, страдающий манией величия. … Отсидев некогда, не выдержал тяжёлого испытания и свихнулся. Я не психиатр и не моё дело определять степень поражённости психики Солженицына. Но если это так, – человеку нельзя доверять перо: злобный сумасшедший, потерявший контроль над разумом, помешавшийся на трагических событиях 37-го года и последующих лет, принесёт огромную опасность всем читателям и молодым особенно».
И это правда. Знаю по себе, по своему поколению, как влияли на сознание его творения. А Шолохов уже тогда все понял: не преобразований хочет Солженицын, а гибели страны. А мы, к стыду своему, поняли это слишком поздно.
