Вторая Москва
У него знаменитая фамилия – Адамович. Классика советской и белорусской литературы Алеся Адамовича считает своим однофамильцем, хотя, если копнуть поглубже, может быть какая-то кровная связь с ним и выявилась бы – Белоруссия ведь маленькая.
Ничего из книг именитого земляка, много писавшего о войне, увы, не читал, но им гордится. Если бы им раньше, при жизни писателя довелось встретиться, столько порассказал о себе, своей жизни, что хватило бы, пожалуй, не на один том.
– С писателем, насколько я знаю, – сказал Михаил Иванович, – меня связывает один очень важный факт в наших биографиях – это партизанщина на просторах Белоруссии. Хотя разница у нас в возрасте в несколько лет, и мне к тому моменту, когда немцы вторглись в нашу страну, было только около одиннадцати. Ужасы войны познали сразу, в первые же дни, когда враг уже стоял у порога родного дома. Еще каких-нибудь два-три года назад мы жили под панской Польшей, и вот только освободились от одних угнетателей, как появились другие, страшные и жестокие…
Щару, родное село Миши Адамовича, которое стояло на берегу одноименной реки, притока Немана, немцы называли «второй Москвой». И, видимо, не зря. Так же, как и Москва, которую они, несмотря на все свои усилия и хвастливые обещания, не смогли взять, скромный белорусский населенный пункт оказался им не по зубам. И тоже, как в Подмосковье, фашистов здесь били крепко и беспощадно, и они, неся значительные потери, в панике и смятении еле уносили отсюда ноги.
Не один день у меня ушёл на общение с Михаилом Ивановичем Адамовичем. Когда я его слушал, исчезали те тысячи километров, которые отделяли нас от мест, где прошло детство белорусского подростка Миши. Я порой так отчетливо представлял рассказываемое, что переживал за людей и события, как если бы сам был их современником и участником.
В предлагаемом читателю очерке нет и тени художественного вымысла. Все события и факты, описываемые в нем, достоверны и так или иначе нашли отражение в нелегкой судьбе моего героя.
Пилсудский
В один из летних дней за ужином Миша узнал от родителей, что якобы завтра к ним в Щары приезжает Пилсудский, «царь польский». Среди односельчан Адамовичи слыли одними из самых осведомленных в селе. Отец Иван в сельской церкви служил звонарем, мама там же пела в хоре. Церковь всегда была таким местом, где обсуждались все важные и горячие деревенские новости.
На другой день, скрытно от старших, он спустился к речке к тому месту, где из воды близ берега торчали почерневшие от времени сваи «наполеоновского» моста. Тут было помельче. Преодолевая достаточно быстрое течение воды где вплавь, а где вброд он выбрался на противоположный берег. Неподалеку темнели постройки имения, которое принадлежало пану Далиде. Долго ждать не пришлось.
Со стороны местечка Деречино показался экипаж, открытый спереди. Он был такой красивый, что ничего подобного до этого Мише не приходилось видеть в родных местах, даже у пана Далиды. Большая пролетка, запряженная тройкой сильных лошадей, подкатила к имению и из нее вышел пожилой усатый господин в светлом костюме и с ним ещё несколько симпатичных дам в шляпах с цветами. Гостей встречал сам пан Далида. В дом заходить не стали, расположились прямо на лужайке, благо все уже было заранее приготовлено: на траве расстелен ковер, на нем стояли разные закуски и в центре – две-три небольшие бутылки крепких напитков.
Мужчина, увидев стоявшего в сторонке мальчонку, пальцем подозвал его к себе. Он взял с блюда жареную красноперку и протянул Мише, затем сам жидкостью из бутылки наполнил маленький граненый стаканчик и снова поднес мальчику.
Миша этому нисколько не удивился. Тогда в обществе еще как-то не очень придерживались правил, которые всячески оберегали бы детей от спиртного. В Щарах тоже ничего предосудительного в этом не усматривали, и нередко бывало, усадив с собой на какой-нибудь гулянке малолеток, взрослые потчевали их водкой.
Осушив чарку, Мишка как завороженный продолжал стоять перед необычными гостями. Они общались между собой на польском языке, но он хорошо понимал, о чем они говорили. А говорили они о нем, женщины прямо-таки прыскали от смеха. Уж больно удивлял внешний вид их нового малолетнего знакомца. Он был в старой длинной ниже колен льняной рубахе, одетой прямо на голое тело, грязные, потрескавшиеся с застывшей сукровицей босые ноги…
Важный господин, которого Миша Адамович считал Пилсудским, велел одному из мужчин, прибывших с ним, видимо, слуге, доставить мальца домой. На одной из лодок пана Далиды, стоявших на берегу, тот переправил его на другую сторону Щары и отпустил с богом. Миша, сверкая стертыми пятками, во всю прыть помчался домой.
Там его в тревоге уже ждали папка с мамкой, издали им все было видно, они накинулись на сына:
– Тебя же паны могли похитить! И где бы, паршивец ты этакий, мы тогда тебя искали! Ты что, забыл случай с Ниной, старшей своей сестрой?
Нет, он тот летний день, когда в доме тоже поднялся большой переполох, помнил хорошо.
Мимо их деревни на байдарках, а по-местному – каяках, по реке то и дело в летние месяцы катались поляки. Они обычно были в трусах, и жители местечка звали их голышами. Местная ребятня носилась за ними по берегу и кричала: «Пановья, бросьте цукерку!». Иногда действительно с середины реки им швыряли горсть конфет или еще каких-нибудь сладостей. И как-то среди шумной и беспечной детворы оказалась Нина. Очень красивая девочка, на которую заглядывались многие деревенские парубки. Что там произошло, неизвестно, но она оказалась в лодке у нескольких таких молодых «голышей». Течением все дальше уносило байдарку, а вместе с нею и Нину, которая, кажется, еще не вполне осознавала, в какую рискованную ситуацию она попала.
Когда о случившемся сообщили Ивану Михайловичу, тот живо оседлал коня и пустился вдогонку за похитителями дочери. Настиг их уже в нескольких верстах от населенного пункта, там, где Щара впадала в Неман, и чуть не силой отбил свою дочь.
Местному населению, состоявшему преимущественно из белорусов, жизнь «под поляками» не нравилась. Они немало терпели притеснений от власти. Её олицетворением служил пан Далида, которому принадлежали лучшие угодья в округе. Даже за то, чтобы сходить в лес за ягодами или грибами, нужно было спрашивать особое разрешение и платить что-то вроде налога. В противном случае отнимали корзины, вываливали содержимое и уничтожали. Могли порой нарушителям правил, установленных богатеем, и бока крепко намять.
О самом пане Пилсудском мужики сочиняли всякие нелицеприятные частушки. Правда, творчество сие грозило им самыми серьезными неприятностями, и поэтому они их распевали на тайных вечеринках в чьей-нибудь избе. Одним из таких излюбленных мест в старинной Щаре был дом Адамовичей. Вот одно из народных творений тех лет:
– Пан Пилсудский стратил розум
Пошел косить сено козам
Косил, косил, перестал,
Аж хворобу бог послал.
(Продолжение следует)
