«Счастлива, что успела!»

Театр драмы Островского в последнее время часто радует уральцев не только блестящими премьерами, но и новыми проектами Руслана Джумахметова и Никиты Говорова. Такой союз литературного слова и музыки пришелся по душе зрителям.

Восьмого марта актер Руслан Джумахметов и музыкант Никита Говоров подарили женщинам Уральска литературно-музыкальную композицию «Скажи, что ты меня любишь…». Так называется роман в письмах немецкого писателя Эрих Мария Ремарка, адресованных актрисе Марлен Дитрих. Нежные, страстные слова из Писем читает Руслан Джумахметов, а музыкальный ансамбль под управлением Никиты Говорова сопровождает их музыкой аргентинского композитора Пьяцолла.

Связь писателя-антифашиста Ремарка и певицы Марлен Дитрих продолжалась сорок лет, часто на каком-то ментальном уровне. Потому что вместе они были совсем недолго, встречались изредка, и верностью оба не отличались.

Считается, что героиня самого известного романа Ремарка «Триумфальная арка» – Жоан Маду – это прообраз Марлен Дитрих. А в образе доктора Равика Ремарк вывел себя. Очень похоже: она ему изменяет, он относится к этому снисходительно, хотя и страдает, но каждый раз прощает. В книге Ремарк приводит такой диалог своего героя Равика с его русским другом Морозовым. Тот назвал его возлюбленную Жоан «порядочной стервой», Равик, который только что сказал про нее – «бедняжка», не понял: слово на немецкий не переводится. «Ну, не б…, а именно стерва, – сказал Морозов. – Был бы ты русским, понял бы».

Вот, наверное, такой «порядочной стервой» и была Марлен Дитрих – роковая обольстительница, женщина-вамп, вечное наваждение, мечта Ремарка. У нее была куча поклонников и любовников – актеров, режиссеров, журналистов. Но больше всего Марлен Дитрих любила писателей. Ей приписывают роман не только с Ремарком, но и с Хемингуэем. И не только с мужчинами, но и с женщинами.

Но ей все можно простить только за то, что она была антифашисткой, помогала спасаться евреям и коммунистам, бежала из Германии накануне Второй мировой войны и позже отказалась от немецкого гражданства, приняв гражданство США. В 1943-м году она ездила на линию фронта и давала концерты нашим союзникам. Ее даже наградили французским Орденом Почетного легиона и американской Медалью Свободы – высшими наградами обеих стран.

Марлен Дитрих сближалась с писателями не из-за их известности и популярности, ей и своей хватало. И, конечно, не из-за каких-то материальных интересов. Она много читала и любила хорошие книги, преклонялась перед писательским талантом.

О том, что она восторгалась русским писателем Паустовским, я узнала давно, случайно и совершенно забыла об этом, потому что эта американская певичка немецкого происхождения и ее песни меня совершенно не интересовали. В отличие от моего мужа – большого поклонника всего западного.

Однажды, путешествуя по Крыму, мы заехали в поселок Старый Крым – там жил писатель Александр Грин и отдыхал его большой поклонник Константин Паустовский. А я с детства любила рассказы Паустовского о природе и животных. В доме, где жил Паустовский, открыли музей. И там была одна фотография, восхитившая моего мужа. Перед пожилым человеком стоит на коленях женщина в узком платье и целует ему руки. «Да, это Константин Паустовский и Марлен Дитрих во время ее концерта в Москве», – сказала экскурсовод. Оказывается, Марлен Дитрих приезжала в Москву в 1964-м году, в период так называемой хрущевской оттепели. И после концерта в Доме литераторов упала на колени перед поднявшимся на сцену писателем.

Чем был вызван такой поступок, она сама объясняет в своей автобиографической книге «Размышления». В этой книге актриса посвятила Паустовскому целую главу. Каким-то чудом рассказ Паустовского «Телеграмма» (писателя, не очень-то популярного и в СССР) был переведен на немецкий язык, и певица его прочитала. Рассказ тронул ее до глубины души. Сюжет простой. Дочь уезжает из деревни в большой город, три года не видит родную мать. Потом получает телеграмму, что мать просит ее приехать, потому что чувствует скорый конец. Но у дочери выставка в Союзе художников. Когда дочь, наконец, приезжает в деревню, мать уже похоронили.

Дитрих в своих воспоминаниях пишет об этом рассказе: «Он произвёл на меня такое впечатление, что ни рассказ, ни имя писателя, о котором никогда не слышала, я уже не могла забыть. Мне не удавалось разыскать другие книги этого удивительного писателя. С тех пор я чувствовала как бы некий долг – поцеловать руку писателя, который это написал».

И вот она приезжает в Советский Союз. В аэропорту ее встречает множество журналистов. Ее спросили, что бы она хотела увидеть в Москве: Большой театр, Кремль, музеи? А она сказала, что хотела бы увидеть писателя Паустовского. Вот как она сама об этом писала. «Когда я приехала на гастроли в Россию, то в московском аэропорту спросила о Паустовском. Тут собрались сотни журналистов, они не задавали глупых вопросов, которыми мне обычно досаждали в других странах. Их вопросы были очень интересными. Наша беседа продолжалась больше часа. Когда мы подъезжали к моему отелю, я уже всё знала о Паустовском…»

Паустовский в это время был болен – незадолго до этого перенес инфаркт. Но о желании актрисы ему сообщили. И он пришел на концерт в Доме литераторов.

«По окончании шоу меня попросили остаться на сцене. И вдруг по ступенькам поднялся Паустовский. Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему свое восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени» (М. Дитрих. «Размышления»).

У этой ледышки, гламурной голливудской звезды, пожирательницы мужских сердец оказалось такое трепетное сердце! Она плюнула и на свою славу, и на свои 63 года, и на узкое платье, расшитое стразами, которые от лопнувших ниток посыпались по сцене – грохнулась на колени при всем честном народе! Целовала руки 73-летнему больному писателю, заливаясь самыми настоящими, не киношными слезами.

Зал поначалу замер. Кто-то выкрикнул что-то невнятно-восторженное. И весь большой зал – сначала медленно и неуверенно – стал вставать, а потом просто взорвался аплодисментами и тоже залился слезами.

Из-за узкого платья актриса сама не могла подняться. Паустовский стал ее поднимать, но на сцену выскочил его врач: «Ни в коем случае, Константин Георгиевич, вам нельзя! ». А Марлен, утерев слезы, очень просто объяснила залу, что книг она прочитала в своей жизни немало, но больше всего ее потряс рассказ советского писателя Паустовского, который она случайно увидела в каком-то немецком сборнике. «С тех пор я чувствовала как бы некий долг – поцеловать руку писателя, который это написал. И вот – сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем – и спасибо России!», – так закончила она свою короткую речь.

В автобиографии она напишет: «Позже я прочитала оба тома «Повести о жизни» и была опьянена его прозой… У меня остались его книги и воспоминания о нём. Он писал романтично, но просто, без прикрас. Я не уверена, что он известен в Америке, но однажды его «откроют». Он – лучший из тех русских писателей, кого я знаю. Я встретила его слишком поздно».

Что она имела в виду? Поздно, потому что не успела вскружить ему голову, как Ремарку? Но она успела главное – выразить ему свое восхищение. К сожалению, мы часто слишком поздно понимаем, как это важно – успеть.

Наверное, этот ее поступок – такой по-русски непредсказуемый, искренний, бесшабашный – сыграл в 60-е годы холодной войны с США большую роль, чем, может, даже усилия дипломатов.
И вот что делает искусство. Литературно-музыкальная композиция Руслана Джумахметова и Никиты Говорова напомнила мне тот давний визит в музей.