Как дружбу крепили
290 лет назад императрица Анна Иоанновна подписала грамоту о добровольном вхождении Младшего жуза в состав России.
За год до этого, в 1730 году Абулхаир-хан отправил послов к императрице Анне Иоанновне с просьбой о принятии его в подданство с подвластными ему родами и племенами Младшего жуза. В феврале 1731 года эта просьба была удовлетворена. В апреле 1731 года к Абулхаиру направлено посольство во главе с Тевкелевым, который должен был выяснить максимальное количество сведений о Казахской степи, расстоянии до нее, о быте, экономическом положении, климатических условиях, рельефе, наиболее удобных путях достижения кочевий казахов.
10 октября 1731 года состоялся съезд родоправителей Младшего и Среднего жузов, на котором Абулхаир сообщил, что обратился за покровительством в Петербург. После собрания присягнули на Коране на верность императрице хан Абулхаир, батыры Богембай, Есет, Худайназар и еще 29 влиятельных правителей.
Акт необходимости и прагматизма
Сегодня одни называют его рыцарем и спасителем казахского народа, другие тщеславным предателем. Но как бы то ни было, в истории Абулхаир остался тем ханом, благодаря которому казахи стали частью многонационального народа Российской империи.
Обратиться за покровительством к России Абулхаир-хана вынудили «годы Великого бедствия» – джунгарское нашествие. Когда хан понял, что своими силами им не справиться, он обратился за помощью к императрице.
«Абулхаир-хан не был «рыцарем без страха и упрека», стремление перейти в подданство Российской империи было продиктовано его прагматизмом, диктовалось желанием укрепить свою ханскую власть во всей Казахской степи, воспользоваться мощью России против джунгар, терзавших казахов особенно с 1720 года», – пишет кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Российской Академии наук Александр Кадырбаев.
Среди документов Коллегии иностранных дел Российской империи хранится характеристика хана: «…в киргиз-кайсацком народе силу имеет не по ханскому уряду, но по его хитрости и великой фамилии».
Присягу на верность Абулхаир-хан давал три раза. Сначала ее принимал А. Тевкелев, до принятия им православия известный как Кутлу-Махмет. Вторая присяга Абулхаир-хана состоялась в 1738 году в связи с назначением нового начальника Оренбургского края В.Н. Татищева.
Василий Татищев (известный русский историк), назначенный в Оренбург начальником канцелярии, пригласил Абулхаир-хана, чтобы тот подтвердил свою верность русской императрице. Все обставили с восточной роскошью. Посреди шатра разостлали золотой ковер, и Абул с Кораном в руках прочел: «Я, киргиз-кайсацкого народа хан Абул-Хаир, обещаюсь и клянусь всемогущим Аллахом, что хочу и должен со всем своим родом и со всей моей ордою … верным, добрым и послушным рабом быть».
С пышным восточным красноречием хан возносил образ того, кому присягал, сравнивая императрицу с солнцем, которое «все прочие светила превосходит», а Татищева с луной, «приемлющей от оного Величества луч сияния».
Хан поцеловал Коран, а Татищев опоясал его лентой с позолоченной саблей, сказав, что это оружие всегда должно служить защите киргизов и русских от их общих врагов. Затем присягнули на Коране сыновья хана – Нуралы и Ералы. После обильного обеда всех гостей торжественно проводили с подарками.
«Самоохотно приняли и оное порочат»
Прошло немного времени, и Абулхаир-хан примкнул к восставшим башкирам – своим недавним врагам. Поехал их усмирять, а сам предложил объединиться, перейти в подданство к нему и воевать против русского царя.
Башкиры, которые еще раньше вошли в состав империи, отправили к Татищеву своих послов – требовать для себя привилегий, а иначе, мол, они уйдут в подданство к казахскому хану. Татищев объяснил им, что требовать привилегий у них нет никаких оснований, что и они, и казахи – равноправные подданные императрицы, что ясак они платят меньше, чем русские крестьяне, и что идти им в подданство к хану нет никакой выгоды: казахские кочевники сами живут бедно.
Рычков в «Истории Оренбургской» пишет, что до принятия российского подданства башкиры платили непомерные подати казахским и сибирским ханам. Особенно притеснял их хан Ахназар-Салтан, «ибо на три двора по одному токмо котлу для варения пищи допущал, и как скот и пожитки, так и детей их к себе отбирал и землями владеть, и через реку переходить не допущал».
Башкиры, после принятия русского подданства, «яко бессильного и изнуренного народа» были «разными выгодами пожалованы», получили грамоту на безналоговое пользование землями и защиту от грабительских набегов. А «к содержанию его (башкирского народа – Н.С.) в подданстве построили город Уфу».
Но башкиры, отъевшись, и «набрав в сожитие себе многих беглых иноверцев в короткое время так усилились и в такую вольность пришли, что многия предерзости чинить отважились, бунтовали …чтоб им, отрешившись от подданства Российского, восстановить особливое владение».
Многих башкирских бунтовщиков Татищев уговорил сложить оружие и прийти с повинной. Но часть пошла за Абулхаир-ханом – нападать на русские крепости, грабить обозы купцов. В апреле 1737-го года бунтовщики подступили к Оренбургу. Городской воевода Останков увещевал их сложить оружие, на что хан Абулхаир вынул саблю и прокричал: «Город мой и для меня построен, а кто не послушает, тому голову отрублю!».
Императрица требовала от Татищева усмирить бунтовщиков оружием, а не словом. Но Татищев не хотел кровопролития, которое могло обернуться долгой враждой, и послал к Абулхаиру послов с дорогими подарками, назначил встречу в Оренбурге. Во время встречи «искусным разговором потешил ханское честолюбие», устроил пышное застолье и попросил хана подтвердить подданство России. Мирно распрощавшись, хан увел свое войско за пределы Оренбургского края.
В общем, все хотели себе привилегий, вольности, враждовали друг с другом и выступали «против царя», в чем яицкие казаки не были исключением. Но их протесты, надо сказать, подавляли намного более жестоко, вспомнить хотя бы печально знаменитый «Кочкин пир».
Вот такой диалог состоялся между назначенным на пост губернатора Оренбургского края после Василия Татищева Иваном Неплюевым и начальником научной экспедиции Петром Рычковым:
– Всех пальцев у человека не хватит, чтобы сосчитать народы, в нашем крае проживающие. И каждый норовит поболее тепла и благ иметь, вот каждый и тащит на себя одеяло. Отчего обиды и распри тут часто случаются. Ну, разве ж, обижены, в сравнении с другими башкирцы, что сызнова возмущение затеяли? Как весна, то бунт у них. Ведь и к русским землепашцам такой же закон применен, а они еще и другие подати несут, и от рекрутской повинности не освобождены в отличие от башкирцев, – возмущался Неплюев, сменивший на посту Оренбургского губернатора Татищева, отказом башкир платить подушный налог, – Самоохотно подданство приняли и сами оное порочат.
– Степного коня на привязи не удержишь, – заметил на это Рычков.
– А кто держит? Узды на них никакой нет. Да и скакать от родных мест незачем.
– Яицкие казаки тоже весьма вольны, а распри, возмущения среди них не унимаются.
– О междуусобицах в Яицком войске давно я наслышан, – ответил Неплюев – Чего бы делить яицким казакам: и земли, и воды не меряно.
Неплюев еще не знал, что сложных проблем в российско-казахских отношениях было достаточно. «Здесь и взаимоотношения казахов с российскими подданными – поволжскими калмыками, башкирами, Яицким казачьим войском, вопросы пограничной торговли и прочие вопросы», – пишет Кадырбаев.
«Русский братается в полном смысле слова»
Эти вопросы оренбургский губернатор решил обсудить с ханом, на церемонии третьей присяги Абулхаира императрице Елизавете Петровне.
В статье «Как и почему казахи на верность России присягали» А. Кадырбаев пишет, что кроме казахов, на церемонию принятия этой третьей присяги прибыли послы Джунгарского ханства и каракалпаков. Абулхаир-хан намеренно привез их с собой, чтобы показать, под покровительством и защитой какого могущественного государства он находится. Этому акту предшест-вовала, как явствует из дневника И.И. Неплюева, напряженная и длительная работа. К Абулхаир-хану были посланы русские офицеры, готовившие его визит к оренбургскому генерал-губернатору, прапорщик Муравин, поручик Гладышев и секунд-майор Миллер. Их задачей было обеспечить не только приезд казахских владетелей, но и джунгарских послов для демонстрации принятия казахов в подданство России и снятия тем самым претензий джунгар к Абулхаир-хану.
Церемонии по поводу принесения Абулхаир-ханом присяги на верность российскому престолу были торжественно обставлены. Неплюев лично приветствовал Абулхаир-хана, препроводив в отведенную ему резиденцию, где и состоялась церемония присяги. Завершилась церемония шумным пиршеством, организованной российской стороной.
Неплюев поставил перед казахами условие о прекращении нападений на русские и среднеазиатские купеческие караваны, набегов на владения российских подданных, в связи с жалобами башкирцев на угон казахами лошадей. Яицкие казаки и волжские калмыки требовали освобождения из казахского плена своих людей. Надо сказать, что и казахи выставляли им такие же претензии. И здесь оренбургский генерал-губернатор небезуспешно выступил в роли арбитра.
Абулхаир-хан просил защиты казахских кочевий от своего главного противника – джунгар. Неплюев предостерег джунгарского посла от военных решений в отношении казахов.
В своем дневнике Неплюев описывает, что во время тоя чуть было не случился «международный скандал», как сейчас сказали бы. Разгоряченный Абулхаир-хан открыто назвал джунгар врагами казахов. Но Неплюев вовремя скандал погасил – увел хана, предложив ему посмотреть солдатские упражнения. (Эх, сейчас бы соблюдали такую дипломатическую щепетильность. А то ведь в открытую называют врагами – и ничего).
В составе казахской делегации присутствовали на церемонии каракалпаки – «стояли между кайсацкими старшинами». Ведь Абулхаир был и каракалпакским ханом, а одно время правил в Хиве. Неплюев отмечает в своем дневнике: «Потом говорено о каракалпаках по содержанию того, как накануне с ханом разговор был…» Что касается торговли с русскими купцами и казаками, Абулхаир сказал, что «Оное изрядно, и утверждал, что они (русские – Н.С.) с киргиз-кайсаками в согласии пребывали…»
«… никакими «колонистами» они не были, – пишет о тех, кто руководил краем в те годы, оренбургский писатель Иван Уханов,– поскольку освоение степного края старались вести миром и добром. К этому, если верить документам, призывало и правительство, назначая управителями в большинстве самых лучших людей империи – строгих, справедливых, образованных администраторов. Таких, как Кириллов, Татищев, Неплюев, Перовский, Муравьев-Амурский, Черняев, Рычков…»
Английский историк лорд Керзон, побывавший у среднеазиатских подданных российского государства, писал:
«Россия, бесспорно, обладает замечательным даром добиваться верности и даже дружбы тех, кого она подчинила даже силой…. Русский братается в полном смысле слова… Он не уклоняется от социального и семейного общения с чуждыми расами. Его непобедимая беззаботность делает для него легкой позицию невмешательства в чужие дела; и терпимость, с которой он смотрит на религиозные обряды, общественные обычаи и местные предрассудки своих азиатских собратьев, в меньшей степени итог дипломатического расчета, нежели плод врожденной беспечности».
А, может быть, дело не столько во врожденной беспечности, сколько в широте русской души, которая приемлет все, способна удивляться и восхищаться разнообразием мира, природы, языков и культур, любые народные традиции и обычаи уважать и на все отзываться.
