И отступила старина… Пионерам уральского пароходства посвящается…

Теплый майский вечер окутал золотой дымкой Уральск. Купола церквей сверкали в лучах предзакатного солнца, колокольный звон плыл над городом, уносясь куда-то вдаль, в залитые вешними водами окрестности. Обыватели привычно коротали время за вечерним чаем, на столах свистели самовары, у кого-то играл граммофон. Но вот к привычным вечерним городским звукам добавился совершенно новый, огласивший долгим эхом предместья. То был победный гудок первого парохода, рассекавшего колесами доселе тщательно хранимые воды Яика Горыновича. Случилось это событие столетие назад. Именно тогда, 6 мая 1914 года колесный пароход «Уралец» вошел в акваторию Уральска. Уральцы ждали его. Шутка ли, ведь пароход шел из самого Гурьева, по участку реки, никогда еще не видевшей ничего подобного! Вскоре весь город, взбудораженный вестью, шел, бежал, ехал на велосипедах и даже на редких автомобилях к Уралу, дабы стать свидетелем, не пропустить это невиданное чудо – первый пароход! С тех пор прошел век, в далекий Каспий утекло много воды. На берегах Яика-Урала сменились поколения и даже государства. Многое забылось, в том числе и это событие, о котором главная газета края писала: «Это первое нарушение старины, в ломке и попирании устоев казачьей жизни, вероятно, будет занесено в историю Уральского казачьего войска». Ушло в небытие казачье воинство, исчезли даже и пароходы и теплоходы, но осталась яркая история покорения реки пионерами пароходства, дерзнувшими сломать вековые предрассудки и кинуть вызов природной стихии.

История пароходства на Урале относительно молода и, по сути, вся умещается в рамках прошлого столетия. Ее начало достойно сюжета приключенческого романа, а пока он не написан, мы можем довольствоваться лишь исторической канвой подлинных событий и фактов, сохранившихся в номерах старых газет.

Дореволюционный степной Уральск долгое время был парадоксальным городом. Образно говоря, благодаря своему географическому положению его обыватели должны были в тишине летних ночей слышать протяжные гудки бесчисленных пароходов, где-то совсем рядом бороздивших «главную улицу» России – Волгу. Старые волжские портовые города Самара, Балаково, Покровск и Саратов – близкие соседи Уральска. Помимо Волги регулярные пароходные сообщения были налажены даже по тихому Иргизу, доходя до хлебных пристаней Николаевска, а до него и вовсе рукой подать. Лишь соседний Урал, вторая по протяженности река Европы, к концу XIX века оставался совершенно не освоенной пароходами водной артерией. Причина этого во многом заключалась в особом статусе реки, главной рыбной кормилицы Уральского казачьего войска. Наиболее полноводный и плотно заселенный отрезок Урала от Илека до устья находился всецело на территории войска. Участок от Уральска до Гурьева был вообще запретным, превращенным в самый грандиозный в мире естественный рыбный садок. Вне войсковых земель от Илека и выше Урал был маловоден и сложен для судоходства. На пароходство в войсковых пределах выше учуга уральские казаки посматривали косо. Именно по этой причине о развитии судоходства на Урале впервые заговорили не в консервативном Уральске, а в просвещенном и прагматичном Оренбурге. Случилось это в 1875 году. Именно тогда потомственный почетный гражданин города купец первой гильдии Михаил Ефимович Мякиньков подал прошение на имя оренбургского генерал-губернатора Н.А. Крыжановского, в котором в частности, писал:

«Река Урал по течению от города Нижне-Уральска до Орска и выше к верховьям считается до сего времени не судоходною… Предвидя возможность учредить пароходное буксирно-пассажирское движение по Уралу в обозначенном выше участке, я не остановился бы пред такими затратами, лишь бы иметь гарантию в том, что другие не воспользуются плодами моих успехов. Поэтому я желал бы получить привилегию на 12 лет на исключительное право пароходства по реке Урал… По получении привилегии, я обязуюсь произвести исследование реки, очистить дно её, если окажется нужным, сделать другие приспособления, какие потребуются, и учредить пароходное движение в течение двух лет… Рейсы пароходства я обязуюсь производить во время навигации с ранней весны до совершенного упадка воды в Урале, если при всех стараниях нельзя будет ходить судам в течение всего лета. В противном случае, то есть если я не устрою пароходства в двухгодичный срок, то выданная мне привилегия должна считаться отменённою». Крыжановский купцу Мякинькову в прошении отказал, сославшись на недостаточность сведений о проекте. Вместе с тем, прошение купца заставило губернатора задуматься над проблемой судоходства в крае всерьез. В 1876 году Крыжановским был сделан запрос министру внутренних сообщений, в котором он отмечал: «…как много теряет край, не имея возможности пользоваться существующими реками, могущими служить весьма удовлетворительными путями сообщения. Считаю своим долгом заявить… о необходимости возможного приспособления их к судоходству с целью увеличения богатства и благосостояния края… Имею честь покорнейше просить… командировать в Оренбургский край инженера для специального исследования реки Белой, Уфы, Ая и других…». Следующим просителем организации судоходства по Уралу стал оренбургский купец Куперин. На этот раз разрешение от Крыжановского было получено, однако до реальных дел Куперину по каким-то причинам так и не удалось дойти. И тут пришел черед уральцев – братьев-купцов Ванюшиных: Павла, Василия, Сергея и Александра Ефимовичей. Торговый клан Ванюшиных вел широкие коммерческие операции не только по всему оренбургскому краю, но и в Средней Азии. Дела Ванюшиных даже упоминаются и в известном словаре Брокгауза и Ефрона. Оренбургские газеты отмечали особую энергичность предпринимателей, отличное практическое знание местного края. Риск, как известно, естественная составляющая бизнеса. Ванюшины умели рисковать. Об организации судоходства на Урале они задумались давно. Занимаясь выращиванием и торговлей зерна в Приуралье, предприниматели, естественно, интересовались и доставкой его водным транспортом. Еще в 1871 году они исследовали Урал с точки зрения возможного судоходства от Кизильской станицы до г. Орска, найдя его русло удобным для плавания небольших судов.

В марте 1879 года Ванюшины обратились с прошением к Н.А. Крыжановскому о разрешении спустить на Урал собственный пароход, в котором сообщали: «…торговый дом братьев Ванюшиных имеет честь доложить следующие сведения:

1) устраиваемый ныне пароход будет иметь машину высокого давления в 25 сил, длина парохода – пятнадцать сажень. При пароходе будет 8 барж;

2) пароход будет первоначально следовать от Оренбурга до Уральска, а если уровень воды в р. Урал позволит, то до г. Орска и обратно;

3) пароходные пристани будут в Оренбурге, Чесноковке, Илеке, Уральске;

4) хождение парохода по Уралу предполагается начать по вскрытии реки никак не позже 1 мая…».

Прошение было рассмотрено в положительном смысле, и в том же году Ванюшины приобрели за 12 тысяч рублей пароход на Волге, доставив его из Самары в Оренбург по железной дороге в разобранном виде. Отдавая должное искреннему сочувствию и активной помощи со стороны главного начальника Оренбургского края, пароход свой предприниматели назвали «Николаем Крыжановским». Весной 1879 года, на Банном протоке Урала у Оренбурга, Ванюшины собрали свой новый пароход. Это было относительно небольшое судно, при нем имелось три лодки, причем «две из них с палубами, каждая саженей по 10 в длину, и одна без палубы, саженью 16». В эти же дни «Оренбургский листок» сообщал, что «торговый дом братьев Ванюшиных, известный своей энергичной предприимчивостью в Амударьинском крае, предполагает открыть с предстоящей навигацией пароходство на р. Урал от г. Оренбурга до Н.-Уральска. Явление весьма знаменательное в нашем крае и важен почин в деле, имеющем экономическое значение для побережного населения по Уралу. Пароход готов, части его соединяются в Оренбурге, длина парохода 15 саженей, ширина 16 футов, глубина хода 2 фута. Рабочий механизм в 25 паровых сил…». Одновременно газета заключала, что «Предприятие Ванюшиных, конечно, нельзя не назвать рискованным, ввиду мелководности фарватера Урала во время межени вод, но мы уверены, что цель оправдается даже во время одной весны».

Несмотря на готовность парохода и полученное в Оренбурге разрешение, навигацию в 1879 году Ванюшины начать не смогли. Воспротивились уральские казаки. Повторимся, что часть водного маршрута, а именно участок реки от Илека до Уральска, проходила по территории Уральского казачьего войска. Казаки заявили, что пароход распугает рыбу, однако это был лишь повод. Серьезного рыбопромыслового значения для казаков Урал на этом участке не имел. Крупную рыбу выше Уральска не пропускал учуг. А казакам илецкой станицы вплоть до 1910 года даже воспрещалось пользоваться всеми видами рыболовства ниже учуга на Урале – основной зоне традиционного рыбного промысла уральцев. Тем не менее, именно этот надуманный повод и стал главной причиной не пускать пароход в пределы войска. Уральские казаки были известны своим неприятием всего нового, этим качеством умело воспользовалась богатая кучка казаков-купцов из Уральска, решившая расправиться с крупными конкурентами – «иногородцами» Ванюшиными. На это прямо указывал в одном из своих выступлений в оренбургской прессе глава клана Ванюшиных – Сергей Ефимович. Борьбу с казаками братья предвидели. «Всякое новое предприятие, всякая новая отрасль промышленности приходит в сопротивление со старыми порядками и выгодами посредников между производителями и потребителями, необходимо вызывает протест и борьбу против новшества лиц, теряющих свои прежние выгоды», – отмечал С. Ванюшин. Группа богатых казаков Уральска сумела надавить на наказного атамана генерал-лейтенанта Г.С. Голицына, и тот поручил атаману Илецкой станицы взять подписку у Ванюшиных не ходить с пароходом ниже Илека. Одновременно в станицах верхней линии провели казачьи сходы, для определения мнения казаков относительно предприятия Ванюшиных, хотя мнение казаков было известно и без обсуждения. Любое новшество вызывало лишь одну реакцию – «не жалам!». В одном из своих номеров «Оренбургский листок» напечатал отрывок из такого обсуждения:

«–На-а! Мотри ты: пароход задумали пущать… (кто-то добавляет: ету чортову силу)

– У! Пострели вас анафемы… – так, опираясь на длинную палку, начал первый оратор – седовласый старец-казак, и, сплюнув на землю смачно, добавил: «одно слово погань – не путевое дело вот и все!». В это время к старцу подходит молодой казак и, лукаво подмигнув толпе, спрашивает: «А что, дедушка Сивирьян, можно теперича в тот пароход штрилять?»

– И штриляй, только штриляй прямо в трубу: пытаму его само причинно место. Тут сила!

(урядник – ну старики, вы дело говорите, как полагаете ответить начальству?)

– Да что, показывай больше, Аникундиныч, – слышатся голоса совета мудрейших – чтобы, значит, к нам приступу не было, а то мотри ты: там чугунка, а здесь будет пароход… этак, может, нас совсем закружат. Пиши, Аникундиныч, ловим мол рыбы тысяч на 5 может.

– Ну куда ты, будет и на три!

– Га! Больно ловок ты, молодец: Скажем на три, Ванюшин сейчас три даст да еще магарыч надбавит…»

Несмотря на кажущуюся ныне и ничтожность предмета спора, накал страстей был значительным. Ведь речь шла о возможности плавания одного крошечного малосильного пароходика мощностью всего в 25 лошадиных сил, причем только в период большой воды. Однако не все здесь было столь однозначно. Затея Ванюшиных рассматривалась многими, как вторжение лукавых «иногородних музланов» в устоявшийся патриархальный уклад войска. Казаки боялись, что железными дорогами да пароходами чужаки их «совсем закружат». Ванюшины, прожив достаточное время в войске, это прекрасно понимали. Не дав никаких подписок и не желая тратить время на бессмысленные препирательства, они поехали искать правду прямо в Петербург.

(Продолжение следует)