Древо старой веры
Староверы, старообрядцы, старцы, отшельники, монашеские скиты, мученики за веру… Столько загадочного, таинственного и трагического в этом пласте нашей истории. Яицкие казаки все поголовно были приверженцами старой веры и считали себя древлеправославными. Именно «древле» – от слова «древо» – корни, истоки.
В 90-е годы прошлого века в милицейских сводках прошла информация об убийстве старой женщины. В те годы такое событие не было редкостью, времена были, как теперь говорят, лихие. Правда, убивали больше в результате криминальных разборок, дележа сфер влияния, рэкета, драк, разбоев и прочее. В данном случае жертвой страшного преступления стала старая и можно сказать нищая женщина.
Я тогда работала в «Приуралье» и занималась, в том числе, криминальной хроникой. Помню, что в шоке были даже видавшие виды опера: старушку убили в ее доме стоявшей здесь же старинной пешней (это такой железный лом с деревянной ручкой для пробивания льда, раньше использовался рыбаками во время зимнего багрения).
Старушка была старообрядкой, и дверь в дом, согласно своей вере, никогда не запирала (на все воля Божья). В доме у нее был молельный дом, куда собирались единоверцы, имелись старинные, византийского письма церковные книги и иконы, которые и были похищены.
Но больше всего полицейских потрясло не это. Они выяснили, что старушка, проработав полвека на вредном производстве (кажется, на «Землячке»), не получала пенсию. Она от нее просто отказалась, сказав, что ничего от «антихристова» государства не возьмет. «Что это за вера такая, что она даже от денег отказалась?» – удивлялись оперативники. Я тогда подумала, что эта женщина была последней настоящей уральской староверкой.
Скорее всего, бабушка относилась к так называемым «беспоповцам». Хотя раскол, который произошел после церковной реформы патриарха Никона, породил множество религиозных групп и течений – поповцы, беспоповцы, беглопоповцы, федосеевцы, филипповцы, сторонники и противники «австрийского священства». Всех их власть определяла одним словом – раскольники, то есть «еретики», «антихристы».
Честно признаться, даже многое прочитав о расколе в христианстве, я до сих пор не могу понять, чего ради люди терпели такие гонения, пытки и шли на мученическую смерть? Ну какая, в сущности, разница, креститься двумя или тремя пальцами? Вряд ли приверженцы старой веры понимали государственное значение реформ Никона, но они не хотели мириться с тем, что их заставляют отказаться от привычного, «своего», от отцов и дедов принятого церковного обряда. И такая верность и стойкость вызывают уважение.
От преследований властей «раскольники» вынуждены были бежать на окраины России, в том числе сюда, на Урал, в степи. Сюда были также сосланы сотни мятежных стрельцов, избежавших казни, которые в массе своей были староверами.
На «запольную» реку Урал бежали крепостные князей Барятинского, Долгорукого, Щербатова. Меньшиков жаловался Петру Первому, что на яицких хуторах и в станицах скрываются свыше 500 его холопов, которых казаки не хотят ему возвращать.
Казаки укрывали «страдальцев за веру», старались помочь «братьям по вере», особенно попам-расстригам и «ученым» старцам. При этом казаки понимали, что на Яик бегут не только староверы, но и «лихие», «непутевые» люди, поэтому к пришлым поначалу относились настороженно. Пряча у себя раскольников, казаки сильно рисковали: для защитников «старой» веры была придумана целая система наказания: «пытать накрепко», «сжечь, если не признается», «казнить смертию без всякого милосердия» и т.д.
Пётр Первый видел в староверах угрозу государству – его стрельцы, поднявшие жестоко подавленный мятеж, почти сплошь были староверами. Последующие цари также видели в них угрозу трону.
Заставить казаков отказаться от «старой» веры власть пыталась на протяжении веков – и кнутом, и пряником. Например, если казак соглашался сбрить бороду и «исправлялся в вере», то освобождался от уплаты дополнительного налога (старообрядцы обязаны были платить налог на бороду и «ношение неустановленного платья»).
Каких только указов не издавали цари, чтобы искоренить старую веру, каких только акций не предпринимали! На Яик регулярно направляли солдат для поиска и ареста скрывающихся «старцев». Они громили молельные дома и расправлялись со староверами. По поручению царя на Яике провели перепись населения, что вызвало недовольство казаков, но у присланного полковника была тайная инструкция: «в случае неповиновения повесить каждого десятого, а прочих бить кнутом».
Духовенство присылало в Яицкий городок православных священников, которые пытались обратить их в новую веру, но казаки, узнав, что службы ведутся «по-новому», отказывались посещать церкви. Присланного из Казанской епархии священника Василия Семёнова объявили «предателем старой веры» и расправились с ним, «посадив в реку», то есть утопив. Атамана Рукавишникова, который призывал земляков не ходить в церковь и «не слушать книг новопечатных», для устрашения войска казнили четвертованием.
Мучительные казни староверы принимали чуть ли не с радостью, считая это страданием за веру. У уральского писателя Иоасафа Железнова есть рассказ про «Кочкин пир». Вроде бы протестовали казаки против «штата» – служения в регулярной армии и ношения солдатской формы, но губернатор Перовский видел в этом происки старообрядческих «сумасбродных» идей. Для усмирения царь прислал князя Волконского с солдатами и башкирами во главе с майором Кочкиным. Казаки вышли навстречу безоружные.
«Не робейте, братцы, хошь он и князь, а мы простые казаки, а стрелять по нас не посмеют, безоружного человека ни в каком царстве не бьют, а в нашем и подавно», – говорил казакам их атаман Павлов.
Стоят казаки и стоят, хоть мороз на дворе. Не уйдем, говорят, пока ответа не получим. Князь плюнул и уехал. Ночь настала, а казаки все стоят за городом. Снова появился Волконский:
– Повинуйтесь воле начальства.
– Рады повиноваться, да ты прежде скажи, в какую силу повиноваться?
– А вот в какую, – разозлился Волконский. И скомандовал майору: – Кочкин, катай их, дураков, в нагайки!
Кочкин махнул рукой, и толпа с нагайками и палками двинулась на казаков. Схватили Павлова, стали раздевать, чтобы бить, но не успели снять с него одежду, как все казаки поснимали с себя все, что было, и легли на снег: «Уж коли Павлова бить, то и нас бить!»
«Принялись хлестать палками, бить дубьем всех казаков, кто попадет под руки, а они все попадали под руки, все лезли туда, где били жарче и больнее, все старались доказать, что не выдают друг друга. Сделалось побоище страшное. Ни у одного казака не оставили живого места на теле, словом, избили всех до полусмерти, а более упорных связали и развезли по казематам и караульным домам. Этим побоищем распоряжался майор Кочкин. По нему и побоище названо в насмешку «Кочкин пир… Павлова, как главного зачинщика высекли и сослали в Сибирь. «Всех не перевешают, всех не переказнят, – говорил он. – Всю беду, весь ответ беру на себя, первый пойду на эшафот, первый положу голову на плаху».
«И мой деньга не сурба, и мой шафоть-плаха не боится – так говорил Сеит Байталов, и слова свои доказал делом» (И. Железнов со ссылкой на Уральский войсковой архив).
По преданию, от полного уничтожения яицких старообрядцев спас легендарный яицкий казак Рыжечка, победивший «чудовищного» шведского богатыря в Полтавской битве. Царь за это пообещал исполнить любое его желание. У казаков было единственное желание: «Пожалуй нас нашим крестом и бородой, чтобы нам в наших старых обычаях невредимым быть». И царь его желание исполнил.
Жизнь староверов была закрытой, обособленной.
Когда молодые казаки уходили на службу, они вынуждены были нарушать требования «древлего благочестия» – брили бороды, посещали «новые» храмы, выслушивали проповеди «казенных» священников, курили трубки, пользовались чужой посудой.
«Но эти отступления от правил «истинной церкви» воспринимались казаками как временные: по окончании службы, перед возвращением на родину отпускали бороды, на границе своей Земли выбрасывали трубки и табак», – пишет Николай Иванович Фокин в книге «Уральск православный».
Возвратившиеся из России служивые дома проходили обряд «очищения от скверны»: какое-то время они пили и ели из особой посуды, которая потом выбрасывалась как нечистая и заразная. При этом они должны были выполнять ряд религиозных обрядов. И только после этого солдат признавался «своим» – законным мужем и отцом.
«Доброжелательно и одновременно строго настроенные по отношению к «собратьям по вере», готовые прийти на помощь друг другу в дни несчастий, старообрядцы безразлично равнодушно смотрели на «посторонних», незнакомых людей: неохотно и крайне редко подавали милостыню православным и мусульманам, в жаркую погоду могли не дать воды «чужому» человеку, если же все-таки выполняли его просьбу, то позже обычно выбрасывали кружку, считая ее «поганой». «Мир старообрядчества (особенно староверов-беспоповцев) – это замкнутый, жестко организованный, «самодостаточный» круг «посвященных», «избранных», стремившихся сохранить свое не только религиозное, но и бытовое своеобразие» (Н.И. Фокин).
Известный путешественник и натуралист Карелин в 1830 году в одном из уральских хуторов останавливался в доме старообрядцев. Потом вспоминал, что так как они (жильцы) курили табак, хозяева не скрывали своего отвращения не только к ним, но и к их слугам и не позволяли даже черпать воду из бочки тем же сосудом.
Шевченко вообще писал о староверах со злобой и ненавистью. Про свое возвращение из казахстанской ссылки в столицу он записал в своем дневнике следующее: «Хорошо, если я поеду через Астрахань. А если придется прогуляться через Гурьев и Уральск, по злачным и серебряным берегам благочестивого Урала, тогда что? Аппетит в торбу, а зубы на полку или во избежание голодной смерти прикинуться ворожейкой, а лучше всего мучеником за веру, расстригою-попом; тогда, как по щучьему велению, все явится перед тобой, начиная с каймака и джурмицы… Хуже всяких язычников».
В общем, старую веру уничтожали огнем и мечом, боролись с ней и цари, и духовенство, и наказные атаманы, а она жила – в тайных молельных домах, в монашеских скитах. Первый такой скит, известный как Шацкий монастырь, появился недалеко от городка еще в конце 17 века. Обитатели скитов в прошлом были воинами, прошедшими войны за Отечество. Они удалялись от мирской жизни, чтобы посвятить себя Богу, но им это редко удавалось. Казаки взывали к их авторитету и постоянно втягивали их в борьбу с «новой» верой. Кроме того, их мнение учитывалось при решении всех других вопросов на казачьем круге.
Не случайно власть видела в «старцах» идеологов «дикой вольности» и главных виновников смут и волнений среди казаков. Периодически скиты разрушали и разоряли. Обители обычно устраивали в отдаленных пустынных местах, богатых травами, рыбой и дичью. Казаки видели в старцах бескорыстных подвижников, готовых пострадать за веру, помогали строить часовни и кельи, к праздникам дарили подарки и снабжали продуктами. В каждом ските жили не больше 20-30 человек, которые к тому же менялись: опасаясь очередной проверки, старцы переходили в другие монастыри.
«Быт в староверческих скитах отличался строгостью нравов и упорядоченностью служб. Строились «теплые» и «холодные» церкви весьма хорошей архитектуры и деревянные кельи, конюшни и пекарни, амбары и избы для «трудников» (т.е. работников), создавались небольшие библиотеки, где хранились старые рукописные и печатные книги, действовали школы, в которых послушников обучали письму, чтению, пению «по крюкам».
Но несмотря на строгость, среди тех, кто приходил в монастырь, нередко попадались всякие проходимцы и «беглые люди»: авантюристы, пьяницы, «блудодеи». Их монахи тоже укрывали, так как «у раскольников принимать бедных и давать им покровительство почитается за величайшую добродетель» (по свидетельству современника).
Еще в студенческие годы, прочитав «Житие протопопа Аввакума», я поразилась целомудрию души, стойкости духа староверов и их верности вере предков. Особенно поражало, что книга была написана протопопом в земляном срубе, где он и еще трое мучеников, почти ослепнув, провели 14 лет, после чего были сожжены.
(Продолжение следует)
