Взять Берлин
(Продолжение. Начало в № 39-46, 49, 50, 52)
Наш земляк, фронтовик Александр Федосеевич Кирпичев штурмовал Берлин и брал Рейхстаг. Он вспоминал, как на подступах к Берлину они вышли из боев «потрепанными» и должны были передохнуть и получить новое обмундирование. Но пришел политрук и сказал: «Некогда отдыхать. Будем брать Берлин. Иначе грош нам цена». И добавил: «Они ответят за все».
Еще ветеран вспоминал, как старательно «утюжили» Берлин бомбардировками союзные войска, которые наконец открыли Второй фронт в июне 1944 года и очень хотели войти в Берлин первыми.
В своих мемуарах Жуков пишет: «29 марта (1945 г.) я вновь прибыл в Москву, имея при себе план 1-го Белорусского фронта по Берлинской операции. …Поздно вечером того же дня И. В. Сталин вызвал меня к себе в Кремлевский кабинет. Он был один. Только что закончилось совещание с членами Комитета Обороны. Молча протянув руку, он, как всегда, будто продолжая недавний прерванный разговор, сказал: «Немецкий фронт на Западе окончательно рухнул, и, видимо, гитлеровцы не хотят принимать мер, чтобы остановить продвижение союзных войск. Между тем на всех важнейших направлениях против нас они усиливают свои группировки».
И, раскурив трубку, Верховный добавил: «Думаю, драка предстоит серьезная…»
А вот как о том же периоде времени писал в своих мемуарах наш заклятый «друг» и «союзник» Черчилль.
«Во-первых, Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира; во-вторых, надо немедленно создать новый фронт против ее стремительного продвижения; в-третьих, этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на Восток; в-четвертых, главная и подлинная цель англо-американских армий – Берлин; в-пятых… наконец, – и это главное – урегулирование между Западом и Востоком по всем основным вопросам, касающимся Европы, должно быть достигнуто до того, как армии демократии уйдут…»
А ведь всего несколько недель назад Черчилль в Ялте подписался под совсем другим документом: о единстве целей и задач с Советским Союзом.
5 апреля Черчилль пишет Рузвельту о том, что наиболее важно, «чтобы мы соединились с русскими войсками как можно дальше на Востоке и, если позволят обстоятельства, вступили в Берлин».
Так и хочется сказать: опоздали, сэр! Надо было Второй фронт открывать, как и обещали, в 41-м, а не в 44-м.
1 апреля Жуков и другие командующие фронтами были вызваны в Ставку. Была зачитана телеграмма о том, что англо-американское командование готовит операцию по захвату Берлина. Дочитав, Сталин спросил:
– Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?
Ответил Конев:
– Берлин будем брать мы, и возьмем его раньше союзников.
– А как вы сумеете создать для этого группировку? У вас главные силы находятся на южном фланге, – сказал Сталин.
Жуков заверил, что войска готовы взять Берлин.
«Пусть они убивают как можно больше…»
Немцы тоже готовились к последнему решительному сражению. На Берлинское направление было стянуто все, что возможно: в общей сложности около миллиона солдат, 1500 танков, 3300 самолетов. И тут Геббельс снова проявил находчивость: он решил воспользоваться нашим опытом и создать что-то вроде партизанских отрядов, женских батальонов и батальонов гитлерюгенд. Для этого он даже вызвал для консультации Власова, спрашивал его, как, мол, русские обороняли Москву и как им лучше построить оборону Берлина? И Власов такие советы дал. Гитлер его за эту инициативу похвалил.
Вообще Геббельс, как мог, поддерживал Гитлера. Например, рассказал ему историю Фридриха Великого – любимого исторического персонажа фюрера. В самый критический момент, когда Фридрих уже готов был покончить жизнь самоубийством из-за поражения в Семилетней войне, скончалась русская царица Елизавета, и это спасло Фридриха от окончательного позорного разгрома. И надо же было такому случиться, что через несколько дней после этой беседы – 12 апреля 1945 года – скончался президент Рузвельт. Сияющий Геббельс сообщил эту новость Гитлеру словами: «Чудо свершилось!». По случаю смерти Рузвельта в ставке Гитлера был настоящий праздник.
«Радость Гитлера не была беспочвенной, потому что приход Трумэна к власти действительно сулил перемены к лучшему. В Германии были известны слова, сказанные Трумэном еще в июне 1941 года: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нам следует помогать Германии и, таким образом, пусть они убивают как можно больше…»
На следующий день после похорон Рузвельта Трумэн собрал совещание, на котором заявил: «Русские скоро будут поставлены на место, и тогда США возьмут на себя руководство движением мира по пути, по которому следует его вести».
Нас «поставить на место» тогда не получилось, но с тех пор США так и руководят миром с помощью войн и переворотов.
Черчилль тоже обрадовался смерти союзника, считая, что у него теперь появились дополнительные шансы взорвать антигитлеровскую коалицию изнутри. Вот что он писал потом в своих мемуарах:
«…Еще до того, как кончилась война, и в то время, когда немцы сдавались сотнями тысяч, а наши улицы были заполнены ликующими толпами, я направил Монтгомери (командующий английскими войсками в Западной Европе) телеграмму, предписывая тщательно собирать и складывать германское оружие, чтобы его легко можно было снова раздать германским солдатам, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось».
«Словно небо рухнуло на землю»
Появление советских войск в 70 километрах от Берлина было ошеломляющей неожиданностью для немцев. Они все-таки надеялись, что если уж придется сдать Берлин, то только не советским войскам.
Решающее сражение за Берлин началось 16 апреля. Ветераны, которые участвовали в штурме, не находили слов, чтобы описать его. Владимир Карпов, участник штурма и автор книги о Жукове описывает его так.
«В пять часов утра словно небо рухнуло на землю, как какой-то космический обвал в одно мгновение загрохотали выстрелы, а затем и разрывы тысяч и тысяч снарядов; так началась артиллерийская подготовка. Через некоторое время над этой грохочущей, огненной, вздыбленной землей пошли волны авиационных соединений. В течение 30 минут на позиции противника обрушилось такое огромное количество снарядов, которое было привезено в 2450 вагонах. Всего было произведено 1236 тысяч артиллерийских выстрелов… После того, как огневой вал стал продвигаться в глубину обороны противника, поднялась в атаку пехота с танками. И в это время вспыхнули 140 прожекторов, расположенных в 200 метрах один от другого. Жуков рассчитывал на внезапность этого моря света, которое должно было не только ослеплять противника и освещать дорогу нашим войскам, но главным образом воздействовать как нечто непонятное, необъяснимое, как какое-то новое оружие, которое должно испугать, морально подавить противника». Сам Жуков об этом писал:
«Более 100 миллиардов свечей освещали поле боя, ослепляя противника, выхватывая из темноты объекты атаки для наших танков и пехоты. Это была картина огромной впечатляющей силы, и, пожалуй, за всю свою жизнь я не помню подобного зрелища».
Однако после такого шквального огня большого количества трупов на первых позициях противника наши войска не обнаружили: предвидя мощную артиллерийскую подготовку, немцы отвели свои войска вглубь обороны. Для Жукова это было большой неожиданностью и неприятностью.
«Подарок» Гитлеру от Жукова
Зато в ставке Гитлера в этот день был праздник. «Под Берлином русские потерпят самое кровавое поражение, какое только вообще может быть», – радовался Гитлер. В это время он предпринимал лихорадочные усилия для заключения сепаратного мира с английскими и американскими войсками.
«Учитывая успешность идущих закулисных переговоров с англо-американцами, командование германских войск фактически прекратило боевые действия на Западном фронте против войск союзников» (В. Карпов).
Все, что могли, немцы бросили на оборону Берлина, против нашей армии.
Главный рубеж обороны Берлина немцы построили на Зееловских высотах. 18 апреля они были взяты. Советские войска ринулись на город.
20 апреля, когда танковые соединения Жукова обходили Берлин с северо-востока, Гитлер в подземном бункере отмечал свой день рождения. Он к этому времени был уже полной развалиной.
«У него дрожали нога, рука, голова. Он стоял с опущенными глазами, принимая поздравления, негромким голосом благодарил, и вяло реагировал на все происходящее» (В. Карпов).
В этот день Гитлер в последний раз выйдет из бункера на поверхность земли. Об этом его попросит руководитель молодежной организации «Гитлерюгенд» однорукий Аксман, сказав, что гитлеровская молодежь хочет преподнести фюреру подарок в день его рождения. «Подарком» оказались два отряда мальчишек лет 15-16, вооруженных фаустпатронами. Гитлер нетвердо прошел вдоль строя, кого-то похлопав по плечу, кого-то по щеке. Мальчики смотрели на него с восторгом, они были готовы идти умирать (Ветераны вспоминают, как жалко им было этих фанатичных подростков).
Последний и самый весомый подарок Гитлер в этот день получил от артиллерии Жукова. В этот день она впервые обстреляла район имперской канцелярии.
21 апреля наши войска вошли в Берлин. Начались уличные бои. Жукову еще не приходилось вести бои в таком огромном городе. «Скопище многоэтажных домов, улиц и переулков поглотили несколько армий. Сражение растянулось на тысячи разрозненных схваток за дом, этаж, подвал. Жуков не видел своих войск даже на главном направлении. Да и где оно теперь, это направление главного удара – там, где танковые армии рвались в обход, чтобы замкнуть кольцо окружения, или в рукопашных схватках за каждый дом на подступах к рейхстагу? Линия фронта в привычном понимании здесь уже не была линией, на некоторых участках фронт стал вертикально – дыбом, потому что шел бой в многоэтажных домах. А в соседнем квартале передний край ушел глубоко под землю, в подвалы, канализационные шахты, тоннели метро». Недаром, наверное, верховный комиссар Берлина Геббельс заверил Гитлера, что заставит каждого жителя Берлина драться с советскими войсками «за свой дом, свою квартиру». Фаустпатроны раздавали даже 12-летним детям. Во всех листовках Геббельс предупреждал берлинцев о расстреле за неповиновение.
«А теперь давайте вместе против русских варваров…»
В это время Геринг и Гиммлер, желая спасти свои шкуры, уже за спиной Гитлера начинают переговоры с союзниками. Гиммлер отправляет письмо английскому маршалу Монтгомери со словами: «Теперь, когда Германия разгромлена, Британия осталась один на один с азиатскими варварами. Важно спасти живую силу Германии… Поскольку она вскоре опять понадобится, чтобы вместе с англичанами драться против русских».
Почти слово в слово, как Черчилль тому же адресату. Но Гиммлер обратился еще к французскому генералу де Голлю. Ему он писал: «Готов признать – вы победили! Но что вы будете делать теперь? Собираетесь положиться на англо-саксов? Или, может, вы вступите в союз с Советами? Они установят во Франции свои законы, вас же ликвидируют… В самом деле, единственный путь, который может привести ваш народ к величию и независимости – это путь договоренности с побежденной Германией».
25 апреля предложения Гиммлера были рассмотрены в Вашингтоне и Лондоне. Но к этому времени советские войска уже были в Берлине, а на Эльбе наши войска встретились с армией союзников. Предложение Гиммлера было не только отвергнуто, но об этом сообщили по Лондонскому радио, о чем тут же доложили Гитлеру. Он пришел в ярость и отыгрался на Фегеляйне – том самом, которому предатель Власов подарил свой советский орден. Гитлер расстрелял его, Фегеляйна, прямо в своей канцелярии.
