Признание в любви

4 февраля 2016
0
2191

(Продолжение. Начало в №50-53 за 2015 г., 1-4 за 2016 г.)

В.С. Толстов с сыном Олегом в г. Басра. 1921 годАлексей Васильевич Черекаев родился и жил в тех местах, где в 1919 году шли самые ожесточённые бои между большевиками и казаками. Он относился к тому поколению мальчишек, которые по десять раз смотрели фильм «Чапаев» и у которых самой любимой игрой была игра в «чапаевцев». Не удивительно поэтому, что при его природной любознательности он многое пытался выяснить о тех боях у односельчан. И в особенности – о гибели кумира своего детства.

Чапаев – кумир детства

«Во времена моего детства были еще живы многочисленные свидетели и участники «чапаевских» событий. Эти свидетели – не только бывшие казаки, но и женщины, старики и выросшие дети, происходившие из воинственного Уральского казачества, – пишет он. – В детстве, еще в Казталовке, затем в Чапаеве, я интересовался любой информацией, которая касалась Чапаева. Люди моего поколения помнят, что это был кумир всех детей страны, в которого играли, которому стремились подражать».

От односельчан он узнавал «другую» правду, не совпадающую с той, что показывали в фильме. Бывший командир красного партизанского отряда Яков Ефимович Панченко еще в Казталовке говорил Алексею, что Чапаев не был таким уж выдающимся командиром. Познакомился он с Чапаевым, когда того направили в наш край устанавливать советскую власть из Саратовской губернии. Панченко его предупреждал, что уральские казаки – это не саратовские лаптежники, они – воины. А тот послал на задание небольшой отряд, который весь в бою был уничтожен.

Среди казаков бытовало мнение, что Чапаева не берут ни пуля, ни штык, а потому многие в его смерть не верили.

– Он был, как заговоренный, несется на коне, мы стреляем, а ни одна пуля его не берет, – рассказывал Иван Сафонович Карташов.

– Может, стреляли плохо? – подкалывал его племянник Лёшка.

– Может быть, – соглашался дед. – Мы же – казаки, а не пехота. Ежели бы пикой или шашкой, то казак – мастак. А винтовкой, оно, конечно…

Позиции их с дедом были разными, поэтому разговоры о Чапаеве часто заканчивались ссорой.

– Разгромил вас Чапаев! – кричал мальчишка.

– Разгромил? Казаки все почти в Персию ушли, а Чапай твой где со своими чапаевцами? Пойди, поищи, много их тут в земле осталось, – задирал бороду старик.

Лбищенские легенды

От бабушек в станице Лбищенской, которые сами видели все происходящее, он узнал, как казаки разгромили чапаевский штаб в станице. Подробности разъяснил сосед Василий Хорошкин. Чапаев уговаривал казаков сложить оружие и подчиниться новой власти, но они не соглашались.

– Мы говорили, что казак-уралец дает клятву один раз в жизни. Мы ее давали царю-батюшке Николаю Второму. И будем верны ей до смерти.

– Значит, мы ускорим вашу смерть, – отвечал Чапаев.

– Тогда встречайте нас на том свете, – передавали казаки ответ.

Казаки отступили до станицы Сахарновская, Чапаев их преследовал. А потом неожиданно вернулся назад – в Лбищенскую.  Как только прекратилось преследование, казаки под командованием атамана Сладкова  незаметно, степью, через свои станицы тоже двинулись к Уральску. Главной их целью было – физическое уничтожение Чапаева, с которым они связывали все то горе, смерть и разорение, которые свалились на их край.

По словам Хорошкина, казаки разработали несколько операций, но попался он на самую примитивную, «детскую, а скорее бабскую».

Чапаев, считая, что отогнал казаков достаточно далеко, с небольшим отрядом и штабом направился от Сахарновской в сторону Уральска. Казаки рассчитали, что за день двести верст он не пройдет, а, значит, заночует в одной из попутных станиц – Лбищенской, Бударинской или Кожехаровской. Заранее в этих станицах и окружающих лесах спрятались пешие казаки.

– Главное же, – рассказывал старый казак, – расположили вдоль дороги обозы с красивыми казачками, которые будто бы двигались в сторону Гурьева.  Женщин и детей красные не трогали.

Ну и вроде бы Чапаев на эту уловку попался – пригласил казачек отобедать вместе с ним в Лбищенской.

У меня этот рассказ вызывает большие сомнения. Как это – не трогали? Ведь директиву от Ленина – не щадить никого из казачьего рода, даже стариков, женщин и детей Чапаев выполнял с большим рвением. Этим возмущался даже Фурманов, о чем писал в своей книге: Чапаев, как чумной метался по степи, кричал, что убивать надо всех, не оставлять в живых «ни казачишки». Еще до недавнего времени бабки, тютюшкая своих внуков и правнуков, приговаривали: «Недобитый казачок, недобитый казачок…».

Семья Толстовых в Билоеле, возле дома из мешков. 1929 год

Хотя, вполне возможно, что окрыленный победой Чапаев действительно решил побаловаться с казачками. И то, что его штаб в ту ночь в Лбищенской был пьян – тоже подтверждают многие свидетельства.  Чапаев в ту роковую для себя ночь чувствовал себя в безопасности – казаки далеко в Сахарновской, Лбищенскую надежно защищают с одной стороны Урал, по бокам заливы и старицы с крутыми берегами, впереди степь с красноармейскими заставами.

Юного Черекаева интересовало, правильно ли в фильме показаны бой и гибель Чапаева.

– Большого боя не было, – рассказывал ему старик Хорошкин. – Под утро наши тихо вышли из лугов, подойдя с тыла, вытеснили красноармейцев с дорожных постов. Те даже не сопротивлялись, бежали в ночную степь почти без выстрелов. В их окопы мы посадили своих.

Затем красноармейцев казачьим гиканьем и свистом согнали к Уралу, постреляли в темноту.

– Многие бросились в реку, – рассказывал старик. – Да разве Урал в это время переплывешь? Ведь сентябрь, вода холодная, это даже бывалому казаку трудно, а тут мужики, да еще в одеждах. Кто не утонул, того шашками порубили. А ты сам-то пробовал переплыть Урал в сентябре от Красного яра? – спросил он парнишку.

Старик знал: все лбищенские подростки в память о своем кумире не раз пытались преодолеть Урал именно пятого сентября – в день гибели Чапаева. Да еще при этом, работая одной рукой, как плыл Чапаев в фильме. Но моментально выскакивали из ледяной воды. Переплыть Урал в этом месте не всем удавалось даже летом – сильное течение сносило пловцов почти на километр.

Переплыть Урал в начале сентября пытались многие. По словам старика, даже из Москвы приезжали «специальные» пловцы, но ни у кого не получилось, одного даже пришлось вылавливать и откачивать. А раненого Чапаева красноармейцы пытались переправить на лодке, ее снесло до паромного каната, тут ее и выловили. Якобы, раненого Чапаева допросил атаман Сладков, а потом отправил под конвоем вместе со штабными сундуками в сторону Гурьева к атаману Толстову, а что с ними  было дальше, старик не знал. Но за гибель своего командира красные мстили жестоко – никого не щадили, а станицу разграбили и многие дома сожгли. Но почти все, кто оставался, ожидали погрома и успели уйти на Бухарскую сторону.  В тот же день степью ушли  в сторону Гурьева и казаки многих других станиц.

Большинство из них погибли в дороге – от голода, холода, болезней, пуль. Кто-то добрался до Персии, осел в Австралии.

Австралийская сага

Вот там-то, в Австралии, будучи советником советского посольства, Черекаев и вспомнил о рассказах земляков о Чапаеве. Ведь где-то должны храниться документы штаба Чапаева, взятые казаками после разгрома красных в Лбищенской? И протоколы допросов Чапаева. Интересовало это и советских историков.

В посольстве у Черекаева была обязанность – работать с русскими эмигрантами, в Брисбене их проживало более ста тысяч.

– Среди них есть и твои земляки, уральские казаки, – сказал Черекаеву сотрудник посольства Денисенко. – Они приехали в Австралию во главе со своим атаманом Толстовым. Мы располагаем сведениями, что сам атаман умер, а у его детей хранятся документы 25-й Чапаевской дивизии. Наши попытки добраться до этих документов успеха не имели, может быть, ты попробуешь? Ведь ты, кажется, из Лбищенской?

Черекаева и самого интересовали ответы на многие вопросы, связанные с Чапаевым, и он с энтузиазмом взялся за это дело. Русские эмигранты той первой волны все знали друг друга и старались держаться вместе, поэтому найти среди своих знакомых тех, кто был вхож в семью Толстовых, особого труда не составило. Но Толстов, узнав, что в гостях его хотят познакомить с человеком из СССР, наотрез отказался от визита, сказав, что не желает иметь дело с большевиками, которые выгнали его с родины. Это был сын атамана – Олег.

Двоих своих детей – двойняшек Олега и Милецию – генерал Толстов вывез из Уральска шестилетними.  Теперь они были уже пожилыми людьми. Черекаев пытался связаться с ними по телефону. Первый вопрос был: «Вы – большевик?». – «У нас сейчас нет большевиков. Я – коммунист», – ответил Черекаев. И объяснил, что он живет в Уральске, работает в совхозе и хотел бы встретиться со своим земляком.

– Вы – уральский казак? – спросил Толстов.

– Думаю, да. По крайней мере, предки мои были казаками, – ответил Черекаев.

Толстов продолжал задавать вопросы. Наверное, он не случайно был таким подозрительным – эмигранты-белогвардейцы находились под пристальным оком КГБ даже за границей.

– А какие уральские казачьи песни вы знаете? – спросил Толстов.

Черекаев ответил, что знает много, но чаще всего они с друзьями поют «На краю Руси обширной».

– Напойте, – неожиданно попросил Толстов.

– Надо сначала пропустить по рюмочке-другой, – нашелся Черекаев.

И Толстов согласился приехать к их общим знакомым в Брисбене. Приехал он со своим зятем, мужем дочери.

За столом  Олег Толстов расспрашивал об Урале, Уральске. Черекаев в свою очередь попросил его рассказать о том, как уральские казаки попали в Австралию.

– Некоторое время жили в Персии, там уже было много эмигрантов из России, – отвечал Толстов. – Наши казаки даже поступили на службу в кавалерию персидского шаха, верховодили там англичане. Вскоре по приказу английского премьера Черчилля всем войском переехали во Владивосток. Это был единственный на востоке, не занятый красными порт. Когда и на этот город стали наступать большевики, опять же все вместе перешли в Китай. Расположили нас недалеко от Харбина. Там и в других приморских городах жило много русских, в том числе казаков, особенно из восточных и сибирских войск.

Потом уральцы решили перебраться в Австралию – жизнь там проще, дешевле и рыбу ловить можно сколько угодно. Осели в Брисбене, тогда это был совсем небольшой городок. Занялись рыбалкой и промыслом крабов. Сначала никаких ограничений не было, потом стали выдавать лицензии, но уральцы оставались «вольными казаками» – ловили по ночам. Многие казаки обзавелись землей – ее давали бесплатно, потом за незначительную сумму – в аренду на 99 лет. Атаман Толстов в Австралии стал зажиточным фермером – имел большой дом, машины, нанимал рабочих.

Олег Толстов рассказал, что  первые переселенцы-казаки часто собирались вместе, вспоминали Урал, пели песни и страшно тосковали по родине. В Брисбене даже долгое время существовал клуб уральских казаков. Но старики уходили, их внуки стали  забывать родной язык.

– Наши дети и внуки рассказы  про Урал, про багренье, про миски черной икры, которую ели большими ложками, воспринимают, как сказку, – говорил Толстов.

Но как только разговор коснулся чапаевских документов, он сразу помрачнел:

– Так и знал, что вас КГБ ко мне прислало. Уже несколько раз подсылало ко мне разных людей, даже учительницу, которую мы выписали из Москвы для нашей церковной русской школы.

Но все-таки обещал показать сундук, который много лет хранится в сарае. Больше всего советскую сторону интересовало: есть ли среди них протоколы допроса Чапаева белоказаками. Ведь от этого зависел ответ на вопрос: утонул Чапаев в Урале или все-таки остался жив?

Но на следующий день жена Толстова сказала, что Олег уехал в Сидней и вернется не скоро. А вскоре и Черекаевы уехали из Австралии на родину. Так и осталось неизвестным, были ли на самом деле протоколы допроса Чапаева. В душе Черекаев был этому даже рад: пусть Чапай навсегда останется в памяти народным героем. Погибшим, но не попавшим в плен.

(Продолжение следует)

ВСЕ РАЗДЕЛЫ
Top