Смертельная удавка

(Продолжение. Начало в №33)

К слову, у поселка Сарайчиковского уже в 1920 году был учуг, который стоял еще довольно продолжительное время, даже после снятия государственной монополии на рыболовство.

Тем временем, уже 3 июля 1921 года в газете «Красный Урал» появилась рубрика «Борьба с голодом», которая со временем стала почти ежедневной. Справедливости ради надо сказать, что из нее можно почерпнуть массу интересной информации.

А 17 июня уже сообщалось о нескольких голодающих волостях Джамбейтинского уезда.

В августе в Уральской губернии создана губернская комиссия по оказанию помощи голодающим. Комиссия имела свои подразделения во всех уездах.

Губернские власти к этому времени еще не знали о количестве голодающего населения губернии. Только в конце августа был введен критерий для определения голодающих. Ими признавались «граждане, не имеющие совершенно никаких доходов от своих занятий и не имеющие имущества, за исключением вещей домашнего обихода, крайне необходимых». По крупному счету, под такое определение попадали люди уже обреченные. Ведь десяток кур или выгоревший от засухи огород в 2-3 сотки не могли спасти семью от надвигавшегося голода, тем более, что семьи тогда были немаленькие. Но, исходя из вышеприведенного определения, семьи с таким «имуществом» имели доход от своих занятий и имущество сверх «крайне необходимого в домашнем обиходе», а посему голодающими признать их нельзя. Учет велся через кварткомы, которые несли полную ответственность за подсчет голодающих. Но кварткомы существовали только в городах, а в сельской местности, бывало, про них и не слышали. И не удивительно, что при таком положении вещей губернские власти представления не имели о количестве голодающего населения. Даже тогда, когда стали отмечаться случаи голодной смерти.

В связи с голодом Центр снял с Уральской губернии общий налог. Но вместо него губкомиссия по борьбе с голодом в конце августа ввела внутригубернский налог в помощь голодающим. В городах им облагались железнодорожные билеты, так как передвижение по железной дороге считалось роскошью. Налогом облагались семьи, имевшие прислугу. В сельской местности внутригубернский налог устанавливался экономсовещанием с учетом мнений волисполкомов. В каждом уезде (а то и волости) размеры этого налога устанавливались в зависимости от состояния хозяйства. Например, в Джамбейтинском районе продналог состоял из 6 фунтов мяса с каждой забитой головы.

Тогда же (в конце августа) получено задание Центра об организации отрядов для отправки их на уборку хлеба в урожайные губернии Киррес-публики (например, в Акмолинскую и Семиреченскую). Но… губкомиссией по борьбе с голодом поручено Отделу труда выработать инструкцию «о порядке создания этих отрядов, а также их обязанностей и задач» и в трехдневный срок предоставить эту инструкцию на утверждение. А ведь кончался уже август, и та же уборка зерновых во многих местностях подходила уже к концу. Так что были ли отправлены уборочные отряды, неизвестно.

Забегая вперед скажу, что попытки организации общественных работ предпринимались и в дальнейшем.

В октябре в Джамбейтинском уезде на рыболовство направлено 2000 человек. Дальнейшая мобилизация остановлена из-за отсутствия ресурсов. Все явившиеся в Джамбейту, были раздеты, разуты, голодны. Власти ничего более не придумали, кроме как провести несколько спектаклей, сбор от которых пошел на отправку в Уральск.

Организовать общественные работы пытались и в декабре. Планировался набор рабочих на нефтепромыслы, расположенные в низовьях Эмбы и Урала, рыбные промыслы в устьях Урала и Волги. Намечали также начать разработку соляных озер Эльтона, Индера и др. Насколько осуществлены эти планы, неизвестно.

25 августа губкомгол открыл в Уральске первую столовую для голодающих. 27 августа в Уральске появилась вторая. Обе (№4 и №5) по талонам губсобеза отпускали по 500 обедов каждая.

27 августа получена телеграмма об отправке из Москвы в Уральскую губернию врачебно-питательного пункта с пятью вагонами продовольствия для голодающих детей.

Но если в Уральске уже в августе начали открываться столовые для голодающих, то в уездах это дело обстояло намного хуже.

Например, в Кинделинской волости Илекского уезда для весеннего сева получено от 12 до 18 фунтов пшеницы и по 4 фунта проса в расчете на душу населения (так и хочется спросить: уж не из общественных ли амбаров выдавался этот скудный семматериал, в которые еще в марте заставляли ссыпать семена десятками пудов). Этого было явно недостаточно, и земледельцы стали распродавать последнюю скотину и одежду, чтобы приобрести дополнительные семена. Но засуха уничтожила эти посевы. Уже в начале сентября население Кинделинской волости питалось шиповником, конским щавелем, желудями, бобами и т. д. И в сентябре уже на пропитание здесь начали забивать рабочий скот.

Пытаясь вселить в людей хоть какую-то надежду, власти присылали семена для озимого посева.

10 сентября на станцию Уральск прибыл 31 вагон озимых семян. Для Илекского уезда их отправляли на станцию Новосергеевка, откуда непосредственно развозились по местам.

Сохранились данные о распределении озимой семенной ржи. Уральскому уземотделу выделено 126 977 пудов, Уральскому горпосевкому – 13 000, Калмыковскому уземотделу – 11 350, Джамбейтинскому – 12 980, Илекскому – 61 166, губкомсовхозу – 2 347 пудов. Кроме того, по распоряжению кирнаркомпрода Букеевскому губпродкому выделено 5000 пудов.

Но доставке семян на места мешал разгул бандитизма. Были отмечены многочисленные нападения уголовных шаек на обозы.

Большое беспокойство вызывало положение детей. После кровопролитной гражданской войны практически в каждом населенном пункте на бывшей казачьей территории находились детские дома. Только в одном Уральске их насчитывалось 26.

Причем положение в уездных детских домах было намного хуже, чем в Уральске, за исключением Гурьевского уезда, более обеспеченного продовольствием и отчасти выходившего из положения за счет рыбы. Уезды не имели собственных средств для обеспечения детских домов, а с Уральском связь была нерегулярной, а порой и вовсе отсутствовала. В Джамбейтинском уезде существовал всего лишь один детский дом, в котором размещались всего 70 детей, в то время как сотни вынуждены безпризорничать. И лишь в начале октября здесь открыт еще один детский дом на 500 человек, но и его явно не хватало.

В середине сентября для нужд детских домов было отправлено: в Илекский уезд 13 миллионов рублей и 15 тысяч аршин мануфактуры, в Гурьевский – 3 тысячи аршин мануфактуры, в Джамбейтинский уезд – 80 000 аршин мануфактуры и 10 миллионов рублей, Уральскому – 37 000 аршин мануфактуры. Для детских домов губотнароб заказал 3 500 комплектов теплого обмундирования (заказ выполнен к 1 ноября), а к 10 ноября должны были быть изготовлены 1000 пар валенок.

К 20 сентября в Уральске открыты 5 ночлежно-питательных пунктов для бездомных детей с расчетом на 350 человек, а к 1 октября больница на 100 кроватей для больных из детских домов.

Но и этого не хватало. Детская смертность на почве голода и болезней была очень высокой (о чем еще будет сказано), а местная власть не имела ни сил, ни средств, чтобы как-то выправить положение. Тогда Центр предложил вывозить детей из голодающей Уральской губернии в более благополучные места.

Для практического разрешения этого вопроса Уральским губотнаробом командирован представитель в Саратов к уполномоченному Наркомпросса по эвакуации детей.

Первоначально планировалось эвакуировать 1000 ребят из детских домов и предпочтение при этом предполагалось отдавать уездам, которые, как уже говорилось, находились в худшем положении, чем в Уральске.

Представитель губотнароба Краснов вернулся из Саратова 27 сентября и сообщил, что санпоезд для эвакуации детей находится уже в Саратове и что в течение двух суток необходимо отправить 1100 детей, снабдив их всем необходимым на четверо суток, а также, что на каждого отправляемого ребенка необходимо составить опросную карточку в четырех экземплярах, в которых должны находиться анкетные данные. 28 сентября выяснилось, что первый состав для детей будет подан к 12 часам дня 29 сентября, а второй – 30 сентября. Все наличные силы губотнароба бросили на эвакуацию детей. В результате 29 сентября все-таки отправлены 550 детей и еще 550 – 30 сентября. При каждом эшелоне – начальник, его заместитель и 15 воспитателей. Что касается опросных листов, то я сомневаюсь, что они вообще были составлены. За столь короткий срок работники губотнароба просто физически не успели бы это сделать.

Всего из губернии за зиму 1921-1922 годов в несколько приемов эвакуировано 3 369 детей. В основном в Псковскую, Смоленскую, Полтавскую и Волынскую губернии. При тогдашней транспортной разрухе путь этот растягивался на несколько недель, и далеко не все из ослабленных голодом детей выдерживали. Сколько их умерло, вряд ли кто учитывал. В 1924 году началась реэвакуация (возвращение) детей на родину. Через газету «Красный Урал» предложено родственникам, желающим забрать этих детей на воспитание, срочно обратится в губоно. Списки ребят публиковались в нескольких номерах. Всего в списках около 500 детей. В них фамилия, имя, отчество, возраст, назывались родственники, оставшиеся на родине и указывалось современное местопребывание детей. Думаю, при отсутствии опросных листов эти данные записывались со слов детей по истечении 2-3 лет со времени эвакуации. Многим на тот момент было по 5-7 лет и хорошо, если они еще помнили свои настоящие фамилию, имя и отчество и немногие – родственников. А вот с местом рождения могла возникнуть и неувязка. Ведь не всякий ребенок мог помнить место своего рождения, а может, даже и не знал. Это первый момент. Второй. Дети перечисляли родственников на момент эвакуации, а все ли из них сумели пережить голод к 1924 году и продолжали жить на прежних местах? Да и не каждый смог оправиться к этому времени от многолетнего голода и в состоянии взять на воспитание малолетних родственников. Сколько из 4,5 тысячи эвакуированных уральских детей смогли вернуться на родину – до сих пор неизвестно.

Даже к октябрю еще не выработали положение о голодающих и не приступили к учету голодающих. Лишь к 25 октябрю получены сведения об их количестве в двух уездах – из Джамбейтинского, в котором голодало к этому времени 35 000 и из Илекского – 90 000 человек. Как видим, цифры округлены, а поэтому можно предположить, что они приблизительны. В Уральске насчитывалось 6 849 семей голодающих (и не говорилось, сколько же людей в этих семьях).

Однако нельзя сказать, что власти, в том числе и центральные, совсем уж бездействовали.

В середине октября из Тамбовской губернии прибыло 40 000 пудов картофеля, который был распределен между рабочими и служащими государственных учреждений. В эти же дни Центр прислал 10 000 пудов керосина, который губкомгол пустил в товарообмен на продукты питания. Из Орла поступило 2 тысячи пудов хлеба.

Но наиболее ощутимой оказалась помощь Украины. 25 октября в Уральск прибыли 30 вагонов хлеба, «пожертвованного рабочими и крестьянами Украины». В пути находились еще 4 вагона хлеба. В эти же дни на станцию Уральск доставили два «вполне оборудованных» врачебно-питательных пункта от Военной Комиссии Крыма и Украины во главе с уполномоченным т. Арадовским. Эти пункты предполагали кормить в первую очередь голодающих детей. Первоначальная пропускная способность пунктов была 4 000 человек в сутки, а с прибытием продмаршрута этой комиссии предполагалось довести ее до 16 тысяч.

Тяжело, со скрипом, но работа с голодом началась и в уездах. Фактически это были попытки борьбы, обусловленные отсутствием существенных продовольственных ресурсов.

С 25 октября в Калмыкове открылась столовая на 200 человек. Питание – только суп с мясом. Здесь же, в Калмыкове, в эти дни был открыт второй приют для детей-сирот. В обоих приютах помещалось до 100 ребят. Питание совершенно отсутствовало, а о таких вещах как посуда, постельные принадлежности, белье и говорить не приходилось.

В Илекском уезде из 104 000 человек населения голодающими к 1 ноября признано 90%. В октябре в уезде действовала всего одна столовая на 108 голодающих.

В приютах Джамбейты уже в октябре отмечаются смерти детей ввиду плохого питания. Неоднократные запросы губпродкома в вышестоящие органы об отправке в джамбейтинские детские дома продовольствия оставались без ответа.

(Продолжение следует)

Автор: Сергей Калентьев