Автомобильный век: уральские страсти
(Продолжение. Начало в № 22-26)
Часть I. Дело присяжного поверенного Логашкина
Приведем некоторые выдержки из саратовской газеты «Саратовский дневник»:
«Про генерала Ставровского уральские казаки говорили: – ну и прислали нам сазана. Неужто у Царя лучше генерала не нашлось?
Генерал очень быстро восстановил против себя массу казачьего войска. Он был решительным новатором. На лугах войска остаются гнить тысячи возов нескошенной травы – без косилок ее невозможно убрать. Но генерал решил, что войску прежде всего нужно травосеяние и приказал сеять люцерну. Люцерна не хотела почему-то расти, но зато генерал пожал лавры на другом поприще. Однажды в официальном органе Уральского войска появился приказ по войску экстренно перекрасить танцевальный зал войскового собрания в розовый цвет, так как, гласил приказ, к его превосходительству обращались дамы с жалобами, что зеленые стены зала бросают на их щеки мертвые тени. Зал перекрасили и генерал, довольный успехом этой реформы, сам танцевал с неподражаемой грацией в розовом зале. Дамы были окончательно пленены, когда губернатор громогласно приказал танцевать всем, не исключая и вице-губернатора Тарасенко-Отрешкова – (его звали «Отрежка-Поросенка, ныне благополучно губернаторствует в Астрахани), объявив, что каждый танцор получит бесплатно, за счет войсковой казны по рюмке водки и по бутерброду. Все танцевали с увлечением. И Уральское войско благоденствовало». Однако вскоре генеральское счастье Ставровского серьезно омрачилось. У губернатора появились недоброжелатели, куда более весомые, нежели строптивый адвокат Логашкин. Российская империя рубежа веков была весьма интересным государством, в ней жили не только министры-автолюбители, но и священники-спортсмены. Одним из них был епископ Оренбургский и Уральский Владимир (Соколовский). Он, как писали фельетонисты, купил целый пароход для того, чтобы кататься по Уралу. Пароход был куплен на Волге, и дабы доставить его в Оренбург, нужно было отбуксировать по Каспию и далее по Уралу, до места назначения. Однако, как известно, покой Яика-Горыныча от устья и до Уральска казаки исстари охраняли свято. Архиерей обратился к Ставровскому с просьбой пропустить пароход, но губернатор, не рискнув биться со всем войском, вынужден был отказать епископу. Обиженный архиерей очень осерчал и во время очередного приезда в Уральск не допустил генерала к престолу во время торжественной службы. Событие, по тем временам, надо сказать, из ряда вон выходящее. Но архиерей этим не ограничился и прислал в Уральск благочинным известного своей дерзостью отца Иосифа Кречетовича. Лучшей мести генералу нельзя было выдумать. Преосвященный, хорошо зная И. Кречетовича, в одной своей резолюции писал: «Протоиерею Кречетовичу поставить на вид задор и невежество». И вот что называется, коса Ставровского нашла на камень Кречетовича. Новый благочинный, не мало ни смущаясь, вразумлял паству о своем новом положении с амвона главного храма города громогласными криками «Я – правительство!». Затем он решил заставить звонить все уральские колокола «враз после удара в большой колокол в православном соборе. Но как люцерна не хотела расти, где травы хоть отбавляй, так и колокола единоверческих церквей не хотели звонить в такт с православным собором. Иосиф Кречетович сердился, врывался в алтари церквей во время обедни, прерывал службу бранью, требуя подчинения своим распоряжениям.
Как генерал Ставровский восстановил против себя все население, так и И. Кречетович восстановил против себя старообрядцев и единоверцев Урала. Но несмотря на эту солидарность, травосеяние все-таки столкнулось с колокольным звоном.
Генерал Ставровский был ленив, как все генералы, молился и появлялся в соборе со своей атаманской булавой только в торжественные дни. И Кречетович обличил его с амвона в нерадении к Храму Божию. Генерал возражал в официальных изданиях и выпустил против И. Кречетовича прокламацию – документ, достойный красоваться в музее как образчик губернаторского ума и грамотности.
Сверху на прокламации, напечатанной в казенной типографии, значилось «Не подлежит оглашению», хотя прокламацию генерал самолично раздавал всем желающим. На официальном бланке значилось число «5 декабря 1903 года», и номер 33 207 – столько бумаг, включая сюда приказ о посеве люцерны и окраске зала в розовый цвет написал губернатор за год.
В прокламации «неподлежащей оглашению» дана полная характеристика И. Кречетовича, его «грубость», дерзость, назойливость, проявленные им «вопреки пункту 1 главы 2 послания апостола Павла». Генерал объявляет, что г. Кречетович «грубо и дерзостно требовал от меня почестей совершенно не соответствовавших его положению, которое он объявил выше архиерейского и с облечением его, о. Кречетовича, особыми уполномочиями, ставившими его выше епис-копа; и вообще все время своим вызывающим и озлобленным отношением к местному единоверческому и православному притчу вполне подтвердил то, что еще недавно обнародовано в резолюции на Преосвященного (резолюция была опубликована в Саратове, куда был позже выслан из Уральска Кречетович – Р.В.). На основании «всего вышеизложенного» генерал предписывал не приглашать православного священника для богослужения, а И. Кречетовичу воспретил произносить проповеди, возложив наблюдения за этим в полицию.
Полиция добросовестно исполнила свои обязанности. Между генералом и протоиереем произошло бурное объяснение, И. Кречетович так запугал губернатора своим жезлом, что ему пришлось по телефону вызвать полицмейстера.
Но как ни груб был протоиерей со своей паствой, верх остался за генералом и бравыми полисменами. Справедливость требует отметить, что в последний момент, когда генерал стал без удержу проявлять свой произвол над благочинным, симпатии многих склонились на сторону последнего. И когда по настоянию губернатора Кречетовичу пришлось уехать в Саратов, публика решила, чтобы позлить губернатора, поднести И.Кречетовичу икону. Губернатор приказал полицмейстеру икону отобрать и никаких чествований Кречетовича не допускать. Как исполнил полицмейстер это приказание не знаю, но победа осталась за генералом, а смиренному епископу Оренбургскому и Уральскому так и не удалось проехать по Уралу на пароходе.
Все уральские жители со смехом и интересом смотрели на эту мелочную борьбу. Могла ли она воспитать уважение к власти? Наоборот – юмористические губернаторы, о подвигах которых молва трубила нарастая, как снежный ком, расшатывали власть, основанную только на физической силе». Этот чудесный, полный сарказма и иронии фельетон под язвительным заголовком «Любовью проникнутые труды его не забудутся» был перепечатан из «Саратовского дневника» в «Уральце» в ноябре 1905 г. как ответ на официальное сообщение в «Уральских войсковых ведомостях» о том, что в день войскового праздника св. Михаила Архангела уже покинувшему Уральск генералу Ставровскому была послана поздравительная телеграмма. В ней сообщалось: «Петербург, генералу Ставровскому Уральское войс-ко, тронутое доброй памятью и благопожеланиями, шлет дорогому бывшему атаману сердечный привет с уверенностью, что любовью проникнутые труды его не забудутся. За отменой завтрака не осушили чары за Вас и Вашу семью, оставившую здесь столько сердечных воспоминаний, но помолились за здравие всех Вас. Лично поздравляю с общим праздником, свидетельствую почтение Марии Федоровне и Вашим дочерям. Наказный атаман, генерал-лейтенант Родзянко». Газета «Уралец», в свое время особо чувствительно столкнувшаяся с «любовью проникнутыми трудами» Ставровского по наведению порядка в местной независимой прессе, недоумевая воспрошала: кто же в данном случае представляет столь тронутое доброй памятью и благопожеланиями войско?
Безусловно, о Ставровском уральцам было что вспомнить. И все же будем объективны. Несмотря на негативный отзыв некоторых известных современников, включая Н.А. Бородина, годы губернаторства Константина Николаевича были далеко не самыми худшими в истории Уральска. Конечно, Ставровский не был столь талантливым администратором как, например, его предшественники А.Д. Столыпин или Н.Н. Шипов, но в годы его руководства (1899-1905) случилось много значимых событий. Судите сами. В этот период Уральск бурно строился и хорошел, приобретая хорошо известный нам облик. Именно при Ставровском было построено здание уральского отделения Торгово-промышленного банка и ныне являющееся одним из красивейших зданий города. В эти же годы был выстроен большой доходный дом Каревых. Отстроена после пожара огромная мельница Макарова. Много сил и энергии Ставровский приложил к тому, чтобы сдвинуть с мертвой точки строительство юбилейного храма Христа Спасителя. К его приезду в Уральск на месте храма более десятилетия высился холм, поросший бурьяном. Я с большим интересом просматривал в Российском государственном историческом архиве многочисленные письма и ходатайства Ставровского в Строи-тельный комитет и другие учреждения, касающиеся возобновления проектирования и строительства храма. Именно Ставровскому удалось привлечь к проектированию опытного архитектора-художника Н.Н. Чагина, по чертежам которого, в конечном счете, и был выстроен храм. В годы Ставровского Уральск стал активно электрофицироваться. На центральной улице, в отдельных общественных и частных зданиях впервые загорелись электрические лампочки. Много было сделано и в части благоустройства. В городе активно работало общество «Друзей леса», делам которого губернатор содействовал. Был высажен второй в городе по счету Пушкинский бульвар, началось мощение Большой Михайловской улицы. Серьезные сдвиги произошли и в деле развития народного образования и городской медицины. Ставровский вместе с супругой Марией Федоровной много внимания уделял благотворительности. При его личном участии собирались средства и пожертвования малоимущим и учащимся, проводились благотворительные вечера и спектакли. Губернатор сам отмечал серьезные преобразования в деле строительства «бого-угодных» заведений, которые ранее он принял «запущенными, с громадным долгом, а теперь это щегольская часть». И все же Ставровский, подводя отчет своему шестилетнему руководству Уральской областью, видел свои основные достижения в иных направлениях. Так, он считал значимым решением запрещение так называемых «знямок» – знаменитого традиционного казачьего разгула, исстари устраивавшегося казаками-плавенщиками в перерывах между плавенными рубежами. На знямках казаки пропивали пойманную рыбу, залезали в долги, громили становища и кабаки. «А обратное шествие рыбаков из Гурьева уподоблялось нашествию 1812 г., по тому разгрому, какой терпело население, и именно вид следа саранчи, никак и ничем не удерживаемой. Лишь жалкие 5 т. рублей в доход войскового капитала мотивировали это свое-образное разорение. Все зло это обходилось войску не менее 100-200 т. руб., ежегодного оскудения», – отмечал сам губернатор.
Вторым своим значительным достижением Ставровский видел вакцинацию рогатого скота и лошадей против сибирской язвы. Ранее все попытки вакцинации встречали «озверелый протест и сопротивление» темной части казачества. Своей особой заслугой губернатор считал «широкое использование с/х орудий, тогда как в 1899 г. в Круглоозерной станице депутат встретил меня настойчивой просьбой запретить употреблять единственную сенокосилку как чертова зла. Теперь все казачьи территории переполнены с/х орудиями и бедные имеют их даром». Ставровский уничтожил «столь излюбленную для богатеев» так называемую отдельную учебную сотню – «огромное зло», что привело к более справедливому отбыванию воинской повинности». Достижением губернатор считал введение и «ближайших к киргизскому населению крестьянских начальников», что, по его мнению, «несомненно много посодействует благу и этого достойного и славного полукочевого киргизского населения».
Но вернемся к автомобилям. Как не покажется это парадоксальным, но после истории с Логашкиным автомобилизм в крае начал развиваться именно при содействии Ставровского. Во всяком случае, свое правление в крае он закончил этим.
Автор: Рустам Вафеев
