Под чужим небосводом
130 лет назад в Чижинской станице (ныне Таскалинский район) родился Леонтий Лукьянович Масянов – писатель, художник, автор книги «Гибель Уральского казачьего Войска». Книга впервые была издана в Нью-Йорке в 1963-м году.
Судьба Леонтия Масянова типична для судеб многих эмигрантов первой волны, вынужденных покинуть родные края. Но не всем довелось пройти через такие испытания, чтобы покинуть родину, а потом до конца дней тосковать по ней.
Леонтий Масянов хотел быть художником, но грянули революция и Гражданская война. Оренбургское казачье училище он окончил как раз в 1917 году, а потом еще два года обучался живописи в Петербурге. Вернувшись в Уральск, Масянов служил в составе Уральской отдельной армии, в конном полку.
Гражданская война на Урале была жестокой и кровопролитной и длилась дольше, чем на других территориях Российской империи. Станицы переходили из рук в руки, обе стороны были измотаны боями, голодом, холодом, болезнями.
В начале октября Уральская армия начала свое последнее наступление. К этому времени основные силы белогвардейцев на востоке разгромлены: Колчак бежал в Иркутск, Дутов – в Китай. И только небольшое Уральское войско – израненное, голодное, тифозное – еще продолжало сопротивление. Одна страшная деталь: многие казаки шли в бой с белыми венчиками на лбу – такие кладут на лоб покойникам по православному обряду. Они считали себя смертниками.
Чем больше лилось крови, тем больше нарастала ненависть и жестокость с обеих сторон. Масянов пишет об этом честно. Приводит множество случаев. Например, такой эпизод. «Красные прислали делегатов… и в одном из домов был устроен митинг. Когда вошел туда незаметно Атаман… выступал диакон Горячинского поселка казак Спирин. Спирин убеждал казаков сдаться, что невозможно драться со своими братьями солдатами и прочее… При этих словах Атаман Толстов вышел на средину и громко крикнул: Я Атаман, расстрелять их сейчас же! Юнкера моментально схватили Спирина и трех советских делегатов и на дворе их расстреляли… Всех же остальных, бывших на митинге, разделили на две партии. Оказывается, ранее были посланы туда казаки учебных полков, всегда верных казачеству, чтобы узнать, кто из присутствующих сочувствует большевикам. Атаман подошел к группе сочувствующих и приказал им вырыть во дворе яму, настолько большую, чтобы они все туда поместились. Момент был жуткий. Но эту угрозу в исполнение он не привел. После того как расстрелянные были похоронены, всем сочувствующим было дано по 100 плетей, а всем остальным по 25».
Вместе с казаками бежали их семьи. По обоим берегам Урала потянулись обозы с беженцами – женщинами, детьми. Из Гурьева решили идти до форта Александровского (от Атырау до Актау). Это было роковое решение – путь пролегал через ледяную пустыню. Сколько казаков и их семей отправились в этот самоубийственный путь – неизвестно. Разные источники приводят разные данные – примерно десять тысяч человек, включая оренбуржцев, английскую миссию и сербский отряд. Дошли не больше трех тысяч человек.
В своей книге Леонтий Масянов рассказывает об ужасах, которые пришлось пережить людям. Вокруг ни деревца, ни кустика – ничего, чем можно согреться. Разбирали деревянные повозки и даже ложи винтовок. Наутро вокруг кострищ лежали трупы, сжимавшие обгоревшими руками металлические части оружия. От голода и холода падали лошади и верблюды. Погибали целыми отрядами. Просто не просыпались утром, и все. Масянов вспоминал:
«Рассказывали про пулеметную команду. Которая была в составе 60 человек и которая, остановившись на ночлег прямо на снегу, замерзла вся. Один молодой офицер, у которого отмерзли руки, просил проходивших мимо пристрелить его, но никто не решался это сделать. Каппелевец Фортунатов вспоминал: «Цепь трупов на верстах тридцати тянулась беспрерывно». Умирали от холода, голода, тифа.
Два месяца длился этот ад. Передовые отряды достигли форта в конце февраля. Первым туда дошел отряд атамана, лучше оснащенный. С атаманами Толстовым и Сладковым были их семьи. Сохранился обоз, везший денежную казну, продовольствие и медикаменты. Толстов сразу же организовал спасательные команды, которые пошли навстречу отрядам. «Многие были спасены в последнюю минуту».
Первыми из форта кораблями каспийской флотилии в Баку и Владивосток эвакуировали английскую миссию, раненых и больных уральских казаков, оренбуржцев и астраханцев.
Оставшуюся боеспособную часть уральцев Толстов свел воедино. Но восстановить прежнюю дисциплину ему не удалось: после перенесенных лишений люди потеряли веру в атамана, который повел их за собой и многих привел к гибели. Авторитет атамана и командиров в их глазах резко упал, они отказывались выполнять приказы. Начались митинги, повальное пьянство. Толстов в своих воспоминаниях пишет о напряженном ожидании кораблей, но пришли только два, и только в начале апреля. Сначала решили погрузить женщин и детей. Половину войсковой казны атаман собирался отправить руководству каспийской флотилии – чтобы прислали еще корабли. Но когда началась погрузка, в залив вошли корабли красной флотилии и открыли огонь. С подошедших кораблей красные предъявили казакам ультиматум: выдать всех офицеров. Толстов собрал круг и предложил уходить вдоль восточного побережья Каспийского моря в Персию. Но большинство рядовых казаков решили сдаться в надежде, что их не расстреляют. После ужасов зимнего перехода на новый поход не было сил. А главное, не было ни лошадей, ни верблюдов, ни продовольствия.
Толстов решил уходить тайно, с теми, кто пожелал этого. Видимо, опасаясь тягот пути в силу возраста, остались на милость красных его отец Сергей Толстов и Бородин, командующий первым Уральским полком в первую мировую войну. Вокруг форта уже выставлены были посты, чтобы не выпустить офицерский состав.
Масянов вспоминает, что никакого плана у них не было. «…вышли люди, случайно узнавшие, что атаман уходит. Некоторые, уже поздно узнавшие, не смогли присоединиться. … И наоборот, небольшая часть тех, кто вышел, особенно слабые здоровьем, вернулись обратно, … вышли с атаманом 214 человек, среди которых было несколько женщин и детей, почти все пешие. Было штук пять фурманок (повозок с крытым верхом), на которых разместили несколько мешков сухарей и муки, которые дальновидный Климов захватил с собой … вышли в поход люди, не имея абсолютно ничего, даже чашки с ложкой и никакой подстилки для ночлега, … но были у всех винтовки и 4 пулемета … и малое количество патронов. Взяты были также войсковые знамена».
Все необходимое добывали в пути. Если по дороге в форт Александровский обессилевшие казачьи обозы часто становились добычей киргизских налетов, то теперь они сами совершали набеги на их аулы, забирая все – лошадей, баранов, верблюдов, муку, арбы и прочее (денег в аулах не было).
Поход казаков в Персию (Иран) длился ровно два месяца: второго июня 1920 года отряд Толстова дошел до персидского селения Рамианы. О тех, кто совершил вместе с ним этот переход, Толстов вспоминал с благодарностью: «Нашлись люди с высоким нравственным обликом – казаки и офицеры, шедшие вместе со мной на всевозможные лишения и мучения. Только при таких людях можно было сделать первый поход (Ледяной) и второй (Персидский)». Об этих походах атаман Толстов написал книгу «Из красных лап в неизвестную даль».
В Персии казаки пробыли недолго. Большая часть отправилась с Толстовым в Месопотамию (Ирак), бывшую тогда колонией Великобритании. Но казаков вскоре оттуда выселили: англичане заявили, что больше не намерены содержать русских беженцев, находящихся на иждивении их правительства, и они должны быть доставлены в любой русский порт, не занятый красными. Таким портом оставался Владивосток. Толстов обращался к Черчиллю с просьбой отсрочить отправку, но Черчилль прислал телеграмму: «Вы слишком долго пользовались добротой Его Величества…».
Казаки, проигравшие красным, были неинтересны иностранным интервентам. Черчилль прислал корабль, на который погрузили казаков и отправили во Владивосток, который в это время оккупировали японцы. Масянов вспоминал, что «…англичане, которые оккупировали в это время Персию и Месопотамию, не только нас, бывших на их иждивении, попросили оттуда удалиться, но и вытряхнули всех русских офицеров, бывших в Персидских войсках… На пароходе англичане везли нас в трюме, как пленных, в портах, по дороге, пароход останавливался на рейде, но на берег нас нигде не пускали».
Потом казаки бежали в китайский Харбин, оттуда в Австралию. В австралийский город Брисбен с Толстовым уехали 65 казаков и казачек. Визы дали «ввиду заслуг уральских казаков перед союзниками в борьбе против большевиков».
Леонтий Масянов до 1923-го года жил в Харбине, но в Австралию не поехал: с 1923-го по 1956-й год проживал во Франции, работал там художником, печатал статьи в эмигрантских изданиях, потом переехал в США. В 1963-м году издана его книга «Гибель Уральского казачьего Войска». Жанр книги определить трудно, скорее всего это сборник очерков об истории уральского казачества, наблюдений и воспоминаний. Написана простым и образным языком, а заканчивается словами «Вот вам история Уральских казаков. Как я уже сказал, у меня под руками не было никаких документов, всё это погибло в России, так что многое описано то, что я сам видел и что сам слышал».
Умер Леонтий Масянов в Нью-Йорке в 1978-м году. Умер, так и не увидев родной Урал, о котором тосковал.
