Начудили на века
Если бы в те времена, когда жили эти люди, существовал инстаграм или тик-ток, они набрали бы столько лайков, сколько нынешним жалким эпатажникам, выставляющим ролики со своими подвигами в интернет, и не снилось. Ну, какой полет фантазии нужен, чтобы хлопнуться затылком об кафельный пол, вышибив последние остатки мозгов, зажечь в руках петарду, засунуть в нос палку или надеть на голову мешок с углем? То ли дело взбудоражить целый город какой-нибудь оригинальной выходкой с тайным смыслом. И не ради лайков, а так – из озорства, от кипения молодой энергии, из желания бросить вызов однообразной серости буден и благонравию.
Войсковой старшина Павел Иванович Обратнов (или Обратнев) жил в Уральске во второй половине XIX века. Два уральских краеведа – Николай Григорьевич Чесноков в своей книге «Город малиновых зорь» и Борис Борисович Пышкин в «Уральской летописи» – рассказывают о его чудачествах. Кому принадлежит первенство, не знаю – личность Обратнова одиозная, сказания о его похождениях, видимо, передавались из поколения в поколение уральцев. Но у Б.Б. есть ссылки на источники информации и опубликована статья в газете «Пульс» еще за двадцать лет до выхода книги Чеснокова.
В основном, оба автора с некоторыми интерпретациями рассказывают об одних и тех же эпизодах, наверное, наиболее запомнившихся уральцам. Но вот про маскарад в офицерском собрании есть только у Пышкина. И рассказали ему об этом братья Шапошниковы, старые уральские офицеры.
На маскараде
Бал-маскарад, вырядились, кто во что горазд, все в костюмах и масках, главное – чтобы до конца сохранить интригу. И ходит среди праздничной толпы совсем уж неприлично экипированный. Спереди подвесил внушительной длины колбасу, сзади привязал солдатский котелок с горчицей. Подойдет к буфету, выпьет рюмку водки, выложит на стол колбасу, ножом отрежет кусочек, на вилку наденет, обмакнет сзади в горчицу и со смаком закусит. «Возмущалась почтенная публика, особенно сановные дамы, а бесстыдник, как ни в чем ни бывало, повторял и повторял свою непристойную шутку, – рассказывает Борис Борисович – Некоторые благородные особы с негодованием покинули бал». (Лично я думаю, что смеха было не меньше, чем негодования).
Маски по условиям маскарада снимают после полуночи. «Каково же было изумление публики, когда под маской охальника оказался Павел Иванович Обратнов», – пишет Пышкин.
А чего изумляться, если на такое только он и был способен?
«Даже мой конь не пьет эту дрянь»
И Чесноков, и Пышкин приводят знаменитую фразу Павла Обратнова: «По утрам даже лошади не пьют шампанского». (Впрочем, кому только ее не приписывают). У Чеснокова герой произносит ее в парижском ресторане, а у Пышкина то ли в Киеве, то ли в Петербурге. Сюжет практически одинаков.
Зашел утром Обратнов в ресторан (не важно в каком городе), заказал стакан водки и тарелку щей. Молодые офицеры стали над ним смеяться: пить водку с утра – моветон. Тогда Обратнов заказывает дюжину шампанского и просит вылить его в цыбарку (ведро, из которого поят лошадей) и отнести его своим лошадям. Через некоторое время посыльный возвращается с полным ведром. «Что, не пьют?», – спрашивает Обратнов. И обращается к офицерам: «Вот видите, молокососы, у меня даже конь не пьет эту дрянь».
Фраза есть у Гиляровского, ее приписывают также миллионеру Савве Морозову, в фильме «Бриллиантовая рука» актер Папанов произносит: «По утрам шампанское пьют только аристократы и дегенераты».
«А наср…ть мне на вас!»
И у Чеснокова, и у Пышкина есть байки, связанные с Парижем. Обратнов был классным стрелком. И однажды в Париже на соревнованиях по стрельбе вместо мишеней попросил слегка вбить в стенку гвозди. И без промаха вбил их все пулями по самые шляпки. Со стрельбой связана еще одна маловероятная история. Павел Иванович красивых женщин любил, а вот танцевать не умел. И однажды, любуясь красивой дамой, кружившейся на балу то с одним, то с другим, не выдержал, достал пистолет и выстрелил кокетке прямо в каблучок.
А в Уральске стрелял по самоварам отправлявшихся на пикники казаков. Их обычно привязывали сзади экипажей. Сидит в кустах и щелкает по самоварам – за тарахтением не слышно. Приедут, а из самоваров вода струйкой.
У Пышкина Обратнов во Франции повел себя, надо сказать, по-хамски. На одной из станций он задержал поезд таким способом: сел между рельсов по большой нужде. «Забегала полиция, но … офицер иностранной державы – не подступишься. Скандал, штраф, а Обратнову только это и надо. А особенное удовольствие доставило ему сообщение о нем в скандальной хронике французской прессы».
Ну, чем не герой современного ролика в тик-токе?
Про этот случай Пышкину рассказал хранитель музейных фондов Савелий Мазанов, который «был не только живым свидетелем выходок Обратнова, но и невольным участником некоторых из них».
«Гости больно дорогие…»
Был ли Обратнов, как и все казаки, глубоко верующим человеком, история умалчивает. Но вот посмеяться над слабостями святых отцов любил. Однажды на церковный праздник пригласил он в гости священнослужителей города. А дом его славился хлебосольством. Но извинился Павел Иванович перед святыми отцами, что столы накроет в подвале, так как в зале затеяли ремонт. А подвал у него – что царские палаты. После обильного застолья гости задремали, а те, кто пытался выйти вдруг обнаружили, что дверь-то в подвал заперта. Постучали-постучали да и заснули. Утром зазвонили колокола во всех церквах, народ собрался на молебен, а служить-то его некому.
Пришлось Обратнову перед атаманом ответ держать: оправдывался, что сам пьян был, по привычке подвал запер.
– А замок для чего пудовый повесил? – спросил атаман.
– А гости уж больно дорогие, – ответил охальник.
«Страшная» месть Обратнова
Если Обратнов с кем-то ссорился, ждать тому было страшной мести. Однажды повздорил он с игуменьей Покровского монастыря, которая упрекала его за безнравственное поведение. Решил он доказать, что и «христовы невесты» не без греха. Пригласил монашенок на пикник в какой-то праздник и напоил крепкими винами. А когда те захмелели, перетащил их в лодку, задрал подолы и поставил между ног ящики с водкой и закуской. А лодку пустил вниз по Чагану.
А через некоторое время у ворот монастыря кто-то вывалил целый воз новеньких младенческих люлек. Это Обратнов на базаре скупил у мужика их оптом и приказал отвезти к монастырю. Возмущению игуменьи на такой намек не было предела. Жаловалась она атаману, но с Обратнева – как с гуся вода.
Весной и осенью грязь в Уральске стояла непролазная, вымощен был только самый центр. Решил Обратнов оставить начальство без транспорта, мол, пусть вместе с народом грязь помесят. Объехал биржи извозчиков и нанял их всех ездить друг за другом вокруг хозяйственного правления (нынешний областной акимат). Извозчики получили сразу всю дневную выручку и не спеша стали совершать эти круги. Перекупить их никому не удалось.
Обратнов был человеком любознательным и много путешествовал. Из дальних странствий привозил непременно национальные костюмы тех стран, где побывал, а потом демонстрировал их на Большой Михайловской, собирая толпы зевак. Самый большой ажиотаж вызвала клетчатая шотландская юбка, в которой он появился на улице, вызывая смущение женщин и возмущение казаков.
«Я тебе покажу уральскую зиму!»
В Италии он устроил для своего итальянского друга «русскую зиму». Тот никогда не видел снега. «Я тебе покажу», – пообещал Обратнов. И на следующее утро привел итальянца на берег лагуны, которая была белоснежной и сверкала на солнце.
– Это русский снег? – спросил итальянец.
– Нет, это итальянская соль, – ответил Обратнов.
Он мог промчаться на рысаках по базару, давя горшки с каймаком и рассыпая арбузы, а потом щедро расплачивался с пострадавшими. В городе его имя стало нарицательным.
– Ты что – Обратнов? – укоряли непослушных детей.
Многое из того, что творил Обратнов, и тогда и сейчас назвали бы хулиганством. Почему ему многое прощалось при строгих казацких нравах? Говорят, храбрым был отчаянно, щедрым и отзывчивым. Помогал бедным, занимался благотворительностью и службу нес исправно. К концу жизни промотал все свое немалое состояние, дом продал купцу Овчинникову и доживал век в какой-то хибаре.
«Где тут правда, где тут ложь – не разберешь, и надо ли разбираться? Просто жил человек не похоже на других. А все, что чем-то отличается от обыденного – дурное или хорошее – остается в памяти», – пишет Николай Чесноков, рассказавший легенды и байки об Обратнове. И предлагает: «Зайдите в особняк Обратнова, … прислушайтесь к тишине». И может быть, услышите далекий смех веселого человека, начудившего в Уральске на века и оставившего этот великолепный особняк, немного испорченный ныне новоделом» (дом с атлантами напротив ЗКГУ).
Кстати, портрет Никиты Савичева работы Тараса Шевченко, который хранится ныне в областном краеведческом музее, в 1909 году подарил войсковому музею Павел Иванович Обратнов.
Через почти сто лет скандальную его славу повторит в Уральске другой Павел Иванович – Федченко.
Через сто лет
Этой одиозной личности второй половины XX века посвящена глава в книге историка Александра Комарова «О тех, кто рядом или только в памяти». Хулиган, эпатажник Павел Федченко в 60-70-е годы прошлого века известен своими публичными выходками, порой доходившими до откровенного цинизма.
Комаров назвал Федченко королем знаменитого «бала оборванцев». Возможно, и его идейным вдохновителем. Рассказов о его выходках, чаще всего вызывающе циничных, я слышала массу. Чего только стоит самая известная Пашина выходка: как однажды он залез на плечи «вождю пролетариата» на главной площади города и якобы помочился оттуда. Милиционер из охраны обкома партии его узнал и предупредил прибывший наряд милиции: «Осторожно, это Федченко, он может и по-большому». Очевидцы, правда, утверждают, что хоть Пашка и побывал на плечах статуи, но осквернять ее мочеиспусканием не стал, а милиционерам объяснил, что «потерял здесь какой-то болтик».
Вообще удивительно, но ему и его свите многое сходило с рук. Были они, конечно, под пристальным вниманием и общественности, и органов, но и те, и другие относились к их выходкам снисходительно, мол, шалит молодежь. Павла устраивали на работу, пытались «перевоспитать», но он нигде долго не держался. Работал на мясокомбинате – выносил брюховицу, почти демонстративно – сделав себе «беременный» живот (а что, тащили все). Был замечен охранником, и вместо того, чтобы разрешить дело миром, сказал: «Взял вместо дермантина – дома дверь нужно обить – дует».
На мебельной фабрике, где Федченко тоже проработал недолго, однажды взяли «левый» заказ – гроб. А надо сказать, что ритуальных агентств в те годы не было, и это для многих становилось проблемой. В общем, сделали гроб. Пашка лег в гроб, его накрыли крышкой и стали выносить. «Левый заказ» заметил директор. Спросил: «Куда, кому?». Пашка отодвинул крышку и погрозил директору пальцем. Отхаживали беднягу валерьянкой.
В 1957 году Федченко и иже с ним умудрились попасть на фестиваль молодежи в Москве. Думаю, они смотрели на иностранных студентов с благоговением, хотели быть похожими на них в одежде и манерах. А вокруг была серая советская действительность, в которой трикотажные треники и те были дефицитом. Комаров пишет: «Подражательность просматривалась во всем. Прошли ковбойские фильмы «Великолепная семерка», «Семь самураев» – и они двинулись на юг, дразнить пограничников. Пронесло. Благополучно вернулись, сфотографировавшись, как те семеро…»
Но при всем своем показном фиглярстве «оборванцы» были в Уральске людьми самыми, как бы сейчас сказали, продвинутыми. У них были лучшие в городе библиотеки, они доставали самые последние книжные и музыкальные новинки, в их среде были интеллектуалы, поэты, художники, на их тусовках велись умные разговоры, затевались споры, диспуты, там блистали остроумием и эрудицией. (Запрещенный в то время роман Булгакова «Мастер и Маргарита» Парижского самиздата в 80-е годы мы купили именно у Павла Федченко). Дружить с Федченко считалось престижным. Помню шок, который испытала, когда меня, тогда первокурсницу пединститута, затащил к Павлу мой будущий муж, большой его поклонник. Пили чай, Люся (жена Павла) поставила на стол повидло: «Пашка с кондитерской украл». «Это самое вкусное – Люська с моих я-ц соскребала», – добавил он. Меня чуть не вырвало.
При всей их показной независимости, все они испытывали трепет перед всем западным. Но капитализм при ближайшем рассмотрении оказался намного более циничным, чем самые жестокие Пашины выходки. Он стал неинтересен остепенившимся друзьям, на работу его больше не брали, жена ушла, единственный сын погиб, квартиру он продал за копейки и под конец жизни решил заняться фермерством – мужик он был еще сильный, кряжистый. Но при его раздолбайстве и наезжающих из города друзьях ничего не получилось. Тяжело заболев в 2004 году, он все еще продолжал шутить – теперь над своей жизнью. Но быть кому-то обузой не захотел – покончил с собой.
Говорят, на воротах его дома, который снесли в 70-е годы прошлого века, висела табличка наподобие мемориальной: «Здесь жил и провел свои лучшие годы Павел Иванович Федченко». Наверное, в те годы он даже не предполагал, насколько это окажется верным.
Странно, как похожи судьбы этих двух развеселых Павлов Иванычей…
