«Таких людей совсем немного»
При встрече с этим человеком собеседники никогда не оставались равнодушными: одни восхищались красноречием, другие кругозором, третьи находили в его суждениях крамолу…
Таков уж был он, Борис Пышкин, краевед, журналист, писатель, любитель старины уральской.
В музее «Старый Уральскъ» отметили 85-летие со дня рождения Бориса Борисовича. На стенде, посвященном ему, фотографии в разном возрасте: молодой, с Малечей, Корсуновым, Дошем, Щербановым; фуражка, в которой он ходил, казачья форма… Казачья? А был ли он казаком, тогда и теперь задаются вопросом уральцы?
С детства бегал с босоногой казачьей детворой, зная быт и особенности их жизни, владея народной речью, оперируя прибаутками и присказками; позднее поясняя, что слово казак означает вольный человек вне зависимости от происхождения и национальности.
«Журналист, заслуженный работник культуры Казахстана, непревзойденный рассказчик, экскурсовод, писатель. Его талант великолепного рассказчика сравнивали с Ираклием Андронниковым, – подмечает Нина Пустобаева, некогда экскурсовод, директор турфирмы. – Бывшим работникам Уральского бюро путешествий и экскурсий довелось тесно общаться с ним, поскольку в те годы не было никакой литературы о родном крае, он водил нас по уникальным местам. От него мы черпали информацию и разрабатывали экскурсионные маршруты: «Уральск – старейший город Казахстана», «По литературным местам города», «М.А. Шолохов и Приуралье», «Крестьянская война под предводительством Пугачёва», «Вторая родина Габдуллы Тукая». А какие были замечательные статьи о первом автомобиле, первой аптеке, ротонде, о Шаляпине».
Родился в Уральске. Окончил педагогический институт. Уже тогда, будучи студентом, носил бороду, чем вызывал недоумение, а порой и осуждение, как, впрочем, и выступлениями в печати. Одним из первых поднимал тему легендарного Иканского сражения, с акцентом на то, что нет ни Иканской площади, ни одна улица не носит имя кого-то из героев небывалой в истории битвы. В упрек ему поставили статью в печати о Никите Савичеве, как передовом человеке своего времени, партийное руководство даже приняло решение: статью осудить, автора уволить. Это теперь стоит Савичеву памятник и открыт сквер его имени.
Уже тогда он привлекал внимание общественности к проблемам Урало-Каспийского бассейна. Говорил о необходимости присвоения ему статуса региона экологического бедствия, призывал к проведению соответствующих работ, убеждая, что «впоследствии потребуются колоссальные средства на очистные, восстановительные, оздоровительные и еще бог весть какие мероприятия».
В свое время у него брал интервью журналист Юрий Баев, один из его вопросов к писателю: «О чем мечтаете?». И вправду, о чем же мечтал Борис Пышкин? «О том дне, когда выйдет словарь Нестора Малечи говоров уральских (яицких) казаков», – сказал он. Словарь все же вышел, но увидеть книгу ему уже не довелось.
«У Бориса Борисовича была феноменальная память. Из рассказов очевидцев, когда приезжал Шолохов, они поочередно, как бы состязаясь, наизусть читали главы из «Тихого дона». Любил казачьи песни, часто ездил в Круглоозерное послушать и попеть. Рассказал о всех церквях, существовавших до 1917 года, а художник Николай Микушкин отобразил их в своих работах. В день, когда состоялась выставка этих картин, умер Борис Борисович. Не попал на нее, но некоторые до сих пор настаивают, что писатель был там. Что это – мистический гость, обман зрения, кто-то был так похож на него? Этот вопрос так и остался без ответа».
«У наречённого царя проступили рубины, как порохом опалило.
Показать свою неграмотность, все равно, что выдать себя: мол, не император я Пётр Фёдорович Всероссийский, а тот самый беглый донской казак Амелько, коего ищут…
И миг не длилось колебание, как он решительно принял перо и уверенно придвинул бумагу ближе к себе. Но как обычно, когда принимал важное решение и как это уже привыкли тут наблюдать, он, прищурив правый глаз и устремив дальнозоркий взгляд поверх голов, сделал такое прозорливое лицо, будто, намного вперед расценивал одному ему известные обстоятельства, от которых зависело ставить или не ставить свою подпись сейчас.
– Нет, други мои! До столицы, то есть до Питера, аль, по крайности, хучь бы до Москвы руку свою мне выказывать нельзя… – и, не допуская, чтобы перебили вопросом, приказал Ване, также решительно вернув перо и бумагу обратно: – Подпиши сам. И с нонешнего дня я назначаю тебя своим старшим штаб-писарем.
Все было сделано и сказано так значительно, что ошеломлённые сотники и есаулы только мотали бородами».
Б. Пышкин, «Смута» («Небеглый царь»),
историческая повесть.
Писатель Геннадий Доронин назвал его «златоустом», поясняя, что слушать его рассказы о родном крае – удовольствие, настолько красочно, живо, правдиво он излагал, причем так, будто сам был очевидцем или участником историй, которым более ста лет. Он вспоминал, как они выступали против сноса старинного здания на главном проспекте города, «эталона городской архитектуры 19 века». Главный архитектор областного центра, стоя перед телевизионной камерой, говорил, что «существует проект реконструкции дома, и он будет обязательно восстановлен», но дома… не стало. И Пышкин позже горько заметил: «Такое ощущение, как будто здесь не хватает зуба».
Геннадий Николаевич в своей книге «Бершарал» сожалеет, что начинал снимать фильм с его участием об истории города – «Прогулки с Пышкиным», но не закончил, Бориса Борисовича не стало. «Таких людей совсем немного. Подлинный патриот нашего края, знаток его богатейшей, необыкновенной истории, писатель, не покрививший душой ради красивого словца, историк, сумевший не поддаться идеологическому идиотизму целого века – таким, помню его я, таким помнят его земляки, – пишет Доронин. – Он умел честно и беспристрастно говорить о вещах, которые вызывали и по сей день вызывают кипение страстей… Рассказывал о трагедиях гражданской войны с видимым сочувствием к обеим воевавшим сторонам, что было довольно странно в те времена, когда нас всех приучали к тому, что мир всегда делится на правых и виноватых, и виноватые всегда напротив нас…». Далее Геннадий Николаевич замечает, что на Пышкина часто бросали косые взгляды и не только из-за бороды, его суждения не совпадали с мнениями власть предержащих.
Об этом же говорит журналист Сергей Аблаев, назвавший его смутьяном, опять-таки, судя по отношению к нему властей.
«Когда Борис учился в институте, в то время там работал сосланный по злобному навету ученый Нестор Малеча, находившийся под негласным надзором органов. И все, кто ему помогал, тоже становились заботой этих органов. Малеча изучал говор казаков, местный диалект, и это пристрастие к обычаям, культуре и истории казачества не нравилось властям, для них он был изгоем. А Пышкин активно ему помогал, и потому тоже был под неусыпным контролем КГБ. Его долго не брали в печатный орган обкома партии – газету «Приуралье», – говорит Сергей Маркович. – Юрию Ильичу Асманову, работавшему тогда корреспондентом КазТАГа, тоже досталось от секретаря в обкоме партии: «Вы даете материал в Москву, не проконсультировавшись с нами?.. И кого даете? Своих приятелей? Наших недоброжелателей. Знаете вы, кто такой Пышкин?», и отчитал его, назвав Малечу, украинским националистом».
Далее С.М. Аблаев рассказал о повести «Смута», которую Б.Б. Пышкин написал, когда ему не было и тридцати лет. Главы из нее начали печатать, а потом запретили, углядев в ней, якобы, намек казаков, что «от Москвы правды не дождешься, ее можно только принести на саблях и пиках».
«Безусловно, Борис Борисович был неординарным, одаренным и разносторонним человеком, он знал множество баек, песен, – подытоживает газетчик. – Очень жаль, что он недолго прожил после отмены цензуры, и не до конца реализовал свой творческий потенциал».
