«Смешная» история
В принципе не знать того, чего знать не хочешь, очень просто: надо просто убедить себя, что этого нет. Когда 75 лет назад после освобождения Майданека и Освенцима Советский Союз впервые заговорил о фашистских лагерях смерти, на Западе это восприняли с недоверием – «не может быть», «это большевистские сказки». Точно также сегодня на Западе не хотят видеть того, что столько лет происходит на Украине. Но когда спецоперация там завершится, начнется процесс расследования преступлений украинских неонацистов, эксгумация и идентификация тел тайных захоронений в тех местах, где на протяжении восьми лет базировались «Азов» и «Правый сектор». Но можно уже заранее предугадать реакцию коллективного Запада: он снова ничего не увидит. Ведь геноцид, если речь идет о геноциде русских, это же так «смешно».
Секретные тюрьмы и концлагеря
Все те, кто мог на Украине сопротивляться киевскому режиму, после 2014 года либо уничтожены, либо посажены в тюрьму, либо уехали. Зачастую после того, как прошли через ад застенок СБУ.
8 июля 2014 года в квартиру проректора Международного славянского университета Харькова, профессора Алексея Николаевича Самойлова ворвались, выломав дверь, люди в форме. В ходе обыска подбросили и «обнаружили» взрывчатку. На глазах пятилетней внучки избили ученого, его родственника. Надели наручники и увели. Бить продолжали во дворе дома, на глазах соседей – видимо, для устрашения.
Полгода немолодой ученый провел в секретной тюрьме Службы безопасности Украины.
– Этого учреждения как бы не существует, – рассказывал он в интервью, которое недавно показали по телевидению. – Содержащиеся в нем люди нигде не числятся – на них даже не оформляются продуктовые карточки. Родственникам о судьбе задержанного ничего неизвестно.
Поэтому люди оттуда просто бесследно пропадают. Самойлова спасло то, что он человек известный в научных кругах, в том числе зарубежных.
– У меня есть тюремная рукопись. В ней описано все, что происходило в изоляторе СБУ: как физически воздействовали на меня, били, истязали. Не люблю такое слово по отношению к себе произносить, но другого и не подберу. Изложить всю последовательность этих событий я взялся где-то через месяц после них, в полтавской тюрьме, когда голова перестала болеть… Время пыток было довольно небольшое – трое суток. Потом это прекратилось, когда 3 июля меня вывели на суд по избранию меры пресечения. А с позднего вечера 29 июня по 2 июля меня лупили регулярно, что называется, с удовольствием. Было всякое: и прижигание сигаретами, и «бритье» асфальтом, и просто нанесение ударов в различные части тела, в том числе в голову, руками и ногами. Половину зубов я проглотил, половину выплюнул, – рассказывал профессор, признаваясь, что ему трудно об этом говорить.
Потом ученого отвезли в Полтавское СИЗО. Поместили в камеру с уголовниками. Но здесь не били. Эту тюрьму в июле 2014 года посетили представители ОБСЕ.
– Я еще был весь фиолетово-сине-желто-зеленый. Даже мой бывалый сокамерник в те дни говорил мне: «Деда (такое было у меня «погоняло»), я боюсь на тебя смотреть». Самое интересное: с одним из ОБСЕшников по имени Гюнтер мы виделись за год до этих событий, на конференции, где я говорил, что у нас угроза фашистско-нацистского путча очень велика и близка… Он тогда не верил (мы с ним на фуршете после конференции долго общались) – поговорил и отошел в сторону… А в полтавском СИЗО, в кабинете, куда меня привели из камеры, я спросил у него: «Ну что, Гюнтер, ты заметил, что я был прав?». Всё что он смог ответить: «Ну, да…» Меня не спросили, как и почему я вообще тут оказался; почему избит и т. д. – их подход был абсолютно формальным. Я ответил, что у меня нет ни малейших претензий к людям, которые в силу своих обязанностей надзирают за мной в тюрьме, зато множество претензий к тем сотрудникам спецслужб, которые подбросили мне взрывчатку, а затем четверо суток били смертным боем. А ещё больше претензий к их хозяевам в Киеве…»
В сентябре начались обмены.
– 12 сентября в 3 часа ночи меня подняли и вывезли в харьковское СБУ. Я думал, что меня поменяют. А вместо этого – бросили в одиночную камеру изолятора СБУ. Я сидел в 6-й камере. Игнат Кромской (Топаз, активист харьковского Антимайдана) находился рядом – в 7-й, тоже в одиночке. Одиночка – это 4,5 на 2,5 метра. Окно – метр двадцать на восемьдесят сантиметров. И вот сидишь в своей одиночке – и не знаешь: придут и убьют, или придут и отметелят… Ни адвоката, ни следователя. Видишь или слышишь только заключенных. А вот наиболее мерзкая часть «населения» СБУ – это оперативники и «Альфа». «Альфовцев» я запомнил по первым дням после задержания: они приходили и «резвились». А оперативники – это те, кто регулярно пытали людей. В душевой, которая была через камеру от меня, пристегивали наручниками и допрашивали, истязали. Крики были слышны – особенно вечером, когда все звуки затихают. Я так понимаю, что никто их особо и не заглушал, потому что это было неким психологическим воздействием на всех остальных сидельцев. Очень плохо приходилось тем, кто сидел напротив меня в камере. Она была достаточно большая. И туда иногда запихивали человек по двадцать-тридцать. Перед всевозможными обменами тюрьму набивали просто до отказа.
– Я оказался в камере с ребятами из Луганска, среди которых был батюшка, Владимир Марецкий. Были еще двое из Мариуполя, и нас, харьковчан, четверо. 14 сентября мы услышали, как подъехали автобусы. Зачитали списки. Всех вывели, а харьковчан оставили: меня, Топаза (Игнат Крамской, активист харьковского Антимайдана), Влада Заславского и еще одного харьковчанина, фамилию которого не помню. Нас всех поместили во внутреннюю тюрьму СБУ, существование которой официально отрицается. Это такая секретная тюрьма.
Самое страшное – неизвестность. Я не знал, что со мной собираются делать. Обитателей нескольких камер напротив меня вывозили в концлагерь. Надели мешки на голову, пластиковые наручники. Недели через две их привезли назад, ребят невозможно было узнать. Обросшие, черные, грязные. Избивали каждый день, есть не давали и заставляли работать. Такие концлагеря были организованы в нескольких местах. Наиболее серьезный – под Днепродзержинском. Был еще один в Славянске, в краматорском аэропорту людей содержали в ангарах.
– О концлагерях я знаю только понаслышке. Через них прошли луганские ребята, в том числе Володя Марецкий, и те ребята, которые сидели со мной в тюрьме СБУ. Этих мест тоже нет официально. Там заставляют работать, издеваются, избивают. Оттуда можно и не выйти. Меня же официально нигде нет, никто отвечать не будет. У нас созданы зондеркоманды, СБУ превратилась в массовую полуармейскую организацию по образцу гестапо и занимается карательно-репрессивными мероприятиями. Они занимаются массовой прослушкой телефонов и на основании перехваченных переговоров хватают людей. Аппаратуру, программное обеспечение для этого им поставили США. В Эстонии на американской базе находится центр слежения, где размещено оборудование для прослушивания территории РФ.
«Нацизм на Украине выращивала СБУ»
Профессор Самойлов уверен: националистические группировки на Украине создавала сама Служба безопасности Украины (СБУ) при помощи иностранных спецслужб.
– У нас в Харькове было одно из самых сильных подразделений СБУ. И у него под носом в течение десяти лет существовала боевая группа – «Патриот Украины» Андрея Билецкого по прозвищу Белый Вождь. Это нацисты и расисты. Могли ли спецслужбы о них не знать? Сейчас Билецкий – подполковник МВД, командир батальона «Азов». Эта технология отработана уже в разных странах. Ваххабиты, «Талибан». Нужно было построить механизм воспроизводства боевых групп, воюющих со своими соотечественниками и, главное – с Россией. Технология такая – они по методикам американцев создали центры по перехвату электронных сообщений и телефонных разговоров, после этого высылаются зондеркоманды, которые хватают людей. Мое обвинение строилось на том, что все мои телефонные переговоры с 4 апреля 2014 года были прослушаны, я сам все это читал. На Украине творится беззаконие, массовые репрессии, полное попрание человеческого достоинства и гражданских прав. СБУ превратилась в украинско-американскую корпорацию по оказанию услуг олигархическим группировкам и иностранным субъектам. Эта спецслужба не предотвратила ни одного государственного переворота, хотя во всех участвовала. Она выращивала фашизм на Украине под видом укропатриотов и совершила много других преступлений против украинского народа. И потому люди, которые в СБУ работают, находятся в состоянии страха.
На вопрос, почему Харьков в 2014-м году не восстал так же, как Донецк и Луганск, профессор ответил:
– Харьков является ключевым городом для существования Украины, и туда были брошены все силы. При этом Харьков – русский город, и соотношение сил всегда было такое: в парке Шевченко на «брехаловке» собирались от 5 до 10 тысяч «антифашистов» и рядом – человек 500 «украинистов». На последних никто не обращал внимания, как на городских сумасшедших. Если бы не предательство местных элит, все бы получилось. Все было бы по-другому. И войны бы не было. Если бы состоялся Харьков, тут же подтянулась бы Одесса. Киев пошел бы на переговоры. А так Донецк с Луганском остались с Киевом наедине. Наша региональная элита вполне оправдала тезис Ленина о том, что все, что может сделать компрадорская буржуазия, – это только вовремя продать себя, свои интересы, свою родину. Здесь все произошло по классической схеме.
Сам Самойлов не участвовал ни в каких митингах, он только открыто высказывал свое неприятие фашизма. Харьковские активисты Антимайдана все были арестованы или просто куда-то бесследно пропадали.
Это тактика террористов – запугать, подавить малейшее сопротивление, жестокостью и насилием задушить любое другое мнение.
Профессора Самойлова освободили в ходе обмена пленными между Киевом и ДНР накануне Нового, 2015-го года. Он был вынужден покинуть территорию Украины.
