Явление Пугачева
В этом году исполняется 250 лет с того времени, когда на Урал нагрянул Пугачев. О том, что он в Яицком городке отметился еще в 1772-м году, свидетельствует Пушкин в Истории Пугачевского бунта. «Пугачев явился на хутор отставного казака Дениса Шелудякова, у которого жил он прежде в работниках. Там произошло тогда совещание злоумышленников». Два года продолжался бунт, унесший немало жизней. Пугачевское восстание было подавлено, его предводитель казнен, Яикский городок переименован в Уральск, а река Яик – в Урал.
Кто кого «использовал»
Сегодня ни у кого нет сомнений в том, что Пугачев был самозванцем, но до сих пор нет единого мнения относительно того, почему яикские казаки пошли за Пугачевым. Объективных предпосылок для этого было предостаточно – казаков притесняла царская власть, обложив их и налогами, и рекрутством. Одни историки утверждают, что казаки не верили в царственное происхождение Пугачева, а использовали его, надеясь, в случае победы, получить свою выгоду. Другие, наоборот, считают, что это Пугачев использовал казаков, зная их недовольство притеснением со стороны царской власти. Удивительно, но здесь, в Уральске, в казачьих семьях и по сей день хранят предания предков, которые в большинстве своем считали: «Это был не самозванец, а настоящий царь».
О том, что казаки «использовали» Пугачева, первым высказал Пушкин в «Истории Пугачевского бунта». И первый, кто этому возразил, был уральский писатель Иоасаф Железнов. Он посягнул на авторитет Пушкина, написав «Критическую статью на «Историю Пугачевского бунта А.С. Пушкина». Пушкин пробыл в Уральске три дня, Железнов прожил здесь всю жизнь и на свое мнение имел право.
«… мне кажется странным, удивительным, непонятным, почему именно автор «Истории Пугачевского бунта» выставил пред светом простых, безграмотных яицких, ныне уральских казаков какими-то политиками, хитрыми интриганами, государственными заговорщиками, людьми, посягавшими на ниспровержение законной и святой царской власти, тогда как на самом деле они были жалкие невежды, глупые простаки, заблудшие овцы, увлеченные в мятеж обманом и хитростью Пугачева», – пишет Железнов в своем очерке, возражая Пушкину.
Железнов признается, что ему «страшно» высказывать мнение, «противное сочинению гениального писателя», но он «опирается на факты».
Зная недовольство казаков властью, Пугачев сначала «подбивал» их бежать в Турцию. «Но яицкие казаки слишком привязаны к своим богатым родным берегам. Они вместо побега положили начало новому мятежу. Для сего нужен был только пришелец – дерзкий и решительный. Самозванец показался им над пружиной.
Выбор их пал на Пугачева, им не трудно было уговорить его» (А.С. Пушкин)
Писатель пишет, что, по словам Пушкина, получается, что казаки сами «выдумали самозванца, чтобы иметь предлог побуянить и посвоевольничать», что это казаки «подбили» Пугачева на самозванца. Нет, утверждает Железнов, это Пугачев сумел убедить казаков в том, что он – гонимый, несчастный царь.
Пушкину говорить об этом казаки боялись, еще свежи были в памяти виселицы и «глаголи» (приспособления, на которые за железный крюк подвешивали за ребра казнимого – чтобы подольше мучился).
Ведь даже спустя 130 лет писателю Короленко, приехавшему в Уральск, говорили о Пугачеве с опаской. В то же время народные предания, которые «почти угасли во всей остальной России, чрезвычайно живо сохранились на Урале», – писал Короленко после своего посещения Уральска. – Здесь ни указы, ни глаголи и крючья Панина не успели вытравить из народной памяти образ «набеглого» царя, оставшийся в ней неприкосновенным, в том самом, правда, довольно фантастическом виде, в каком этот «царь» явился впервые из загадочной степной дали среди разбитого, задавленного, оскорбленного и глубоко униженного старшинской стороной рядового казачества».
И все-таки, какими бы ни были темными и неграмотными казаки, почему они поверили в то, что Пугачев – царь Петр Федорович?
«Женюсь на казачке – Россия успокоится»
В пользу того, что поверили, говорит тот факт, что набожные казаки вряд ли бы одобрили женитьбу Пугачева на яикской казачке. На этот факт обращает внимание Железнов, а за ним и Короленко: как могли казаки, веря в то, что перед ними не настоящий царь, женить его при живой жене на казачке Устинье Кузнецовой? Конечно, они преследовали свою выгоду: будет на престоле казачка, будет и им счастье. Но и тут Железнову дали несколько объяснений, исключающих корыстный мотив.
Во-первых, царям закон не писан. Во-вторых, закон разрешает жениться второй раз после семилетней разлуки, в-третьих, Екатерина сама изгнала законного мужа и преследовала его. К тому же в то время на Яике ходили слухи, что Екатерина собирается выйти замуж за Орлова.
Племянник Устиньи, Наторий Кузнецов, рассказывал Железнову, что Устинья – девка веселая, разбитная – даже сложила песню об этом сватовстве, в которой смело говорилось о муже, сватающимся от живой жены. А Пугачев отвел ее в сторонку и якобы сказал, что так надо для спасения России. «Пусть лучше одна моя голова пропадет, чем пропадать всей России. Вот теперь идут из Питера ко мне войска и генералы, если ко мне пристанут – тогда вся Россия загорится, дым станет столбом по всему свету. А когда я женюсь на казачке – войска ко мне не пристанут, судьба моя кончится, и Россия успокоится». То есть Пугачев, якобы, был уверен, что царские войска, посланные его усмирять, непременно перейдут на его сторону.
О том, что Железнов был прав, уверяя, что казаки были обмануты, говорят легенды, которые ходили на Урале о «набеглом» царе.
Преданья старины глубокой
Низвержение царя с престола казачье уральское предание рисует с особым реализмом. Мол, был царь Петр Третий натурой широкой – гулякой и неверным мужем. Екатерина же, наоборот, была женой, хоть и строптивой, но верной. Однажды пришел иностранный корабль, Петр Федорович отправился на него да и загулял с дворянской девицей Воронцовой. Донесли об этом царице. Не стерпела она, побежала за мужем: «Не пора ли домой воротиться?». А тот грубо ей отвечает: «Пошла сама домой, покуда цела». Оскорбленная Екатерина собрала приверженцев, подняла образа и объявила себя царицей. Когда, нагулявшись, вернулся царь к царским воротам, они оказались запертыми, а часовой ему объявил, что царя теперь нет, а есть царица. Сунулся было царь в Кронштадт, но и туда его не пустили. Тогда, страшась бояр, Петр Федорович решил скрыться…
Описывая эту легенду, Железнов отмечает два подлинных факта: любовную связь настоящего царя с Воронцовой и то, что после низвержения с престола он действительно кинулся в Кронштадт.
Железнов спрашивал казака Бакирева: «Откуда это известно?». Тот отвечал:
– Ведь от нас испокон веку кажинный год ездили казаки в Москву и Питер с царским кусом… Так как же не знать. Шила в мешке не утаишь…
После изгнания царь Петр, по казачьей легенде, исчезает в тумане. По какому-то высшему предопределению ему предстоит скитаться пятнадцать лет и объявиться никак не ранее этого срока. Но в своих скитаниях попадает он на Яик, в то время «стонавший под давлением вопиющей неправды и репрессий». И царь, нарушив веление судьбы, решает объявиться раньше, чем ему было предопределено.
«Это нарушение веления высшей воли, вызванное состраданием и нестерпимой жалостью к измученному народу, является в преданиях тем трагическим двигателем, который определил судьбу движения. Все было за Пугачева, но выиграть свое дело он не мог именно потому, что начал его не в срок», – такое было мнение у казаков.
В казнь не верили
В казнь Пугачева на Яике не верили: царя казнить нельзя. Публичная казнь Пугачева – 10 января 1775 года – нисколько не поколебала эту веру. Легенды и предания подкреп-лялись отдельными историческими фактами. Сотни тысяч людей видели казнь Пугачева, в том числе и Яицкая Зимовая станица, сражавшаяся против Пугачева. По их рассказам, жалкий человек, просивший у народа прощения, мало походил на того, кого казаки видели победителем на коне. Как известно, Пугачева приговорили к четвертованию, т.е. сначала должны были отрубить руки, ноги, а потом – голову. Но палач сразу после прочтения приговора повалил его на плаху и сначала отрубил голову. За что экзекутор громко бранил палача и грозил ему самому карой (из свидетельства очевидца казни, опубликовано в «Утрехской газете» за 3 марта 1775 г.). Потом скажут, что это было веление Екатерины, дорожившей перед Западом своим имиджем гуманной и просвещенной императрицы.
Но почему эта гуманность коснулась только главного виновника, но обошла второстепенных? Этот странный эпизод стал на Урале основанием для легенды: Екатерина пощадила своего «мужа», а на Лобном месте казнили совсем другого человека. Он хотел перед смертью объявить народу, что царь жив, поэтому палач и поспешил отрубить ему голову.
Эта легенда обрастала всевозможными деталями. Вроде как лежит Пугачев в опочивальне царицы за кисейными занавесками: волосы мокры, лицо красно, видно только из бани вышел. У ног его – царевич, а у окна царица слезы платочком утирает. И все вокруг них плачут, а у притолоки стоит Мартемьян Михайлович Бородин – «стоит и дрожит, словно на морозе» (Железнов «Уральцы»).
Почему атаман Бородин (чей портрет его сына Давида работы известного художника Тропинина висит сейчас в музее Пушкина) «стоит и дрожит» – отдельная история.
Дело в том, что Мартемьян Бородин был самый видный из казачьих противников Пугачева. В Пугачеве Бородин видел опасность для себя самого, так как казаки ненавидели его. «Когда Пугачев уже был посажен в железную клетку, екатерининские генералы знали, что Мартемь-ян будет лучшим его сторожем. И, действительно, Мартемьяну было поручено сопровождать пленника в Москву…» (Короленко. Пугачевские легенды на Урале).
Согласно казачьим преданиям, когда процессия вышла за городской вал на казанский тракт, родня Бородина, по обычаю, вышла проводить его. Разлили «на посошок» водку и наливку, а Пугач выглянул из клетки и говорит: «Поднеси-ка и мне, Мартемьян Михайлович!». Но Бородин грубо ему отказал. Пугачев побледнел от оскорбления и сказал: «Хорошо же! Ты хочешь видеть мою смерть? Не удастся. Я скорее твою увижу».
Бородин действительно вскоре скоропостижно скончался, и этот факт «поразил воображение народа». «Надо заметить, что ни точная дата, ни даже год смерти Мартемьяна Бородина неизвестны, и это событие тоже покрыто какой-то неопределенностью, – пишет Короленко. – В делах уральского войскового архива я нашел указание, что тысяча рублей, назначенная в награду Бородину (за сопровождение Пугачева – Н.С.), получена в Оренбурге, по доверенности вдовы Бородина пятидесятским Григорием Телновым. Затем никаких упоминаний о Мартемьяне Бородине мне в делах уже не попадалось до августа 1775 г., когда в одном из прошений совершенно случайно упоминается об умершем майоре Бородине. Этот глухой и неопределенный промежуток производит странное впечатление после того, как прежде имя деятельного старшины попадалось на каждом шагу…» (Короленко).
По казачьим легендам, Бородина якобы убил сын царя Петра Федоровича – Павел отомстил за отца. По другой легенде – сама Екатерина. Причем описывается это все в красках и деталях.
По легендам, Пугачева не раз видели в степи – никак не хотели казаки признать его гибель. Короленко говорит, что цикл этих преданий показывает, «какую страстную любовь питал Яик к образу своего «набеглого царя», стоившему ему столько слез, горя и крови». «Степное марево, привидение – и целый ряд завоеванных крепостей и выигранных сражений… Для этого недостаточно было чьего-то адского коварства и крамолы. Для этого нужно было глубокое страдание и вера. И она была, правда вся проникнутая невежеством и суеверием, которые долго еще жили в темных массах, как живут и теперь эти фантастические легенды на Урале», – писал Короленко.
