Помнить прошлое
«Революция 1917 г. и Гражданская война стали губительными для уральского казачества. 1919 год стал последним в его истории. Карательные действия новых властей против казаков и их семей усилились после взятия красными частями Уральска. Под напором превосходящих сил красных, казачья армия вынуждена была отступать вниз по Уралу к Гурьеву. Вместе с армией уходили и почти все жители оставляемых казаками станиц и хуторов, с детьми и всем скарбом. Обозы были переполнены ранеными и больными. Началась эпидемия тифа…» – эти строки из материала Г. Малышкиной, напечатанного в «Уральских войсковых ведомостях», выпущенных к 150-летию издания.
Трагические истории прошлого переплелись с мирными событиями настоящего в шестом номере «УВВ». Примечательно, что среди авторов – внучка атамана Уральского казачьего войска Толстова. Маргарита Толстова, живущая в Австралии, пишет о военных заслугах, злоключениях и тяжелой доли атамана, упоминая о судьбах других казаков, ушедших с ним вместе с семьями в так называемый отступ. От огромного войска в несколько тысяч человек в 1919 году, с атаманом остались и выжили немногие: вначале 214 человек – мужчин, женщин и детей, а затем – 150. С трудом они добрались до Персии, а затем переправились в Австралию, где им пришлось выполнять любые работы, чтобы обеспечить свои семьи: колку дров, вырубку деревьев, заготовку тростника, освоение целинных земель. Как истый полководец, Владимир Сергеевич, находясь в тяжелейших условиях, сохранил знамена Уральского казачьего войска.
«Сиреневый Гефсиман» – так несколько романтично озаглавил свой материал Рустам Вафеев, архитектор Санкт-Петербурга, наш земляк. Изучив архивные материалы, повествует о возведении войскового собора Александра Невского и подаренной ему картине, возможно, побывавшей на Лондонской выставке, с изображением моления Спасителя в Гефсиманском саду. Это было в 1852 году. Через 7-10 лет храм сгорел. На этом месте разбили сиреневый сад. «Но и его век близится к концу, – с грустью говорит художник-архитектор. – Немногие из сохранившихся старых, скрученных временем стволов сиреневых кустов, сегодня выглядят подобно древним библейским оливам в Гефсиманском саду. Они – последние живые хранители угасшей исторической памяти этого места». Наверняка читатель догадался, о каком месте идет речь – угол проспекта Достык-Дружба и улицы Досмухамедова.
О дважды «погибшем на фронте» рассказывает Г. Черыкаев – о своем деде Василии Парфирьевиче, ветеране Великой Отечественной войны, прилагая фотографии и письма родных.
А Даниил Дубровин вновь возвращает читателя к происшествию 1908 года, когда убили атамана 2-го Лбищенского военного отдела Уральского казачьего войска генерал-майора И.П. Хорошхина. Об этом мы читали в № 5 «УВВ». Оказалось, что автор нашел новый документ: «Обвинительный акт по делу о крестьянине Матвее Лапине и уряднике Скворкинской станицы Уральского казачьего войска Олимпии Мясникове», в котором рассказывается о следствии над ними, обвинении и решении суда. Но не указан мотив убийства, как и нет прямых доказательств вины. Да и сами они не признали себя виновными, поскольку пьянствовали в дни убийства.
Свою лепту в журнал внесли Александр Ялфимов, Владимир Кутищев, Сергей Иртикеев и другие, кратко рассказавшие о своих материалах на презентации в музее «Старый Уральск». Материалом Константина Афанасьева, из Германии, по словам одного из членов редакционной коллегии Владимира Кутищева, «зачитаетесь». С этим автором краевед познакомился на «Горыныч-форуме», посвященном уральскому казачеству, они стали переписываться, в итоге вышла статья. Не первый раз печатается в издании Оксана Каткова, в этом номере журналист рассказывает о коллекции самоваров в областном краеведческом музее. Разносторонние материалы альманаха «УВВ» вызывают живой интерес в разных уголках СНГ.
Неожиданный эмоциональный всплеск на презентации вызвал Никита Редько. В своей работе «Большой террор. Отдельная судьба и общая трагедия» молодой автор поведал о трагедии, постигшей семью его прадеда Гавриила Павловича Перепелкина, служившего командиром сотни уральских казаков у генерала Толстова. С ними же уходил в отступ. Вернувшись домой, работал на мясокомбинате. Его обвинили в контрреволюционной деятельности, поджогах и махинациях, принесших ущерб государству. Гавриила Перепелкина арестовали и расстреляли в 1937 году. Остались престарелая мать, жена и пятеро детей, для которых драма не прошла бесследно. Вот что пишет он в материале, излагая механизм действия приказа СССР №00447 от 30 июля 1937 года «Об операциях по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Ссылаясь на который, «врагов народа» первой категории подвергали аресту и расстрелу, второй категории – отправке в лагеря и тюрьмы на 8-10 лет: «…Изуверы и палачи старались действительно на славу. В шифровке от 14 июля 1937 г. из Западно-Казахстанского обкома партии в ЦК ВКП(б) на имя Н. Ежова сказано: «Пока учтено кулаков и уголовников 575, из них первой категории враждебных 112 человек, второй категории враждебных 202, на остальных подбираем материал».
В прошлом году исполнилось 80 лет с начала массового террора 37-38 годов. На базе КазИИТУ состоялся «круглый стол» на тему «Большой террор: трагедия Приуралья», где участники подняли актуальный вопрос – ограничение доступа к архивным материалам родственников, чьи предки подверглись репрессиям. До сих пор сведения о тех трагических событиях практически засекречены в КНБ, Департаменте внутренних дел, говорят историки и родные, пытавшиеся ознакомиться с документами.
Выражение «красный террор», прозвучавшее в выступлении Н. Редько, вызвало вопрос, что он подразумевает под этими словами. Никита, высказывая свою точку зрения, обронил фразу – «красная зараза», в результате чего вспыхнула короткая дискуссия. Однако историк Владимир Кутищев прекратил прения, сказав, что о репрессиях и законности действий пресловутой «тройки», работавшей по схеме «Посоветовались, прикинули, решили – расстрелять», поговорим в День памяти жертв политических репрессий. При этом подтвердив: не все материалы из архивов разрешено смотреть. Но даже из тех доступных записей видно, что следствие велось по-разному. Если в начале «дело» занимало несколько листов, с подробным описанием допросов обвиняемого и так далее, то в 37-38 годах, там содержатся только краткие сведения на трех страницах, вызывая сомнения в законности действий. Неизвестно до сих пор и точное число людей из нашей области, подвергшихся репрессиям и расстрелу.
В связи с этим Александр Комаров рассказал трогательную историю, начав ее со слов: «Я – сын репрессированного… Помню, мне лет двенадцать, я сижу на улице, перебираю картошку, и возле меня ходит какой-то мужчина». Александр Константинович поделился тем, как в 1947 году его отец вернулся из ссылки, а потом его вновь арестовали. «Мать говорила, дескать, был хороший человек, друг семьи. А в «деле» я прочел, что это он написал донос на отца».
Подобные истории слышать тяжело. Не все потомки репрессированных знают, что на самом деле произошло с их предками, в чем их обвиняли, как закончились последние дни жизни, где они похоронены.
