По суровым законам
Николай Федорович Ветров известен у нас как участник и инвалид Великой Отечественной войны, сражавшийся с немецко-фашистскими захватчиками в составе легендарного авиаполка «Нормандия – Неман». И гораздо меньше знают о другой страничке его военной биографии, связанной с участием в разгроме японских милитаристов на Халхин Голе в Маньчжурии. Память ветерана не сохранила многие события и факты, имевшие место в его нелегкой судьбе, но он поведал нам несколько интересных историй из своей далекой фронтовой юности, над которыми оказалось не властно время.
Про Жукова, Кострому и неполученную медаль
Это уже после разгрома японских агрессоров на Халхин Голе было. Некоторые части, принимавшие участие в боях, перебросили в Улан-Батор – столицу Монголии. В один из первых ноябрьских дней 1939 года погрузили в машины роту связи, в которой служил Ветров. Путь предстоял дальний, трудный. Морозы стояли под тридцать градусов. Для Монголии, однако, это не было пределом – тут зимой нередко столбик термометра опускался до отметки минус пятьдесят и ниже. Командир роты лейтенант Кострома находился в кабине грузовика, одетый вполне по погоде – в теплом полушубке, валенках. Красноармеец Ветров, ехавший в кузове, сильно продрог и так закоченел, что пальцами ни рук, ни ног не мог пошевелить. Да оно и неудивительно было, в шинели-то и кирзовых сапогах… Ночью остановились в Ундурхане, чтобы покушать и немного погреться. Наш земляк кое-как выбрался из своего ненадежного, открытого всем ветрам укрытия, размялся; в столовой ему крикнул дежурный:
– Ветров, командир роты велел тебе принести ему ужин! – а в ответ услышал, что, мол, лакеи отменены в стране ещё с семнадцатого года. И не стал выполнять приказание офицера.
Этот самый Кострома не пользовался по-настоящему уважением у солдат. Он пренебрежительно относился к своим подчиненным, не утруждал себя созданием для них более или менее сносных условий по несению воинской службы. Однажды к ним в землянку телеграфистов явился комбриг Жуков для переговоров с Ворошиловым, в то время возглавлявшим наркомат обороны СССР. Потребовал к себе дежурного офицера по связи, а им был как раз Кострома. Лейтенант спал, его разбудили, и вот он стоял, вытянувшись перед комбригом.
– Почему сами спите, а ваши подчиненные, несмотря на столь поздний час, бодрствуют? Ведь не все из них сейчас задействованы в деле. Бойцы устали, измучены без отдыха, а вдруг завтра сюда нагрянут японцы, что тогда будете делать?! – сурово отчитывал нерадивого командира подразделения крупный воинский начальник.
Солдаты были поражены той заботой и вниманием, которые Жуков проявил к ним, рядовым войны. Они тотчас как бы выросли в собственных глазах. В дальнейшем Георгий Константинович неоднократно сам приходил по срочным делам сюда на телеграфный пункт и почти всегда интересовался, как у них идет служба, как их кормят, что им пишут из дому.
С того памятного для них дня свободные от дежурства телеграфисты всегда отдыхали.
Случай же в Ундурхане имел такое продолжение. Вскоре после ноябрьских праздников Николая Ветрова вызвал к себе комиссар батальона капитан Чалый.
– Что у тебя произошло с командиром роты в Ундурхане? – поинтересовался он. Потом, выслушав подробный и откровенный ответ красноармейца, сказал: – Мы тебя представили к награде, а он вычеркнул из списка твою фамилию.
– Товарищ капитан, я воевал, чтобы японцев победить, а не за награды!
Эту фразу Ветров произнес искренне и не придавал потом никогда особого значения тому, что его обделили медалью, которая полагалась за боевые заслуги. Это был первый, но, увы, не последний случай «наказания» бойца за строптивость и прямоту его характера, за стремление к справедливости посредством лишения наград и поощрений по службе.
Таинственный двойник
Осенью 1940 года Николай Ветров получает из дому письмо. Родные сообщили ему, что где-то поблизости от него служит их земляк – Александр Мельников. Он тоже, как и Ветровы, был из Широковского лесничества. Здесь надо сделать небольшое пояснение.
В ту далекую пору они жили в Оренбургской области, в Бузулукском районе, на территории которого и размещалось Широковское лесничество.
Николай взял адрес и отправился на поиски земляка. Оказалось, что часть, которую он искал, располагалась поблизости от его части, всего в каком-то полукилометре.
– Здорово, Николай! – радостно поприветствовал его красноармеец, которого он, однако, совершенно не знал, в чем он и признался тому.
– Ты что, с ума сошел! – не отставал от него незнакомец. – Я знаю не только твое имя, но и фамилию – Ветров. Николай Ветров. Верно? И он называет деревню, откуда они оба будто бы были родом.
Николай еще больше опешил, услышав свою фамилию, но продолжал настаивать на своем: не знакомы, мол, с тобой, что-то не припомню. А еще он заметил, что деревни, названной «земляком» (Саратовская область), совсем не знает, и вообще, он сам из Оренбургской области. Тут пришла очередь удивляться незнакомцу. В конце концов выяснилось, что с неведомым саратовским Николаем Ветровым их объединяли не только одна фамилия и имя, но и удивительная внешняя схожесть. К сожалению, встретиться со своим двойным двойником Николаю никогда в будущем не пришлось. Зато в этот раз он разыскал своего земляка. Не раз за время службы он навещал Александра Мельникова.
С войны на войну
В январе 1941 года рядовой Ветров демобилизовался из армии. На работу вчерашний солдат устроился в Бузулукский лесной техникум бригадиром волобоза, стоявшего на Воронцовском хуторе Широковского лесничества. Там, в Воронцовке ему приглянулась Нина Григорьева, и, не откладывая дела в долгий ящик, он решил сосватать девушку. Для этого намеревался отправиться в деревушку со своей старшей сестрой Марией воскресным вечером двадцать второго июня. Но сватовство пришлось отложить, потому что в тот же день они узнали о начавшейся войне. На другой день несостоявшийся жених получил на руки мобилизационную повестку в армию.
Проверка полётом
Учеба в Вольской школе авиамехаников. После ее окончания был отправлен на службу в Качинскую летную школу, которая в то время располагалась близ Красного Кута Саратовской области. За новоиспеченным механиком закрепили самолет ЯК-7. Машина оказалась разукомплектованной. Это поставило Ветрова в тупик: в теоретическом отношении он знал этот тип самолета превосходно, а вот как приступить к нему с практической стороны? После некоторого мучительного размышления решил начать с бензиновых баков, которых на машине должно быть четыре. При монтаже баков испортил на одном из них резьбу. Пришлось на себе, как на ишаке, тяжеленный груз тащить в ремонтную мастерскую, располагавшуюся в лесу за несколько километров от стоянки. Тащил, проклиная себя за неосторожность, ведь надо было сначала всё обдумать хорошенько, а потом только действовать.
Целый месяц заняло восстановление боевой краснозвездной машины. Слава богу, хоть недостачи в запчастях и узлах механик Ветров не испытывал. Как только истребитель оказался готов к вылету, в один из майских дней 1942 года появился на стоянке летчик в звании старшего лейтенанта. Сел в кабину самолета с парашютом и велел лезть за ним механику, во вторую кабину. Тот не поспешил выполнять приказание офицера, потребовал себе тоже парашют.
– А зачем он тебе? – небрежно обронил старлей. – Случись что в небе – все равно как навоз с лопаты будешь падать.
Поднялись в воздух. Летчик стал выполнять фигуры высшего пилотажа. Опробовал он и мертвую петлю, а когда вышли из неё, спросил, как бы между прочим, у Николая, где стоянка их самолёта, а тот не то что стоянку – не видел даже аэродрома. Приземлились, зарулили на стоянку, курсанты сразу кинулись к Ветрову, стали снимать с него комбинезон и закричали: «Он сухой!» А они-то думали, что молодой механик полет на истребителе, который он собирал буквально по частям собственными руками, переживет значительно тяжелее. Надо ли говорить о том, что его авторитет в их глазах после этого значительно вырос, и что бы он теперь ни заставлял их делать, исполняли в срок и беспрекословно.
(Окончание следует)
Автор: Евгений Чуриков
Фото Ярослава Кулика
и из семейного альбома Н.Ф. Ветрова
