Хотелось бы всех поименно назвать…
(Продолжение. Начало в №№ 11-12, 14)
Парад в честь фронтовички
Такого подарка Алевтина Тимофеевна Митрохина еще не получала – парад в ее честь! Военнослужащие воинской части 5517, под знаменем 8-й стрелковой Панфиловской дивизии под звуки военного оркестра прошли парадным строем перед окнами ее квартиры во дворе многоэтажного дома. «Алевтине Тимофеевне – слава!», – скандировали солдаты, одетые в плащ-палатки и каски, похожие на те, в которых воевали в годы Великой Отечественной войны. Парад фронтовичка «принимала», как положено – стоя. Но, у окна своей квартиры.
– Выйти на улицу не смогла, но надела костюм со всеми наградами и смотрела из окна, – сказала Алевтина Тимофеевна. – Зато все мои соседи изо всех четырех домов во двор высыпали и потом меня благодарили – такой праздник нам устроили в честь тебя! Ведь оркестр целый час песни военных лет исполнял! Люди стояли, слушали, аплодировали. Рада, тронута, конечно, до слез – прошли строевым шагом, так торжественно, большое спасибо ребятам и руководству части. Они потом зашли ко мне, поздравили, сфотографировались, я им стихи свои прочитала…
Да, Алевтина Тимофеевна Митрохина на 95-м году жизни пишет стихи и активно участвует в общественной жизни города, в воспитании патриотизма у молодого поколения. Она – единственная – из самого первого состава клуба «Фронтовичка», который организован в 1989-м году, а с 2003-го года – его председатель.
В 1941-м году ей было шестнадцать. Работала санитаркой в госпиталях и одновременно училась на курсах медсестер. Вспоминает, что уже тогда из-под Сталинграда привозили очень много раненых.
После окончания курсов ее направили в эвакогоспиталь воинской части 62-й армии под Сталинградом.
– Мы принимали раненых из медсанбатов, оказывали им помощь, подлечивали и отправляли в тыловые госпитали, – рассказывает Алевтина Тимофеевна. – Тяжелее всего было, когда раненого не удавалось спасти, когда на твоих руках умирали молодые солдаты. Он не жил еще, а ты ему глаза навсегда закрываешь…
После разгрома фашистов под Сталинградом госпиталь, в котором служила Аля (тогда еще Савченко), в составе 3-го Украинского фронта освобождал Украину, Молдавию, Румынию, Югославию, Венгрию.
Алевтина Тимофеевна без запинки перечисляет страны, города и населенные пункты, включая иностранные, через которые ей пришлось пройти: «Я географию учила не по учебникам, шесть стран прошла», – объясняет она свои знания морских портов Румынии и городов Венгрии и Югославии.
На вопрос, где, в какой стране их – освободителей – лучше всего встречали, отвечает без колебаний:
– Везде хорошо встречали. Но лучше всего, теплее, душевнее, конечно в Югославии. Приглашали в свои дома, угощали.
День Победы Алевтина Тимофеевна встретила в Будапеште.
– Мадьяры к нам не очень хорошо относились, – вспоминает она. – Но рано утром девятого мая хозяйка, у которой мы на квартире стояли, кричит нам в окно: «Русская барышня, русская барышня! Война капут, Гитлер капут!».
С войны домой Алевтина Тимофеевна возвращалась тем же путем, только в обратном порядке: Венгрия, Югославия, Румыния, Молдавия, Украина… И не одна.
– В Румынии в нашем госпитале долечивался старшина из танковых частей Лаврентий Митрохин – у него рана со старым осколком открылась. Познакомились, подружились. И он сделал мне предложение. Я согласилась. Он пошел к своему начальству и договорился, чтобы нас демобилизовали вместе. И вот мы с ним сначала ехали до Москвы, а потом – в Уральск. Ноябрь – эшелоны битком набитые, ехали и на подножках, и на крышах – всем скорее хотелось домой, к родным. В Уральск ехали уже пассажирским поездом. Приехали – в городе уже снег лежал. Радости, конечно, не было предела. И пошла жизнь – трудная, но уже без выстрелов. Пятьдесят лет вместе прожили, троих детей вырастили, – закончила Алевтина Тимофеевна свой рассказ. И пообещала, что на парад 75-летия Победы придет обязательно. «Не приду – так доползу», – заверила фронтовичка, силе духа которой могут позавидовать молодые.
«Вот кончится война – отоспимся»
Каким чудом в 1941-м году, когда немецкие армии захватывали огромные территории промышленного потенциала страны, удалось эвакуировать заводы? Однажды я спросила об этом Петра Александровича Атояна, и он ответил: «А иначе было нельзя».
Станки, оборудование нужно было демонтировать, погрузить, доставить, установить – можно сказать, в чистом поле, под открытым небом… В октябре 1941 года – меньше, чем через месяц после того как прибыл первый эшелон из Ленинграда, завод уже дал фронту первую партию оружия, сделанного в большинстве своем руками уральских подростков.
Анне Котельниковой было 16 лет, когда ее приняли на завод № 231 учеником токаря. Обучали три дня прямо в цехе, а на четвертый она уже самостоятельно делала патроны. До затона Чапаева, где установили станки – восемь километров – ходили пешком. За 21 минуту опоздания судили. Огромное помещение, в котором раньше ремонтировали пароходы, практически не отапливалось, горячее питание было не всегда, хлеба не хватало, ели мучель, о мыле и сахаре вообще забыли. Аня так ослабла, что даже косу отрезала – тяжело стало носить. Но на всю жизнь она запомнила слова директора завода Петра Александровича Атояна: «Я знаю, что тяжело, устали, но надо работать, наша продукция нужна фронту. Ее ждут наши братья, отцы, сестры. Они ждут помощи от нас. Если мы ее не дадим, им нечем будет бить врага».
Чтобы поддержать слабосильных своих работников, Атоян договорился с мясокомбинатом, он рядом, в затоне: мы вам электричество, вы нам – бульон, что остается от тушенки. «Когда нам раз в месяц давали на заводе бульон, и я его приносила домой, был праздник», – вспоминала Анна Карповна.
Но часто они засыпали на ходу. «Со своей подругой Тосей Череповской придумали, как поспать по 5-10 минут. Пряжей привязала Тосю за руку, а себя за ногу. Она села на подножку станка и заснула, а я продолжала работать. Вижу, идет мастер. Я дергаю ногой, а Тося не просыпается. Мастер подошел, дернул за пряжу, разбудил ее и повел нас обеих за эти веревочки к начальнику цеха Родомышельскому. А у того в кабинете были военпреды, им и показали наш фокус. Стыдно, мы – в слезы: «Больше не будем!» А начальник ласково сказал: «Ну, ладно, девчата. Я знаю – спать хочется. Вот кончится война – отоспимся». Мы вышли из кабинета и не верим, что так обошлось. И до сих пор это тепло осталось».
Кто, если не мы?
Гарифа Мажитовна Рахметова родилась в Джаныбекском районе. В 1942-м году, когда фронт приблизился к Сталинграду, война здесь ощущалась: падали фашистские бомбы на железную дорогу, на станции Эльтон, Шунгай, Сайхин, Джаныбек. В сентябре 1942-го года Уральск по Указу Военного Совета Сталинградского фронта вошел в число прифронтовых городов, а Урдинский и Джаныбекский районы находились на военном положении.
«С начала 1941-го года стали прибывать эшелоны с эвакуированными женщинами, пожилыми людьми, детьми из Украины, Белоруссии, западных областей России. Потом стали прибывать раненые со Сталинградского фронта. Поэтому пришлось нам учебу в институте совмещать с уходом за ранеными, которые чуть не ежедневно доставлялись в лучшие здания города, переоборудованные под госпитали», – вспоминала Гарифа Мажитовна.
Все мужчины были уже на фронте. Девушки тоже рвались на фронт – кем угодно – только бы бить ненавистного врага. Но поначалу их не брали. А в 1942-м году Центральный комитет комсомола обратился к девушкам-комсомолкам с просьбой добровольно вступать в ряды Красной Армии. Первыми записались студентки пединститута. И среди них – Гарифа Рахметова. Из восьмисот девушек-добровольцев для зачисления в армию отобрали шестьсот.
«Среди них было много девушек из эвакуированных семей Украины, Белоруссии, молодые работницы из Уральска, из ближайших районов, 9-10-классницы из школ города № 1, 4, 2, 6. Все как один подстриглись «под мальчика», надели гимнастерки с ремнем, пилоточки со звездочкой, желтые ботиночки со шнурками. В считанные дни прошли медицинскую комиссию, научились ходить строго «в ногу», с вещевым мешком за спиной, солдатским котелком и армейской лопаткой. Разделившись по взводам, прожив несколько дней в казармах, во второй половине апреля 1942 года мы погрузились в товарные вагоны. Провожал нас весь город – женщины, старики, дети…», – пишет в своих воспоминаниях Гарифа Рахметова.
Конечно, был страх. Но это страх не перед жестоким врагом. «Смогу ли я? Выдержу ли я?» – такой страх терзал их души. «Каждая из нас отгоняла эти мысли, – вспоминала Гарифа Мажитовна. – Ведь сила и стойкость были заложены в нас с первых дней учебы в школе, историей нашей области, моей малой родиной – Урдинским районом».
Гарифа гордилась тем, что после окончания курсов радиотелеграфистов была зачислена в роту связи 1-го Гвардейского истребительного Минского авиакорпуса, который находился в распоряжении Верховного Главнокомандующего и в составе которого воевали такие асы, как Александр Покрышкин и Алексей Маресьев. Ей приходилось часами сидеть в наушниках и повторять кодированные позывные, чтобы эскадрильи после выполнения боевого задания могли благополучно вернуться на свой аэродром.
Аэродромы часто бомбили. Однажды фугасная бомба попала в аппаратную радиостанции. Погибли девушки-радистки Саша Шанскова, Аня Сотникова, ранило Сашу Коростылеву. «Невыносимо горьким было прощание с подругами. Их похоронили рядом, поставили обелиск с красной звездой».
Гарифа Рахметова День Победы встретила в Берлине.
Первым делом спрашивали – откуда?
Любовь Петровна Носкова (Барышева) родилась в деревне Дубовка под Сталинградом. Фронт приближался, а они еще пели и танцевали – молодость брала свое. А главное – верили в то, что Красная Армия не подпустит врага к городу Сталина. Но 22 августа небо стало черным от самолетов, а от города остались одни развалины. 13 сентября немцы прорвались по Купоросной балке к центру города, ворвались на привокзальную площадь и уже песни свои горланили, оставшихся в живых жителей стали на площадь сгонять. «Ходили и под прицелом спрашивали: «Коммунист? Комсомолец?» Я, мама, два младших брата примкнули к беженцам, которые сами не знали, куда идти. Потом немцы погрузили нас на платформу вагона и повезли на запад».
Высадили их в оккупированной Сумской области, заставили работать на сортировке зерна. Жили в заброшенной церкви. Был среди них ветеринарный врач, который поднимал им дух, пел советские песни и говорил, что скоро Красная Армия их освободит. Однажды он предупредил, что скоро придут партизаны, и их освободят. Врача вскоре расстреляли, а партизаны действительно пришли и освободили их. Так Люба Барышева из фашистского плена попала в партизанский отряд, а оттуда – на передовую, в 42-ю армию 2-го Украинского фронта, где сначала работала вольнонаемной на кухне, а потом бойцом-санинструктором. Участвовала в Курской битве.
«В этом пекле страшных боев на Курской дуге была и нечаянная радость – ко мне приехала мама. Оказывается, около их села расположилась полевая пекарня, куда с передовой приезжали за хлебом. Мама стояла и всех спрашивала, нет ли у них девушек из Сталинграда. Мы не всех знали по имени, но знали, кто откуда. И вот наш шофер Коровушкин описал маме меня, и она приехала. Радость была несказанная! Начальник госпиталя выписала мне продуктов и дала двухдневный отпуск».
День Победы Люба Барышева встретила в Чехословакии. «Какое было ликование – песни, слезы, салюты, крики «Ура!». Чехи накрывали столы прямо на улицах, приносили цветы, вино, закуски», – пишет в своих воспоминаниях Любовь Петровна. Но не все были рады освобождению: по ночам шныряли фашистские диверсанты, и однажды она чуть не погибла: обстреляли замок, где остановились на постой наши солдаты. Может, это потомки тех диверсантов сегодня сносят памятники советским солдатам в Чехии?
На островах скрывались бандиты
Мира Марковна Землянушнова рабфак мединститута закончила в 1940-м году, поэтому сразу стала работать в госпитале Мечниковской больницы: туда поступали раненые и обмороженные с Финского фронта. Война застала ее в Выборге. До блокады она успела выехать с маленьким ребенком в Уральск к матери. Но обратно, к счастью, уже не успела. Стала работать в эвакуированном в Уральск Одесском пехотном училище, но рвалась на фронт, туда, где служил ее муж – на Балтийский флот. Но командующий училищем генерал-майор Тумашев разрешения не давал: фронту нужны офицеры, которых выпускает училище.
Только в начале 1945 года, когда вместе с вызовом за ней прибыл матрос из госпиталя, где служил муж, ее отпустили.
Этот госпиталь был расположен на маленьком острове Дачо в Балтийском море. Потом Мира Марковна вместе с мужем служили в госпитале на острове Эйзель. Война в этих местах еще долго не стихала: в лесах на островах засели прибалтийские «лесные братья». «У эстонских бандитов в лесах имелись дзоты и техника, они нападали и зверски расправлялись с нашими матросами и офицерами», – вспоминала Мира Марковна.
После войны она работала на Северном флоте, в Уральском облвендиспансере, горвоенкомате.
Столько разных судеб, которые объединила одна беда – война.
(Продолжение следует)
