Бранимир о русском роке, Навальном и шансоне
Об истории становления шансона как музыкального жанра, безысходности русского рока 2000-х, фитах с рэп группами и немного о политике в интервью с Александром Паршиковым.
В минувшие выходные в Уральске выступил один из самых ярких рок-бардов современности — Бранимир. Причем сам артист не соглашается с таким определением и предпочитает называть себя просто: автор-исполнитель. Бранимир вот уже 7 лет в одиночку гастролирует по всему миру и является чуть ли не родоначальником нового музыкального направления на постсоветском пространстве.
— Как все-таки охарактеризовать направление стиля, в котором вы исполняете свои песни?
— Это скорее шансон. Но шансон в своем первозданном виде. Шансон в России — это обязательно «мужик в телогрейке, который поет про тюрьму», а шансон изначально это несколько другой жанр. Его деформация произошла в девяностые годы, когда появилась радиостанция с одноименным названием. Родоначальником шансона является поэт-демократ 17 века Пьер-Жан Беранже. Он писал народные стихи, а какие-то композиторы положили их на трехаккордовые мелодии. Далее понятие «шансон» деформировалось в классическую французскую литературу, прежде всего, в французский символизм. Чтобы эти произведения лучше уходили в народ, под них стали накладывать музыку из трех аккордов. Я занимаюсь, наверное, тем же самым: я под три аккорда пою всякие метафизические страшные песни.
Кроме того, в России есть еще термин «бард». Любой человек с гитарой просто обречен называться бардом. Мне такой термин не особо удобен, наверное лучше меня называть «автор-исполнитель», но с поправкой на то, что я играю шансон в его изначальном варианте. На «Западе» есть такое понятие как «Singer-songrayter», то есть человек, который исполняет песни собственного сочинения, и эти песни не стремятся попасть в какой-то формат, это скорее исповедь.
— Почему же тогда многие считают Вас рок-исполнителем?
— Моя манера подачи очень близка к року, потому что в его основе лежит драйв, с максимальным количеством которого я пытаюсь исполнять свои песни.
— Как вам удалось добиться того, что ваша музыка «заходит» представителям всех музыкальных направлений?
— Ну, рэп мне интереснее, чем рок. Из рока давно уже ушла вся энергия и перекочевала в рэп. Там сейчас происходят мощнейшие пассионарные всплески, мощнейшие текстовики и фронтмены сосредоточены в рэпе. В современном русском роке сейчас нет ничего хорошего, он с нулевых годов неуклонно деградирует. В хипстерском сегменте есть интересные группы, но там все-таки есть форма, а не содержание, но это все не долгожительство. В рэпе сейчас гораздо больше интересных явлений, чем в любом другом направлении, мне сейчас он намного ближе, там я вижу настоящее.
— Расскажите о Вашем совместном треке с группой 25/17.
— Ну, мы с ними друзья, они мне близки по духу. Мне каждую неделю предлагают сделать фиты люди разного калибра: от мейнстрима до андеграунда, но я не буду этого делать с людьми, с которыми я не на одной волне. Например, с Захаром Прилепиным: мы добрые друзья, мы можем сказать что-то вместе. Когда я делал фит с Луперкалем, я уже давно восторгался его творчеством, и у нас с ним одна волна и одни взгляды.
— Каждый Ваш трек наполнен глубоким смыслом и редкими цитатами, откуда вы все это берете и как получается сложить все это настолько лаконично?
— Мне как-то фортануло прочитать много книг, на это у меня было достаточно времени. Мне нравится перемешивать литературу с различными бытовыми вещами. Сейчас, к сожалению, читать стал меньше — примерно 20 книг в год. Что касается компоновки, то я могу привести в пример Ломоносова: он говорил, что есть высокий штиль, средний и еще какой-то, но посыл был в том, что эти стили никак нельзя смешивать, то есть частушки петь одним языком, оды другим, а поэмы третьим. У меня все это смешивается и нет разницы между матом и метафизикой.
— Кроме Вас, с группой 25/17 также записал совместный трек Константин Кинчев. Как Вы относитесь к его творчеству?
— Хорошо. Но так скажу: «Шабаш» — это вершина. А так, с Константином Евгеньевичем мы единоверцы и я его поддерживаю именно по жизненным взглядам. Наверное из всех трех апостолов русского рока он мне ближе всех, и я понимаю его гораздо больше, чем Шевчука или Гребенщикова. Мы с ним лично пока не пересекались, но надеюсь все еще впереди. В «десятых» годах мне очень понравился его альбом «Эксцесс», а в «нулевых» — «Сейчас позднее, чем ты думаешь», в них есть песни очень близкие мне по духу. Евгеньевич — очень крутой мужик, и он лучшей фронтмен России из всех рокеров. Это фронтмен уровня Iggy Pop, Билли Айдола и Мика Джагера.
— Как на современной сцене обстоят дела с развитием новых коллективов, и что Вы можете сказать о политизации старых?
— Все отлично! Сейчас свое творчество можно продвигать совершенно без проблем. Если в 90-х были радиостанции, нужно было вкачивать большие деньги, а сейчас достаточно выложить свой альбом в сеть, и за день у тебя уже может набежать несколько тысяч прослушиваний. Я наблюдал, как мои друзья, группа «Аффинаж», когда выпустили альбом «Русские песни. Послесловие», за сутки собрали тысячи лайков и репостов. Это самый честный вариант. А если кого-то «душат» в плане творчества, то в этом я не уверен. Творца невозможно «задушить», творец будет писать всегда. У кого-то руки опускаются, не может себя продвинуть, но в любой области есть социал-дарвинизм — побеждает сильный, не самый талантливый, а самый сильный, и к этому нужно быть готовым. Тем для творчества сейчас полно. В России происходит удивительный исторический момент, все там достаточно неспокойно: одни сильно любят президента, одни сильно не любят, эти группировки между собой враждуют, еще и Украина «грянула», то есть это чисто социальная тема. Все великие всплески происходят в такие периоды. Когда жизнь спокойная и размеренная — это плохо для творчества, писаться ничего не будет, а в России как раз таки наблюдается огромный всплеск, и там появляется огромное количество молодой и интересной поэзии — все это связано с той нестабильностью, которая наблюдается по всей ее территории. Великая Французская революция тоже спровоцировала огромное количество прекрасных авторов. В моем творчестве особо политики и нет. Я разбираюсь в ней примерно как обычный слесарь.
В творчестве многих групп, таких как «ГРОТ», 25/17, «Каста» и других, стоит разделять политику и публицистику, не нужно их отождествлять. Когда ты поешь «Да здравствует Единая Россия» — это политика, у них этого нет. Вот, например, Юрий Шевчук — трудно назвать его политизированным, потому что он действительно такой. У человека болит душа. 25/17 — видят, что вокруг происходит и тоже не хотят от этого дистанцироваться. Есть еще и искусство, например, «Аукцион» — их не интересует, что происходит кругом, их интересует именно красота слога, поэзия и форма. 25/17 – это простые пацаны, которые выросли в омских дворах и поэтому мы с ними дружим. Они не могут равнодушно смотреть на то, что происходит. Это не совсем политика, потому что политика это все-таки когда ты играешь в духе «голосуй или проиграешь», или топишь за Навального. За Навального сейчас топят очень много — вот это политика, причем еще большая, чем топить за Путина. Так что многие наши треки — это чистой воды публицистика, мы в ней пытаемся отразить состояние умов, которое происходит с нами каждое утро, когда листаешь новостную ленту (отсылка к фиту с 25/17 — Сети. Прим. автора.). Это очень страшное состояние. Нельзя же назвать политиком Некрасова, который просто сочувствовал крестьянам, когда их грабили и убивали грамотеи-десятники.
К сожалению, из-за весьма ограниченного времени расспросить музыканта о других волнующих вопросах нам не удалось, но мы приготовили для вас небольшой видеоотчет, в состав которого входит непосредственно интервью и пара концертных записей артиста.
