Таким сохранила память
Давно примеряюсь я к памяти о нём, да всё как-то откладываю: что-то вроде бы не знаю, не вник, не пропустил через себя. Так можно бесконечно, а время не остановить, да и моё личное на пределе физическом.
Но вот прошлое и его юбилейные даты и мы, и время как бы измеряем – вот пять лет нет его с нами, а вот уж и десять. Вот ему было бы пятьдесят, а вот уже и шестьдесят от роду. Эти даты его начала и конца еще долго будут с теми, кому за 40, 50, 60 и 70 лет. Мы жили в его время, нам жить памятью о нём.
Он родился в 1953-м, когда умер Иосиф Сталин.
В такую, для кого тревожную, а для кого радостную, переходную годину от диктатуры, начавшуюся в 1953 г. и окончившуюся в 1991 г. развалом огромной империи, и формировался интеллект пионера, комсомольца, коммуниста Юры Баева.
Вся эта тревожная эпоха страха и надежд, где белое ещё не могло оторваться от черного, как на памятнике Никите Хрущеву работы Эрнста Неизвестного, не могла не отразиться на его личности. С ХХ съезда началась оттепель – белого стало больше. Семья Юры была учительской. Василий Андреевич в шестидесятом возглавлял партийную организацию Уральского пединститута. Идеал хрущевской оттепели, принципиальный коммунист, не ретроград. Позже возглавил городскую среднюю школу №7, вывел её в нерядовые, награжден высшим орденом того времени – Ленина.
Юра окончил школу №40 или, как её называли, базарную, за близость к рынку. В школе в разное время работала моя жена Надежда Григорьевна, и я вел педпрактику, работая на историческом факультете УПИ. Ту юность Юры я не знаю, говорили, что, как и все Баевы, увлекался спортом, имел успехи в баскетболе. Лучше всего те его школьные годы описала Галина Гурьева в своей замечательной книге «Время и люди». Его студенческие годы на литфаке за суетой преподавательских дел тоже не помню. Я не слышал, чтобы он был участником каких-либо эпатажных выходок студентов литфака, он не мог подвести отца – секретаря партбюро института.
Когда в мае 1971-го городская команда КВН поехала на матч с подмосковным Лыткарино, Юры там не было, а партийное обеспечение команды горком поручил Василию Андреевичу Баеву. Уральск победил. А вот на межфакультетских КВН-овских ристалищах я его встречал – он странно вел себя – смеялся там, где нужно было плакать, и был сосредоточен там, где смеяться бы надо.
Учился он хорошо – его оставили работать на факультете. Это длилось недолго, видимо, он понял, что преподавательская рутина не для него, и больше я его не видел в коридорах. Где он работал, не знаю, но пути наши однажды пересеклись на телевидении, где Юра меня попросил рассказать о моей замечательной учительнице Ольге Борисовне Абрамичевой. Юра тогда, видимо, проходил творческий экзамен и вел репортаж о каком-то ветеране, их тогда еще было много.
Возможно, это был тот самый ветеран Колбанов, о котором есть трогательное стихотворение в его посмертном сборнике – «Как ветерану Колбанову ценный подарок вручали». Когда Юра закончил, и зазвучали традиционные щелчки отсчета секунд, главный режиссер Лев Архипов задумчиво сказал: «Хорошо, Юра». А уж у Льва получить «хорошо» – было больше даже, чем отлично. Видимо, он тогда и сдал экзамен на журналиста.
Журналистская стезя свела его с известными журналистами Михаилом Никитиным, Юлией Юмашевой, Николаем Григорьевичем Чесноковым. В сборнике его стихов, который издали вскоре после гибели в конце сентября 2002 года, все они напишут о нём пронзительные отзывы, но о них я скажу позже.
Видел я Юру и в студенческие годы на перекрестке улиц Кирова (ныне Карева) и проспекта. Латали асфальт, стояла машина, суетились рабочие и среди них Юра. Большой «комсомольской» совковой лопатой разбрасывал асфальтовую смесь и озорно посматривал на прохожих, как бы адресуя им: «А вы идите, идите по своим неотложным, а я хочу сделать свой город лучше». Мне понравилось, я понял, что у него нет комплексов.
В 1986 году случился первый серьезный перепад в моей биографии, и я оказался, как член партии и кандидат наук, в должности заведующего отделом истории религии и атеизма в музее одноименного названия, который незадолго до этого открыли в Храме Христа Спасителя. Решили в обкоме партии, что не пустовать же культовому зданию, да еще такому яркому и в центре города, из которого перенесли экспозицию краеведческого музея в здание казахской политехнической школы.
В музее атеизма уже была экспозиция, и мне особенно нечего было делать, кроме как устраивать небольшие выставки о выдающихся атеистах да писать буклеты о наших богохульных делах. Но я был тогда в полном смысле атеист и верил, что так надо. Написал буклет о методах нашей атеистической работы, утвердить его должен был отдел пропаганды. Инструктор имел какие-то возражения, тогда я пошёл к Юрию Васильевичу. Он был уже вторым секретарём горкома партии, вызвал этого инструктора и так выразительно на него посмотрел, что тому оставалось только взять «под козырек». Буклет был издан. Пишу очерк, листаю этот буклет: смешно всё, спустя столько лет.
Помню еще одну встречу, летом 1986 года. В храме уже установили внушительный электроорган и даже ждали один концерт с участием хоровых коллективов города и музучилища. Пели классику, подражая москвичам и прибалтам, уже проложившим дорогу к жаждущему таких концертов слушателю.
Был конец рабочего дня, и мы уже настраивали сигнализацию, когда у массивной двери главного портала неожиданно вырос второй секретарь.
«Вот те на. Но это же его работа, надо экскурсию», – подумал я. Обмолвились немногословием, прошли по нефам храма. Нареканий не было. Пронесло. Как складывалась его партийная карьера, не знаю, но, видимо, ровно, без сбоев – честь семьи для него была дорога. Кажется, он миновал работу в комсомоле, т.е. не подорвал своего здоровья пьянками. Знаю, как это было с одним талантливым секретарем обкома комсомола – поэтом, КВН-щиком. Он закончил карьеру секретаря грузчиком на хлебозаводе и этапом в ЛТП, потом куда-то уехал и пропал.
Святошей он, конечно, не был, но и ортодоксом тоже. И как каждый умный и молодой, жил раздвоенной жизнью – одна на кухне или рыбалке, другая в кабинете горкома. О чем и его стихи тех лет:
«То, что пью я, стыдно мне,
Совесть меня гложет.
Нету истины в вине,
Но и в книгах тоже.
Нету правды в небесах,
На земле покоя.
На бюро приду в трусах
С длинной бородою».
В 1988 году Уральск отмечал 375-летие, и второй секретарь горкома Юрий Васильевич Баев выложился на все сто. Праздник получился яркий , широкий. Были артисты и режиссеры из Москвы, ансамбль «Русичи», хоровой коллектив Шавриной. Приезжали на киноклуб «Иллюзион», который вела Галина Гурьева, кинозвезды. Бориса Хмельницкого из Таганки Юрий плотно опекал.
Я не могу об этом подробно писать, так как работал тогда в Кустанайском пединституте.
На том показном большом празднике второй секретарь также сошёлся с песенным коллективом уральских казаков из Круглоозерного и уже не покидал его. Сближение с казаками у Баева началось, конечно, в дни 375-летия.
Тогда еще, отмечали 400-летие Волгограда. Много было казачьих ансамблей с Дона, Кубани, даже с Забайкалья.
Послал и Уральск большую делегацию поздравлять знаменитого соседа. Повезли юрту, продукты для бешбармака. Делегацию возглавил Юрий Васильевич. Дорога разбитая, тяжелая для пожилых, но выручали песни казачьего ансамбля во главе с Артемием Донсковым. Пели тогда все три брата Севрюгиных – Степан, Иван, Василий, а также Александр Соболев, илецкий казак; журналист Борис Пышкин, Григорий Самаркин. И казачки им под стать по возрасту: Татьяна Толоконникова, Анна Коновалова, Зинаида Севрюгина. Пробились на гала-концерт с трансляцией по первому каналу центрального ТВ. Толпы болельщиков сопровождали бородатых артистов в темно-синей форме до дверей гостиницы. А песню ту уральскую «Скажем, лошади готовы» – лихую плясовую попросили донцы, и пошла гулять она по всей стране. Я её слышал уже с диска московского ансамбля «Чеботуха». А когда в сочельник под Рождество в морозный вечер открывал Е. Коротин в пединституте фольклорный кабинет, снова пели братья Севрюгины и А. Соболев, а редактор газеты «Надежда» подпевал. Я был там и слушал как «бойцы вспоминали минувшие дни, и песни, с которыми жили они».
Любил Юра собак. Помню грустный реквием, как прогнали собаку с щенятами на мороз из какого-то подъезда.
Одно время мы жили в одном дворе на улице Батурина. В глубинке двора сдали новый дом, где поселились секретари комсомола, шоферы обкома партии. Вечерами он прогуливался со своей любимой шотландской овчаркой огненно-рыжего цвета по кличке Тюльпан. После уже я нашел в его сборнике трогательные стихи:
До свиданья, друг мой закадычный,
Не «прощай» – мы встретимся
в раю,
Лапы вскинешь на плечи привычно,
Постоим и там мы на краю.
Ну, а если напугает их в раю
собачий волос,
И ворота Пётр закроет на засов,
Как обычно, ты подай мне
только голос,
Мы уйдём в созвездье Гончих Псов.
До обидного не долог век собачий,
Ты отцвёл, мой огненный Тюльпан.
Путь земной нельзя переиначить,
А на Млечном мы найдём
свой караван. (1995 г.)
Кабинет просуществовал недолго. В 2003 г. Е. Коротин уехал в Петербург, 10 экземпляров своего фольклорного двухтомника отдал фольклорному центру «Яик», магнитофонные записи казачьего фольклорного ансамбля, начавшие уже размагничиваться, отдал музыкантше Жереховой, которая уже жила в то время в Самаре, чтобы она их положила на ноты. Когда пишу это, нет уже ни Ю. Баева, ни Е. Коротина, и как нотировался этот золотой клад фольклора, не знаю.
В апреле 2000 года по инициативе неугомонной Натальи Комаровой была организована выставка казаковхудожников «Не один казак гулял» в областном музее.
Хлопотали, суетились, звонили, развесили картины Сергея Сайбеля, пейзажи Сумароко с казачьими мозаиками на Урале.
Люди шли и шли, оставляя впечатления в книге «Графика Валерия Нестерова». Смотрели графику Нестерова по пугачевским сюжетам, графику друга Николая Щербанова Анатолия Садомскова тушью на те же сюжеты истории Пугачева и о Пушкине, а уже карандашные портреты современных казаков, их волевые лица, бороды изобразил В. Тихонов. Сейчас эти неповторимые портреты находятся у его жены, известной художницы Н.Е. Тихоновой.
Пришли и наши маститые краеведы – Юрий Асманов, Николай Чесноков, удивились, что Иоасаф Железнов кисти Шуранского уж больно похож на Н.В. Гоголя, пришлось художнику потом переписывать. Пришел и Ю. Баев с гитарой в день вернисажа, стоял задумчиво у этюдов Сайбеля «Кони в ночном». Кони всегда волновали его, рысью неслись во многих его стихотворениях. Вот тогда я впервые услышал его песню – реквием «Никуда не уеду».
(Продолжение следует)
Автор: Александр Комаров
