Очарованный
Давно не получала такого удовольствия от общения с обаятельным, широкого кругозора молодым человеком – Сергеем Быковым, зацепившем меня стихами – искренними, откровенными, мыслями – зрелыми для 25-летнего парня… библиотекаря.
– Сереж, согласись, мужчина-библиотекарь – довольно-таки редкое явление?
– Вообще-то, поступал на филфак по гранту, но не добрал пару баллов. Расстроился и сдал документы на библиотечное дело. Но вскоре все нормализовалось, открыл «Свечу» и меня захлестнуло. Когда учился, кое-кто с сарказмом бросал: «На это еще и обучают?!» Поначалу раздражало, потом махнул рукой, не будешь же объяснять, что некоторые приходят и говорят: «Найдите маленькую синюю книжку, на ней белыми буквами написано – что-то про любовь», и мне приходится «перерывать» тысячный фонд в её поисках. С 4-го курса начал работать в детско-юношеской библиотеке имени Хамзы Есенжанова, и не жалею, что закончил этот факультет, нравится!
– Любишь детей?
– Раньше думал, что нет, – улыбается юноша. – Они потрясающие! У них такая фантазия, надо только уловить эти моменты. Парень-библиотекарь как старший брат, с ним можно и похулиганить. Со мной они раскрепощены, более активны, а самое главное – искренние, если им не нравится, то хоть в лепешку расшибись, на голове стой – неинтересно и все. Нам, взрослым, можно чему-то поучиться у них.
– Как-то видела тебя, наряженного пиратом …
– Это шоу «Бродилка», в сумерках по библиотеке бродили команды, соревнуясь в знании литературы, отгадывании кроссвордов, викторин, встречаясь с героями из книг – прогрессивный метод побуждения к чтению. Библиотека реализует много необычных проектов. Работаю в отделе искусств, где большое количество грампластинок, репродукций. Проводили мероприятия по Гойе, «Семи чудесам света», мастеря с другом Устином «чудеса». Акцент на детей, молодежь, но приходят и зрелые люди.
«Мы миримся с болью, потому что боимся перемен. Боимся, что не сможем начать все сначала и возродиться из пепла и руин разрушенных надежд. Страх – неотъемлемая часть нашей жизни, вся задача в том, чтобы перестать быть его заложником. Ошибка, что мы чересчур привязываемся к чему-то в жизни, к людям, которых перестали любить, потому что боимся быть одинокими.
Мы держимся за работу, которая не нравится, опасаясь, что не найдем другой. Но как можно найти что-то, не начав искать? Цепляемся за место – город или страну, считая, что там, далеко за горизонтом, нас никто не ждет и мы никому не нужны. По большей части так оно и есть. Но разве это значит, что мы не имеем права осуществить побег за горизонт? Разве это значит, что мы не должны попробовать варианты, которые предлагает нам судьба? Держась за друзей и родных, не допускаем мысли о том, что где-то можем встретить новых друзей и новых родственников. Родственников не по крови, но по духу.
В поисках ответов на эти вопросы, необходимо помнить – бесконечные волны перемен, вот к чему надо быть готовым, чтобы сохранить в этой жизни что-то, что можно было бы назвать счастьем и гармонией».
– Ты упомянул о «Свече».
– Литературно-поэтический салон, поначалу объединявший студентов университета, но затем мы вышли за его пределы, стали проводить мероприятия в ОБДЮ и «Старом Уральске», читать свои стихи. У нас были прекрасные вечера, посвященные известным писателям, поэтам, с участием старшего поколения уральцев: Владимира Попова, Александра Евстратова, Николая Щербанова, Марины Дикиной, Маргариты Чечетко, Владислава Ирхина… Салон работал с 2007 по 2011 годы, пока мы учились. Закончилась учеба, закрылся салон. Ребята говорят: открывай опять. Нет, ремейков делать не хочу.
Я был ведущим, режиссером, к нам приходили люди послушать и – оставались, рождались идеи, дуэты. Нечто подобное я иногда делаю и здесь, недавно провел вечер Бродского, музыканты, барды исполняли его и свои произведения.
Иосиф Бродский – мой любимый поэт. У него интересна любовная лирика, замечательна судьба, сделавшая из человека, не окончившего восемь классов, лауреата Нобелевской премии. Был в ссылке в Архангельской области, работал фрезеровщиком, смотрителем маяка. Живя в Америке, переводил на русский язык иностранных поэтов.
Его мысли стали крылатыми выражениями: «Всегда есть люди, которые лучше вас. Если вы это поймете, жить станет легче», «Избегайте приписывать себе статус жертвы» и другие. В последнее время очень популярен среди молодежи, которая цитирует: «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». Я не согласен, чтобы Бродский был мейнстримом, знаю молодежь, для которой настольными являются другие его стихи.
«Когда мы теряем что-то очень важное для нас – любовь, близкого человека, мечту, цель в жизни… в нас образуется своеобразная черная дыра.
И мы начинаем ее заполнять: один идет в бар и напивается, другой углубляется в работу, третий подсаживается на наркотики, кто-то пишет стихи или учит китайский…
Все это лишь на короткое время притупляет боль потери, а когда эффект проходит, с нами остается всё та же пустота, которая питает наши черные дыры.
Черная дыра в душе – скопление пустоты, заставляющее совершать необдуманные поступки, высказывать мысли, которые не должны быть озвучены, связывать себя с чуждыми людьми. Черная дыра – диагноз, который, возможно, страшнее рака или СПИДа, хотя бы потому, что с этими болезнями хоть как-то можно бороться. А вот от черной дыры в душе никакая химиотерапия не поможет.
Мы не умеем, а может, просто не хотим ждать того момента, когда, потеряв, обретем замену потерянному».
– На какое-то время ты исчезал из города.
– Потянуло в Санкт-Петербург, там познакомились мои родители, училась тетя. Начал жить на окраине северной столицы, постепенно переселяясь ближе к центру, и наконец осел на Сенной площади, рядом с Мариинским театром. Сменил семь работ: менеджер по продаже в интернет-студии, промоутер в журнале, оператор в call-центре, страховая компания… Тяжело было, спасали книги, ходил по музеям, выставкам. Когда бы я еще побывал на концертах «Depeche Mode», Евы Польна, Глеба Самойлова, Хворостовского, Джо Кокера? – его уже нет. Даже тот факт, что, идя по Фонтанке, встречаешь «королеву Англии» – Фрейндлих, обмахивающуюся веером, наполняет иным мироощущением.
Этот город много дает, но и много забирает – энергии, сил, из него нужно периодически выезжать. Убежден, хорошее надо дозировать. Это живое существо, отторгающее тех, кто не его. Постоянное напряжение, чтобы не остаться позади, влажный климат, низкое небо, замкнутые люди, многие из приезжих не выдерживают. Из друзей, что я там приобрел, только двое коренные жители, остальные иногородние, они тянутся друг к другу. Это не только город-сказка, но и школа человеческих отношений, жизненного опыта. Три года проживания там научили меня многому.
– Ты все время что-то придумываешь, собирая талантливых людей, причем не только детей, но и взрослых. Откуда в тебе такой творческий запал?
– Я вырос в такой среде, у нас семья творческая – казачья. Дедушка Александр Иванович, его сестра и братья пели в казачьем хоре. На праздниках собирались не для застолья, а попеть от души. У них уникальные голоса: поют четыре-пять человек, а слышится хор – в десять. Это было нечто – истории из жизни, частушки, прибаутки, эксклюзив. Бабушка Елизавета Ивановна посвятила мне много времени, я жил у них после развода родителей. Тогда с нами была еще прабабушка Анна Ананьевна Еремина, тоже уникум своего рода, до ста лет не дожила буквально несколько месяцев, сохранив ясный ум. Непростой человек, жесткий, на ее долю выпали гражданская война, голод, Вторая мировая. Отличалась требовательностью, прямолинейностью, мне казалось, ну, не надо бы так говорить – правду, обижать. Однако эта черта свойственна казакам; наверное, я ее унаследовал от бабули, как и влюбчивость, – улыбается парень. – «Любовь – нужная вещь. Люби меня такой, какая я есть», – говорила она.
– Сереж, у тебя такие откровенные стихи о любви. Ты писал, когда был влюблен или всегда находишься в этом состоянии?
– Чаще всего после расставания или на грани. Как говорил Бродский, творческий человек постоянно влюблен, две вещи оправдывают существование человека на земле – любовь и творчество.
Точнее, я очарован, практически всегда, и для меня это вроде топлива, будь то человек, произведение или явление природы.
И я не считаю это поэзией, просто изложил свои мысли и… сказал спасибо за то, что это было в моей жизни. Помните, как у Жуковского: «Не говори с тоской – их нет, но с благодарностью, что были». Нет ничего случайного.
Так хочется простора и Тебя,
тонуть в объятьях поминутно,
и слышать вместо: «С добрым утром»,
волшебное: «Люблю тебя».
Так хочется простора и Тебя,
слиянья тел в полночной тишине,
чтобы Луна стыдливо освещала
следы страстей на исцарапанной спине.
Так хочется простора и Тебя,
не утихающий любовный шепот,
волны морской нежнейший рокот,
таящий бурю страсти и огня.
Так хочется простора и Тебя,
уснуть с тобой, в обнимку просыпаться,
и никогда с Тобой не расставаться,
так хочется простора и Тебя.
* * *
Ноябрь рвал на части
тополиными ветками синь.
Осень –
лошадь огненной масти,
растоптала все беды в пыль.
Проскакала,
гривой листопада,
заметая черные дни.
Я и сам,
отбившись от стада –
скачу на свет
иной звезды.
«Ты для себя лишь хочешь воли!» –
мне в след кричит толпа.
Ей не понять моей свободы,
в которой сердце от любви –
дотла!
В которой осень листопадом,
мне вены
кровью
алых ягод жжет!
Где только дождик,
каплепадом –
как счастье,
в руки упадет.
В Питере с другом-кришнаитом мы много говорили на эту тему: есть вселенское равновесие, гармония. Если испытываешь одиночество, тоску, то через какое-то время вновь наполнишься радостью, любовью, главное – не искать утешение в алкоголе и так далее, не впадать в депрессию, сводящую с ума. Хотя сойти с ума от любви – это здорово! Такое яркое чувство, оставляющее след, оно может быть мимолетным, страстным… «Я каждый из своих запоев назвать по имени готов», есть у меня такие строчки. Безусловно, это источник вдохновения.
Я не хочу по прошествии лет жалеть о том, что не успел, не смог, не сказал, не попробовал. И дело не в каких-то пристрастиях, а в жизни как таковой, что я не увидел мир, не страдал, не радовался от любви, не кутил, не гулял, не переживал глубокие депрессии и подъемы сил и духа. По прошествии лет мне не хотелось бы вспоминать о своей жизни, как о старом, заброшенном на чердак фотоальбоме, в котором нет ничего интересного, кроме дежурных фотографий с детских утренников и выпускных вечеров.
Пусть он содержит совсем другие снимки. Возможно, за них мне будет слегка стыдно, но зато чертовски приятно вспоминать, что и кто предшествовал им. В конце концов, в старости чаще согревают воспоминания и старые пледы, и лишь тех, кому очень повезет, – руки того человека, который «затерялся» на шальных фотографиях молодости.
Автор: Наталья Жукова
Фото Ярослава Кулика
и из альбома С. Быкова
