Юбилейная – имя существительное
В Аксае хотели переименовать улицу Юбилейная. На этой улице прошло мое детство, юность, там, в доме № 5 до 1998 года жила моя мама. Спасибо жителям – отстояли. Казалось бы, что мне в этом названии? Не привязано оно ни к месту, ни к какому-то имени, даже в честь какого юбилея названа – не помню. И заезжать в свой бывший двор – теперь тесный, застроенный – не могу: сердце щемит. А вот жалко, если бы переименовали. Как будто стерли бы что-то очень дорогое.
Переименовать Юбилейную хотели в честь Жолбарыс-батыра Батырханова, жившего в 18 веке. Не сомневаюсь в том, что это достойнейший человек. Удивили аргументы, с какими обратились с просьбой о переименовании потомки уважаемого батыра: его заслуги отмечены царскими наградами. Это как-то противоречит документу под названием «Концепция государственной ономастической работы в РК». В этом документе говорится, что «Национальная ономастическая система Казахстана, складывавшаяся на протяжении многих столетий, начиная со второй половины ХІХ века подверглась кардинальным изменениям и вынуждена была служить колониальным интересам царского правительства, а позже тоталитарной политике советской системы». Получается, и уважаемый батыр служил «колониальным интересам», а иначе за что награды получал?
Но самое удивительное – по словам правнуков батыра, оказывается, что улица Юбилейная, если смотреть на нее из космоса, упирается в захоронение батыра! Никогда не слышала о таком захоронении. А уж на коротенькой нашей улице мы каждую ее кочку знали. Да и какая это улица – два десятка двухэтажных домов, построенных для железнодорожников, а между ними школа – тоже железнодорожная. Упиралась она в центральную тогда улицу Советская.
Первоначально Аксай был не городом, а станцией Казахстан. Жили в наших домах железнодорожники и учителя. В войну, рассказывали, было много эвакуированных – из Ленинграда, с Поволжья. Некоторые так и остались. Наверное, этим можно объяснить тот факт, что среди выпускников школ какой-то затерянной в степях станции много ученых, различных специалистов, военных. У нас были замечательные учителя. На нашей улице жил заслуженный учитель Юрий Павлович Фокин. Это был удивительный человек. После того как построили вторую на станции школу, «за линией», как тогда говорили, он каждый день ходил на работу через множество путей (станция-то узловая) с целым чемоданом литературы. Книги в его квартире были везде – на полках, на столах, даже на полу, завернутые стопками в бумагу. Он ими дорожил, но при этом раздаривал. Мне в десятом классе подарил книгу французского философа-моралиста Ларошфуко «Об искусстве жить достойно».
«Книжников» в наших домах было много. Простая железнодорожница тетя Поля Беда (не знаю, родственница ли летчику-Герою) всю жизнь ходила в форменной шинели, но покупала все книжные новинки. Стояли возле домов столы со скамейками, за которыми играли в карты, в шахматы, обсуждали новости и книги.
У многих из обитателей наших домов была какая-то тайна в прошлом, видимо, были и ссыльные, и опальные, и депортированные. Директорами школ в войну работали евреи, некоторые с учеными степенями. Елизавета Сергеевна Волкова жила в нашем доме почти до самой смерти, преподавала немецкий, знала французский, а мы за тучность прозвали ее «пятитонкой». А она была вдовой морского офицера, участника Кронштадтского мятежа. Теперь сожалею, что не расспросила ее в свое время. А она хотела мне что-то рассказать, узнав, что я стала журналистом.
Наши добрые соседки Москалевы, немки с Поволжья – мама и две ее дочери, так и оставшиеся старыми девами. Нина Николаевна тоже преподавала немецкий. Возможно, они были депортированными. Вера Федоровна Сапун преподавала нам химию.
Многие наши учителя были фронтовиками.
В нашем доме жила многодетная семья Назаровых. Глава семейства – фронтовик. Сейчас я понимаю, какой подвиг совершили они, вырастив в послевоенное время восьмерых детей. Елизавета Петровна работала в начальных классах, полтора месяца ребенку – уже надо было выходить на работу. Нянчили всем двором.
Вот вспоминаю их всех – наших учителей, соседей, родителей, бабушек – и думаю, что почти каждый из них достоин того, чтобы их именами назвали улицу, где они жили. Но никто бы из них на это не согласился. Да вообще никому бы это и в голову не пришло в том «тоталитарном» режиме. То ли дело сейчас, улицы – что тебе мемориал. Еще десять лет назад наш Президент пытался урезонить особо тщеславных: «Пора прекратить порочную практику соревнования в присвоении имен и возвеличивании своих дедов». Но…
Мораторий кончился, и колесо снова закрутилось. Политолог М. Сытник несколько лет назад отмечал, что «в каждом городе РК, чтобы перекрыть огромный объем неказахских имен, пришлось называть улицы именами казахских деятелей, даже самого мелкого и местечкового масштаба, о которых сами казахи понятия не имеют – кем они были и чем их заслуги выше бывших исторических имен…»
Кстати, известный поэт и писатель Олжас Сулейменов всегда был против бессмысленного переименования улиц и населенных пунктов.
