«Я сердцем никогда не лгу»
Организаторы конкурса чтецов стихов Сергея Есенина сами не ожидали такого количества желающих. Тридцать учащихся школ, колледжей и гимназий выразили желание читать стихи поэта и выступили перед собравшимися в музее «Старый Уральскъ», где в этот день отмечали 120-летие Сергея Есенина.
– Была бы моя воля, я бы наградила всех, – растроганно сказала в конце вечера председатель жюри конкурса, поэтесса Татьяна Азовская. – Все достойны поощрения, все читали стихи искренне, с чувством.
И не только читали, но и пели под гитару. И что немаловажно – читали наизусть, и никто даже не запнулся (на Пушкинском празднике 6 июня студенты гуманитарного университета читали стихи по бумажкам, и это было обидно и стыдно).
А некоторые ребята на есенинском вечере прочитали свои стихи.
– Каждый человек, неравнодушный к литературе, к творчеству, в юности обязательно обращается к творчеству Есенина, – сказала Азовская и признается, что и сама была увлечена поэзией Есенина в самые юные годы:
– Есениным надо переболеть, как в детстве болеют ветрянкой, – сказала она.
Не знаю, как насчет ветрянки, но стихи Есенина я тоже помню лет с двенадцати и до сих пор. Причем, мы их и не учили – они запоминались сами, звучали внутри как мелодия и оставались там навсегда.
Наверное, за детскость, свежесть восприятия мира, за его любовь ко всему, что «душу облекает в плоть» Есенин так близок юности. За его одушевление природы: «Клененочек маленький матке зеленое вымя сосет», «Заря на крыше, как котенок моет лапкой рот». И белый дым яблонь, и березовый веселый язык рощ, и месяц, жеребенком впрягшийся в сани, и жеребенок, что пытается догнать паровоз – да разве перечислишь все эти потрясающие есенинские образы.
Природу, животных он не просто любил – чувствовал: «Для зверей приятель я хороший, каждый стих мой душу зверя лечит». «Я хожу в цилиндре не для женщин, в глупой страсти сердце жить не в силе: в нем удобней, грусть свою, уменьшив, золото овса давать кобыле», «В переулке каждая собака знает мою легкую походку», «Каждая задрипанная лошадь головой кивает мне навстречу», «Я готов нести хвост каждой лошади, как венчального платья шлейф» – можно продолжать бесконечно. Есенин сам однажды назвал свои стихи «песней звериных прав».
Всеволод Рождественский однажды шел с Есениным и к нему пристал бродячий пес. Есенин повернулся: «Что, собачка, колбаски хочешь?». Пес вильнул хвостом. «Смотри, улыбается», – сказал Есенин, зашел в лавку и купил колбасы и хлеба.
«Сергей присел перед ним на корточки, и началась непередаваемая беседа. Пес, несмотря на свой голод, брал кусочки деликатно и не отказывался от промежуточных ломтиков хлеба. С той же, видимо, охотой выслушивал он шуточные есенинские поучения. Затем мы двинулись дальше, собака не отставала ни на шаг. Скоро к ней присоединилась другая, третья. Все они получили свою долю, и бежали за нами, весело облизываясь. Милиционер покосился на нас подозрительно, потому что теперь мы шли в сопровождении шести-восьми собак. «Ну, однако, довольно», – сказал Есенин, разделив остатки хлеба и колбасы. Позавтракали – и ладно. А теперь – по домам!» И он, остановившись, свистнул каким-то особенным способом. Не отстававшие до тех пор псы сразу же распались в разные стороны. «Понимают!», – Сергей, довольный, сдвинул картуз на затылок. – Всякая тварь меня понимает. Я им свой человек!» (из воспоминаний Рождественского).
А однажды его «потеряли» на Финляндском вокзале. А нашли возле лошади. Извозчик спал на козлах, а Есенин, сняв перчатки, трепал лошадиную челку и что-то шептал ей в ухо.
Горький, когда встретился с Есениным в Берлине, попросил его прочитать стихи о собаке, у которой утопили семерых щенков. А Есенин только что выкладывался перед зрителями, читая поэму о Пугачёве. «Если вы не устали», – добавил Горький. – «Я не устаю от стихов», – ответил Есенин. И спросил недоверчиво: «А вам нравится о собаке?». И стал читать. Когда произнес последние строки: «Покатились глаза собачьи золотыми звездами в снег», то в его глазах тоже сверкнули слезы.
«После этих стихов невольно подумалось, что Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой печали полей, любви ко всему живому в мире и милосердия… И еще более ощутима стала ненужность всего, что окружало своеобразно талантливого и законченно русского поэта», – писал Горький.
– Ты – американский! А я – русский! Русь – моя! – кричал Есенин Маяковскому на каком-то вечере.
А тот ему ответил:
– Ну и ешь свою Русь с маслом.
За границами, куда возила его Дункан, Есенину не понравилось, он везде оставался «законченно русским». Говорил, что даже земля у них ничем не пахнет.
– Там все «вунденбар» и «о’кей». А у нас на это – двадцать слов с различными оттенками найдется: чудесно, обворожительно, сказочно, бесподобно, дивно и бог знает сколько еще. И так мне там тоскливо и тошно стало, просто невмоготу. Каждый день во сне вижу то деревню, засыпанную снегом, то деда, то бабку с черным котом…
– Что мне там было делать? Россия! – произнес он протяжно и грустно. – Какое хорошее слово… И роса, и сила, и синее что-то…
Вечер памяти поэта в «Старом Уральске» вел Сергей Быков. Нашел нужную тональность, кратко рассказывая о поэте, показывал слайды. Но настоящим подарком для собравшихся стала уникальная кинопленка: сам Есенин читает свои стихи. А все современники отмечали, что читал Есенин великолепно.
Горький, услышав, как Есенин читает «Пугачёва», писал: «…вскоре я почувствовал, что Есенин читает потрясающе и слушать его стало тяжело до слез. Голос его звучал несколько хрипло, крикливо, надрывно, и это как нельзя более резко подчеркивало каменные слова Хлопуши. Изумительно искренне, с невероятной силой…Взволновал он меня до спазма в горле, рыдать хотелось…»
Рождественский пишет: «Я слышал многих поэтов, но никто из них не читал с такой предельной выразительностью, с таким самоупоением. Каждая фраза была гибкой и точной в есенинской передаче. Чувствовалось, что иначе и не могло быть произнесено, что найдены именно те слова, что подсказывает подлинное волнение. Когда Есенин, кончив, вытирал лоб темно-малиновым платком, лицо его светилось широкой, рвущейся наружу радостью. И он был незабываемо красив в ту минуту».
Есенин верил – стихи делают человека лучше. И однажды поехал в Ермаковку – так называлась московская ночлежка. Он недавно вернулся из-за границы, на нем дорогое пальто с белым шарфом, и это сразу вызвало к нему вражду у обитателей ночлежки. До хрипа читал он им «Москву кабацкую», но бандиты и проститутки по-прежнему смотрели на него неодобрительно. И тут Есенин стал читать другие стихи: о рязанском небе, о роще золотой, о милых сестрах, об отце и деде, о крушении надежд золотоволосого паренька, о матери, которая каждый день ходит встречать сына в старомодном ветхом шушуне.
«Что сталось с ермаковцами в эту минуту! В окружающей нас большой толпе я увидел горько всхлипывающую девушку в рваном платье… Плакали и бородачи. Им тоже в их пропащей жизни не раз мерещились и родная семья и все то, о чем не можешь слушать без слез. Никто уже не валялся равнодушно на нарах. В ночлежке стало словно светлее. Словно развеялся смрад нищеты и ушли тяжелые, угарные мысли. Вот каким был Есенин. С тех пор я и поверил в миф, что за песнями Орфея шли даже деревья». (Николай Никитин «О Есенине»).
На вечере в «Старом Уральске» говорили с сожалением, что не был у нас Есенин. И гордились – Уральск в своем творчестве он все-таки отметил. Хотел приехать, был недалеко проездом и всех спрашивал: «Где здесь Чаган, покажите мне Чаган». С этого вопроса: «Ты ли, ты ли, разбойный Чаган, приют дикарей и оборванцев?» начинается его поэма о Пугачёве. Перед тем как сесть за «Пугачёва», Есенин прочитал «Историю Пугачёвского бунта» Пушкина.
В музее показывали фрагменты из недавно вышедшего фильма о Есенине – его стихи читает актер Сергей Безруков, которому даже грима не понадобилось – так удивительно он похож на самого Есенина. В фильме, как и в жизни поэта, много пьяного, кабацкого, надрывного.
Софья Виноградская, хорошо знавшая Есенина, писала: «…Есенина любили все, близко его знавшие. Есенина нельзя, невозможно было не любить. Он всех привлекал своим огромным редким талантом. …Просто мерзко слушать предположения, что Есенин писал стихи пьяным. Ни одной строчки не написал он в нетрезвом состоянии!».
Он, уже обласканный столичной публикой и славой, был как будто не уверен в себе, в своем таланте. «Прочтет новое стихотворение и спросит: «Ну, как, ничего? Это так, маленькое». И когда ему скажешь, что это чудесное стихотворение и вовсе не маленькое, он полудоверчиво, наивно, по-детски посмотрит и спросит: «Да?». И спрашивал он искренне. Он действительно не знал, хорошо или плохо то, что он написал. И больше того, он не понимал, не чувствовал, до чего хорошо то, что он пишет. Лишь после того, как Качалов прочитал ему его стихи, он сказал: «А я и не знал, что у меня такие хорошие стихи». (Из книги С. Виноградской «Как жил Сергей Есенин»).
Рождественский вспоминает, как однажды Литфонд организовал литераторам прогулку по морю, и Есенин загрузил на корабль целый ящик вина: «Буфет буфетом, а я хочу в свое удовольствие. Чудесное вино – приглашаю».
А сам застыл на палубе и пить отказался: «Дураки! Стоит ли пить в такое утро!»
Стихами он дорожил только, пока писал их, а, написав, считал «не своими».
– Вот вырву из себя, напишу, оно и ушло от меня, а я остался ни с чем, – говорил он зло, с каким-то остервенением, – вспоминает Виноградова. – Язык, слово он изучил блестяще. «Даль, вот он где у меня», – говорил Есенин, ударяя рукой по каблуку, когда разговор касался языка, словаря.
Любимым писателем Есенина был Гоголь, он знал наизусть целые куски из «Мёртвых душ».
Мальчики на конкурсе чаще читали стихи о любви. Рекордсменом стало стихотворение «Заметался пожар голубой» его читали раз пять-шесть.
Две девочки с чувством прочитали «Письмо от матери». Азовская отметила резкие, назидательные интонации, с какими девочки читали это стихотворение, так казахские матери стыдят своих непутевых сыновей: «Читали на русском, но – по-казахски! Вот ведь как менталитет сказывается», – сказала она.
После конкурса стихи читали все желающие. Директор музея сказал, что время на чтение стихов Есенина – не ограничено.
Победителям вручили грамоты, книги о Есенине из серии «Жизнь замечательных людей». Особыми призами наградили тех, кто читал стихи собственного сочинения.
Удивительно, но в этот день редко вспоминали о 120-летии со дня рождения Есенина. Для всех он оставался все тем же рязанским голубоглазым мальчиком с нежной ранимой душой и пронзительной нежностью и грустью ко всему, что «пришло процвесть и умереть».
