Я пишу тебе с фронта, родная…
Письма фронтовиков – документы огромной силы. В пропахших порохом строках – дыхание войны, суровость окопных будней, нежность солдатского сердца, вера в Победу… Это своеобразная художественная летопись времен лихолетья, история Второй мировой войны глазами ее участников, которых уже почти не осталось.
«Пока не изгоним этих зверей»
Выставка, посвященная 70-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне, в музее «Старый Уральскъ» открылась задолго до праздника. Стенд с фотографиями наших фронтовиков, многих из которых, к сожалению, уже нет, книги о войне, макеты автомобилей и танков времен войны, настоящий автомат ППШ, тот самый, с которым шли в бой наши солдаты. Есть стенд с немецкими трофеями, привезенными нашими земляками с фронта: фашистские кресты, другие награды, значки, мышиного цвета фуражка, металлическая фляга, кортик, кинжал с надписью по-немецки: «Все – для Германии». Кого убивал этим кинжалом «для Германии» неизвестный немецкий солдат, можно только догадываться. Но раз кинжал оказался в руках нашего земляка, значит, хозяин был убит или попал в плен.
А наш земляк взял на фронт книгу Ж. Верна «Пятнадцатилетний капитан». Романтику было немногим больше лет, когда он отдал свою жизнь за Родину.
На «вражеском» стенде есть даже открытки, которые немецкие солдаты и офицеры, видимо, не успели отправить домой. Яркие, красочные, с очень мирными картинками белокурых детишек, милых зверюшек, цветущих садов. Послания начинаются со слов: «Моя любимая Грэтхен» или там Эльза, Герда…
А я осторожно беру в руки ветхие, пожелтевшие простые треугольники писем наших солдат. Они тоже пишут своим любимым – на простых тетрадных листочках, теперь почти истлевших. Но тоже начинают их со слов: «Мои дорогие, любимые, родные». И тоже обещают вернуться живыми, вот только «разобьют проклятых гадов». Наши солдаты начинают письма по-деревенски обстоятельно, «в первых строках» поклоны родителям, всем своим родным. И хоть мало бумаги, и она на фронте в большом дефиците, всех перечисляют поименно. И только потом – к самым дорогим: жене, детям.
«Целую крепко своих крошек Витю, Таню, Толю, Юру», – пишет Александр Маркелов из Чапово. Наверное, с фронта, он был направлен в какое-то спокойное место, поэтому он сетует:
«Служить в этой глуши неохота, охота на фронт, чтобы помочь практическим делом ускорить разгром гитлеровской банды».
Из дома жена сообщила ему о гибели товарища.
«Действительно, не верится, что Шура Подлипалин убит и что с ним встречи больше не будет. Ведь не так давно ты писала, что он ранен. Очень жаль, но что сделаешь – идет война не на жизнь, а на смерть. Таких как он много, и будет еще немало. Ведь война еще не закончилась с проклятыми фашистами, и пока не изгоним со своей родной земли этих зверей в человеческом образе, немало потеряем замечательных жизней».
Александр Маркелов добился отправки на фронт.
«Здесь скучать некогда. Назначили меня командовать таким же подразделением, как и раньше. Вот уже двое суток я включился во фронтовую жизнь по разгрому немецко-фашистских захватчиков. Как видишь, желание мое выполнено, я считаю себя очень довольным».
Это письмо датировано 21 мая 1944 года. Наверное, оно было последним. 7 июля 1944 года семья получила похоронку: Александр Маркелов погиб в Волынской области, отдав свою «замечательную жизнь» за освобождение Западной Украины.
«И поэтому знаю – со мной ничего не случится…»
Насколько важны были на фронте письма из дома, как необходимо было солдатам писать тем, кого они любят, кто их ждет, ради кого они воюют! Письма Степана Васильевича Августиновича, старшего лейтенанта отряда особого назначения НКВД, – это целый роман эпистолярного жанра.
«У меня все время перед глазами ты. Ты стоишь на перроне рядом с мамой и Лидой, когда я уезжал. Я долго видел тебя, твою протянутую руку. Свет долго освещал мне тебя и вдруг только кусок красного платья мелькнул и скрылся в ночном тумане. А я все стоял на подножке, хотел увидеть тебя. Легко было соскочить с подножки и встать около тебя. Но долг звал меня на Запад».
«В настоящей жизни мне твои письма очень нужны, они согревают мне сердце».
«Для меня дни кажутся годом. Как подумаю, что увижу тебя, дочь, родных, все замирает…»
«Ты меня ведешь на подвиг, каждую минуту я вижу тебя, и мне не жаль отдать жизнь за твое счастье…»
«Я как вспомню Уральск, тебя в маленьком домике, что-то сильно сжимает глотку. Это так близко в моем сердце…»
«Твой наказ быть впереди, смело идти в бой, я выполняю. Пиши и думай, что я буду читать каждое твое письмо, и со мной ничего не случится».
«Леночка, любимая, жди меня, родная, вернусь скоро. Ничего со мной не случится. Как хочется сейчас взять твою руку, поцеловать тебя…»
«С каким удовольствие я покопался бы сейчас в огороде!».
«Очень сильно тоскую по тебе. Вот сейчас у меня личное время до 24 часов, пишу тебе письмо. Хочется знать, что ты делаешь в эти минуты. Люблю я тебя до безумия. Много горя принесли нам проклятые фрицы!»
«Вызывают в Кремль за получением ордена. Если успею сделать фото, то пошлю тебе. Я служу Родине, тебе и дочке, за вас иду на борьбу с проклятым врагом».
«Я слышал последние слова умирающих на полях сражений, и почти всегда это было имя милой. Хочется вернуться живым, вырастить деток своих. Как подумаю об этом, глотку сжимает».
«Пусть в этом году исполнится наша мечта, мечта миллионов людей – чтоб раздавить фашистскую мразь и опять зажить спокойно».
Это письмо офицер писал 13 января под старый Новый, 1945 год. Через несколько месяцев Степан Августинович побывает в Москве в день, когда столица и вся страна будут праздновать Победу. И пожалеет только об одном – что с ним в этот торжественный день нет рядом любимой жены и дочки.
«Это неописуемо мощное зрелище, ничего подобного не было еще в жизни. Миллионы букетов ракет, тысячи прожекторов, песни. Война ушла в историю! Живем мирно! За годы войны мы стали еще лучше, закаленнее, умнее». Степан Августинович вернулся с фронта, был награжден орденом Красной Звезды и медалью «Партизану Великой Отечественной». О своих подвигах разведчик ничего не рассказывал.
«Поезд с запада придет и папку к Свете привезет»
Фронтовые конверты с надписью в правом углу «Смерть немецким оккупантам!», а внизу со словами: «Жди меня, и я вернусь!» Галина Аркадьевна Еремеева хранит всю жизнь – все, что осталось у нее от отца. Тетрадные листочки со стихами и словами, полными любви и нежности. И в каждой строчке – вера в победу, мечты о возвращении домой, о счастье обнять своих маленьких дочурок.
Единственное, что Галина Аркадьевна помнит об отце – в мирное время он работал в каких-то важных органах в Уральске, а на фронте воевал в танковой дивизии командиром.
– Я хорошо помню тот день, когда мы провожали папу на фронт, это было в январе 1942 года. Я уже училась в первом классе, а сестренке был всего годик. У меня до сих пор стоит это перед глазами: вокзал, эшелон и женщины с детьми, обнимающие своих мужей и отцов. Помню, как долго мы стояли, прижавшись друг к другу, папа обнимал всех нас сразу – маму, державшую на руках маленькую Свету, и меня. А потом эшелон тронулся, но мы еще долго стояли и махали вслед. Многие женщины на перроне плакали.
Аркадий Еремеев писал письма не только жене, но и дочерям.
«Здравствуй, дорогая моя, милая доченька Галичка! Шлю тебе привет и наилучшие пожелания в твоей жизни, а главное – в учебе. Сообщаю тебе, что я жив и здоров, чувствую себя очень хорошо, всегда сыт, тепло одет, так что зима нипочем, пусть зиму фрицы-немцы боятся, а нам – ничего.
Сегодня я был удивлен, что мне приносят письмо, ведь я только два дня назад получил от мамы, даже товарищи и то позавидовали, что я за короткое время получил три письма. Раскрыл письмо, вижу – от дочки. От души был рад и за письмо, и за то, что оно хорошо написано. Как ты, Галя, в этом отношении выросла, ведь ты теперь пишешь лучше мамы, у нее уже больше ошибок, чем у тебя. И так, моя милая Галочка, старайся учиться больше.
Ты, доченька, велишь сообщить, сколько я убил немцев. Били мы их и еще скоро будем бить, наши товарищи уже бьют, а мы пока в ожидании приказа, дело, доченька, военное, и без приказа ничего не поделаешь, но бить буду.
Кончится война, приеду, расскажу все по порядку, а ты пока учись. Передай привет Нине Алексеевне, скажи ей спасибо, что она тебе помогает и почти за один год научила так хорошо писать.
Ну пока до свиданья, будьте здоровы, обо мне не беспокойтесь, я обязательно останусь жив. Разгромим фашистов, и буду я жить счастливо со своими дочками.
Целую тебя, моя милая, любимая дочурка. Также целую маму и Светланочку».
Это письмо датировано 3 декабря 1942 года. Видимо, приказа о наступлении еще не было, но его ждали, потому что спустя несколько дней он вновь пишет родным, заранее поздравляет их с Новым, 1943-м годом.
«С Новым годом поздравляю милых дочек и жену,
И желаю быть здоровым всем к приезду моему.
На Новый год даю наказ такой – не грустить и не робеть,
На запад всем смотреть и папку с фронта дожидаться.
Светлане, дочке, не бояться с горки в саночках кататься,
А заморозив носик, детка, ты скорей беги домой.
Да не плачь, родная Светка, ты ведь выросла большой.
Гале, милой, быть примерной – в школе, дома и в игре,
Музыку любить, читать безмерно,
Не забывать о папе и ждать его к себе.»
Он не пишет о трудностях военных будней, среди смерти и огня он все время думает о мирной жизни, наставляет дочек учиться, читать, любить музыку, учить стихи. Он пишет о том, что в новом, 1943-м году война закончится, и «снова сядем мы за стол дубовый, мамаша нам пирог мясной на стол поставит, а папа, взяв бокал, за радость жизни и победы, за счастье наше тост произнесет». Но за бодрыми словами и наставлениями чувствуется что-то прощальное – предстояло наступление под Сталинградом. В этот день он напишет письма всем своим любимым – жене и дочкам.
Как берегли они друг друга! Солдаты утешали близких – «сыт, тепло одет, обязательно вернусь». И ни слова о смерти, до которой – «четыре шага». В ответ, в письмах из дома, не жалуются на голод, холод, непосильный труд.
– Помню, что мы очень сильно голодали, – вспоминает Галина Аркадьевна. – Мама стала болеть, почти уже не вставала. Не умерли мы, наверное, только потому, что мамина родня из Гурьева позвала нас к себе. Там была рыба. Помню, ничего не было – только рыба. Это уже в 1943 году ввели хлебные карточки – по 100 граммов на человека. Так вот выжили.
В декабре отец обращается к своей младшей дочке.
«Счастье мы вновь отвоюем в бою,
В бой поведем свои танки
Знаешь, какие большие они
Совсем не такие, как санки,
С какими проводишь ты целые дни.
Скоро мы немцев прогоним с нашей родной стороны,
Как только гадов разгоним, я к вам приеду с войны.
Светочка, дочка родная – крепкой, здоровой расти
Я тебя вновь приласкаю, Светочка, ты не грусти.
Милая доченька Света, катайся на санках и пой,
Жду с нетерпеньем ответа
Крепко целую, твой папа родной.»
Последнее письмо от отца они получили 12 января 1943 года. В нем поздравление младшей дочери с днем рождения.
«Вот уж дочке три годочка, стала Света подрастать,
А папаша в восхищенье – лучше Светы не сыскать.»
В незатейливых своих стихах он пишет о том, как прижимает к груди дочкину «карточку», что «скоро кончится война, и поезд с запада приедет и папу к Свете привезет».
В этом письме приписка жене, видимо, замазанная цензурой. Прочитывается только одно слово – «на передовой».
Больше писем от отца не было. Не обнял он своих дочурок, и не поднял тост за радость жизни и победу. Вместо него это много лет делали его дочери.
12 января 1943 года начались ожесточенные бои за прорыв обороны Ленинграда. А затем было знаменитое танковое сражение на Курской дуге.
