Выжившие в аду
11 апреля – международный День освобождения узников фашистских концлагерей. Он установлен по инициативе ООН в память об интернациональном восстании, которое подняли 11 апреля 1945 года узники Бухенвальда, узнав о приближении Советской армии.
В начале 90-х в Казахстане была создана ассоциация бывших узников фашистских концлагерей. В 2000 году такое объединение организовали в Уральске. Возглавляет его всё это время Иван Архипович Дунько. Когда-то в объединение входило 24 человека. Теперь 11, но на встречу пришли только четверо. Они встретились в Доме дружбы.
Вере Петровне было пять лет, когда началась война, ее семья жила недалеко от Харькова.
– Я хорошо помню начало войны. Отец ушел на фронт в первый день – 22 июня. Он не успел попрощаться с мамой, она была на базаре.
Помню, как торопливо ходил по комнате, был очень растерян. Наспех засовывал в рюкзак вещи. Мы все пятеро тихо сидели на лавке и только глазами следили за ним. Понимали, случилось что-то страшное. Слышно было, как за окном заплакали женщины, заплакали братья и сестры, потом заревела и я. Папа пытался успокаивать. Откуда-то сверху достал мешочек с сухарями, дал каждому по куску. Мы смотрели на него и нас душили слезы. Потом выбежали за ворота, смотрели, как он уходил и снова ревели. Сестре он оставил письмо для мамы. Сколько раз я видела, как она перечитывает заученные наизусть строчки, прижимает письмо к губам.
Немцы шли весело, играя на губных гармошках. Заходили в каждый дом как хозяева. Мама спрятала в сундуке гусей. Но они предательски кричали. Их нашли и порубали. Кровью был залит весь двор. А фашисты смеялись. Потом с таким же весельем устраивали показательные казни, на которые обязательно сгоняли все село.
– Никаких слез, – грозя пальцем, объясняли офицеры детям. – Иначе и вы пойдете на виселицу.
Вскоре в селе не осталось ни одного пустого столба, на котором не висело бы окоченевшее тело.
Харьков освобождали три раза. При последнем отступлении нас погнали в Германию. Я не помню дорогу, по которой мы шли, не помню вагоны, в которые нас грузили. Знаю из рассказов матери, мы прошли три концлагеря – Освенцим, Аустерлиц и Бухенвальд. Бараки были набиты людьми. Каждый день пленных выстраивали в три шеренги. Офицеры, похлопывая плеткой по хромовым сапогам, внимательно вглядывались в лица измученных людей. Тех, на кого указывали, тут же увозили, может, на работы, а может, на казнь.
Антон Михайлович Билецкий слушает рассказы Веры Петровны, опустив глаза. Он тоже бывший узник. Родом из Житомира. В 1943-м деревню, в которой он жил с матерью, сожгли, но сделали это не немцы, а бандеровцы.
– Я помню, как полицаи собрали стариков. Они их знали лично, выросли у них на глазах. Объяснили, волноваться не стоит, они погонят колхозный скот. Пока стадо будут сбивать, предложили собраться в хате на краю деревни. Потом дверь закрыли и подожгли.
Нас тоже хотели отправить в «колхоз».
– Собирайтесь, вещи не трогайте. Поедете в соседний колхоз, – кричали нам. Мы понимали: «колхоз» это конюшня, в которой нас собирались сжечь. Ворота ее уже были открыты. Но один жеребец не хотел оттуда выходить. Пока с ним возились, привезли бумагу, казнь отменили.
В июне 1943 года нас отправили в Германию. Мать работала, я медленно умирал. В 12 лет весил 12 килограммов.
Концлагерь был обнесен колючей проволокой, по которой шел ток. Пожилой немец, охранник, выпускал меня и еще двух мальчишек за ее пределы. Мы находили там женщин, которые работали на немцев, они нас подкармливали. Потом возвращались в лагерь, где нас ждало суровое наказание.
Освобождение пришло ночью. Американцы позволили пленным расправиться со своими мучителями…
Виолетта Михайловна Бредихина родом из Витебской области. Бомбить их город стали с первых дней. Воинская часть, в которой жила ее семья, под бомбардировку попала в первую очередь.
– Моя мама как медицинский работник вступила в партизанский отряд. Меня она сначала взяла с собой. Но вскоре стало ясно – я не смогу жить в таких условиях, меня вернули в деревню.
В 1944 году в одну из облав я вместе с другими людьми попала в товарный вагон, который отправляли в Германию. Он был переполнен. Потом концлагерь. Я выжила чудом, ела сырую картошку, которую приносили мне сводные сестры.
В концлагере пробыла 9 месяцев. Нас тоже освободили американцы. Привезли во Францию, там располагался Международный Красный Крест. У меня была огромная голова и живот, а руки и ноги как плети. В госпитале я все время спала.
Нашли меня родные через Красный Крест. Домой вернули вместе с эвакогоспиталем. На железнодорожном вокзале в Уральске встречали дедушка и бабушка.
Ивану Дунько было 6 лет, когда началась Великая Отечественная война. В этом же возрасте он попал в известную всему миру машину смерти, концлагерь Освенцим.
– До сих пор историки спорят о том, сколько людей погибло в лагере возле польского города Освенцим. Кто-то говорит о миллионе человек, другие о пяти миллионах, – рассказывает он.
– Только знаю, что оттуда не вернулось больше половины односельчан.
Среди надзирателей не только мужчины, но и женщины. Они тоже были жестокими и равнодушными. В руках дубинки, которыми то и дело кого-нибудь били. Первое правило, которое мы усвоили – нельзя брать чужое. За гнилую картошку, выпавшую из тачки на землю, можно было поплатиться жизнью.
– «Nicht цап-царап!», – зловеще произносили они.
Деревня, в которой мы жили до войны, называлась Житновичи, это в Брестской области. В 1942 году на рассвете немцы согнали взрослых и детей в одну колонну и погнали в Пинск. Моя мать успела прихватить с собой мешочек сухарей (уже потом в бараке лагеря она давала мне корочки).
В лагере у меня сразу взяли кровь. Меня положили на кровать, вкололи иглу, я увидел, как шприц наполняется густой бордовой кровью. Через несколько дней процедура повторилась. За каждым из нас приходили ровно через десять дней. Исключения не делали ни для кого, донорами становились дети в возрасте трех и четырех лет.
На территории лагеря были газовые камеры и крематории. Людей безвозвратно уводили каждый день, но на их место тут же пригоняли других…
В Освенциме его семья провела шесть месяцев. Потом был другой лагерь.
Они находились в плену до апреля 1945 года, пока советские войска не освободили узников.
