Вторая Москва

(Продолжение. Начало в № 11-15)

Западня

На другом берегу людей уже ждали. Вновь прибывших немцы тут же разделяли: баб и мужиков (не все из них посчитали лучшим для себя проигнорировать акцию с выдачей документов) направляли в клуню, зиявшую темным зевом широко распахнутых ворот, а подростков и молодежь выдергивали из толпы и – в сторону. Другая клуня, она была всего в нескольких метрах, уже была заполнена теми, кто жил здесь, на левой стороне Щары.

Среди солдат противника Адамовичи увидели Константина Горбачевского, обещавшего им в случае необходимости замолвить за них слово перед немцами. Он тоже заметил их. Полицай обратился к офицеру, отдававшему распоряжение военным:

– Это майне кузина, – легким кивком головы указал он в сторону Ольги Ивановны. И, приблизившись, что-то еще шепотом сказал ему.

Путая русские и польские слова, офицер сказал Мише и его сестрам:

– Дети, вшстки до матки!

Потом он вытащил из кармана листок бумаги и, карандашом что-то торопливо написав на нем, протянул Ольге Ивановне. Видимо, эта расписка была своего рода охранной грамотой от возможных в будущем неприятностей и бед со стороны оккупационных властей. Адамовичам разрешили вернуться домой.

Несмотря на некоторые странности в их приеме немцами, люди покорно шли в клуни. Видимо, многие из них до последнего даже не допускали мысли, что немцы могут устроить им какую-то страшную западню. Наконец – дело было уже к вечеру – им объявили, что всем придется тут переночевать. Паспорта им выдадут лишь завтра.

Рано утром следующего дня, когда в комнатах было еще сумеречно, дети проснулись от громких вздохов и причитаний матери. Её они нашли возле окна, обращенного в сторону реки. Оказывается, Ольгу Ивановну сильно взволновало то, что происходило в заречной части деревни.

Горели обе клуни, в которых на ночь заперли селян. Они были деревянные с соломенными крышами, и пламя все сильнее и сильнее охватывало стены, не давая никому ни малейшего шанса на спасение. Душераздирающие вопли и крики неслись из-за реки. Вдруг с треском распахнулись двери и обезумевшие люди, на некоторых из которых уже тлела одежда, начали выскакивать на улицу. Не устояли под напором тел людей, приговоренных фашистами к смерти, и ворота соседней постройки. Немцы пустили в ход приклады, стреляли в несчастных почти в упор, и под конец все смешалось в одну страшную массу. Этот ужас продолжался минут 20-30, потом всё стихло.

Много позже, уже после изгнания врага с советской земли, станет известно об истинных масштабах злодеяний и нечеловеческой жестокости гитлеровцев, и то, чему стали свидетелями в тот зимний день конца 1942 года Адамовичи, их очень потрясло.

Но не только они были свидетелями преступления немцев. Все это в Щаре видели еще две семьи, в том числе Василия Адамовича, брата покойного Ивана Михайловича, где одной из дочерей приснился пророческий сон о замышляемом немцами массовом убийстве невинных людей. Они, ища спасения, кинулись в лес. А там фашисты уже производили проческу местности. Густой длинной цепью, в которой помимо немецкой тут и там слышались еще литовская и латвийская речи. Накануне выпал снежок и это только облегчало карателям выполнение задачи. Беглецов, а их было в общей сложности человек семь-восемь, поймали и как партизанских семей доставили в одну из крайних хат Щары, где немцы разместили нечто вроде временного штаба по освобождению района от партизан. Там, недолго думая, приняли решение: «Расстрелять!» Сделать это поручили двум солдатам и полицаю Константину Горбачевскому. По дороге к лесной опушке Горбачевский каким-то образом сумел убедить своих спутников в том, что попавшиеся им в лесу люди к партизанам не имеют никакого отношения и что их надо отпустить. В конце концов, посовещавшись, они так и сделали. Дав в воздух несколько очередей из автоматов, людям, уже успевшим распрощаться с жизнью, велели укрыться среди деревьев там, где зачистка немцами уже была произведена и они ушли далеко вперед.

Таким образом, Константином Горбачевским в тот роковой день было спасено сразу три семьи. Потом следы человека, добровольно пошедшего служить немцам в полицию, затерялись. Ничего не было известно о его судьбе.

«Капустники»

Через некоторое время – кажется, и двух месяцев не прошло – в окрестностях Щары снова объявились партизаны. Правда, это были уже другие. И называли они себя почему-то капустниками. Может быть, по фамилии своего командира или, может, местности, откуда они прибыли. Этот отряд, в отличие от прежнего, был крупным и на своем вооружении имел даже пушки и минометы. Правда, надолго тут они не задержались и вскоре все двинулись куда-то дальше, в западном или северо-западном направлении.

Впоследствии стало известно, что «капустникам» пришлось в новых районах вести с немецко-фашистскими частями ожесточенные бои и даже кое-где вступить в серьезное противостояние с польскими партизанами или теми, кто себя за них выдавал. Понеся значительные потери, отряд вернулся в Западную Белоруссию, в уже знакомые им леса близ слияния Щары с Неманом. Но даже в таком, несколько поредевшем виде ему все же было тесно на прежней партизанской базе. Пришлось дополнительно строить новые землянки, блиндажи.

Вновь около дома Адамовичей заступили на круглосуточное дежурство бойцы. Они, видимо, думали, что тут уже надолго. Чуть в стороне партизаны построили для себя даже баньку. Строение особо не выделялось среди других скромных деревенских построек. Баня наполовину была в земле.

Так же, как и их предшественники, «капустники» выполняли боевые задания, не давая захватчикам чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности даже тут, в глубоком тылу. Как-то с противоположного берега Щары вдруг потребовали лодку для группы партизан, возвращающейся с боевой операции. Двоюродный брат Ольги Ивановны, который жил у Адамовичей после того как немцы убили его жену, сына и дочь, а хату спалили, бросился к реке. Но не успел он еще ступить в покачивающееся на мелкой воде суденышко, как мужчина, настойчиво звавший лодочника, кинулся бежать прочь от берега. Потом выяснилось, что это был переодетый под партизана полицай. Из-за прибрежных строений по переправе и в сторону деревни ударили пулеметными и автоматными очередями.

Немцы устроили засаду.

Под огонь попал и дом Адамовичей. Вместе с несколькими партизанами, оказавшимися тут, хозяева бросились к входной двери, но их остановили пули: щепки от дверного косяка полетели в разные стороны. Пришлось наружу выбираться через окно с тыльной стороны дома и скрыться в лесу. Бабушка Агафья, родившаяся еще во времена Николая Первого, последовала за всеми остальными, продемонстрировав довольно-таки удивительную для своего возраста резвость.

Постреляв еще некоторое время, немцы убрались в один из своих ближайших гарнизонов.

Через день или два они вновь атаковали Щару с того же места, впрочем, не решившись перебраться через водную преграду. И вновь Адамовичам со своими «квартирантами» пришлось укрываться в близлежащем зеленом массиве. Так продолжалось несколько раз. Удивительно, но никто тогда не пострадал. Даже Мишин дядя, попавший под огонь на берегу, не получил ни одной царапины. Он добежал до партизанской бани и укрылся за каменкой. Сам подросток только помнит один момент, когда он оказался буквально на волосок от смерти. В очередной раз спасаясь от опасности, он с Колей Дубицким, своим сверстником, у которого немцы незадолго перед этим также расправились с семьей, прислонились к березе. И в это время в ствол повыше мальчишеских голов звонко впилась пуля. Если бы она взяла всего на несколько сантиметров ниже и…

Когда немцы и полицаи начали обстреливать деревню из пушек и минометов, да еще зажигательными снарядами, в разных местах возникли пожары. Они довольно быстро уничтожили все, что уцелело от всепожирающего огня ещё в самом начале войны. Полностью выгорела вместе со всеми хозяйственными постройками и усадьба Адамовичей.

Однако и противник в конце концов получил по заслугам.

Отстрелявшись, каратели, как обычно, двинулись по проселочной дороге к себе в гарнизон. По пути они напоролись на партизанскую засаду, почти всех карателей и приспешников перебили.

(Продолжение следует)