Вставай, страна огромная!
Первые, самые страшные, дни и часы начала войны. Согласно плану «Барбаросса» Гитлер отводил на взятие советских погранзастав от 20 до 30 минут. Однако многие заставы держались сутками, несмотря на то, что пограничники были вооружены только винтовками и пулемётами. Но эти люди всегда находились в состоянии полной боевой готовности. Это позволило пограничникам в первые же минуты войны дать немцам такой отпор, какого им ещё не приходилось встречать в европейских странах.
22 июня, ровно в четыре часа…
Старшина одной из сотен пограничных застав Максимов вспоминал, что сначала в течение двух часов шел артиллерийский обстрел. Потом в небо поднялись самолеты и начали бомбить. Первым на этой заставе встретил немцев наряд из четырех (!) человек. На понтонном мосту они подбили бронетранспортер и мотоциклиста. В семь утра появилась первая цепь немцев. Они наступали плечом к плечу с трубками в зубах. «Мы подпустили их на бросок гранаты и открыли огонь из имеющихся у нас винтовок и пулеметов, – вспоминал Максимов. – Фашистам оставалось только подогнать несколько танков, погрузить на них трупы и отвезти за Буг».
Брестская крепость. Ранним утром 22 июня здесь стояла звенящая тишина. Но в ставке Гитлера уже был отдан сигнал под кодовым названием «Дортмунд». Гитлеровские войска перешли Буг. Вся западная граница СССР полыхала в огне – через несколько минут в крепости начнется кромешный ад.
Первым советскую границу перешел диверсионный отряд «Бранденбург». Выводилась из строя связь, расчищались мосты и дороги. Следом волна за волной хлынула пехота, танки и авиация.
Одним из первых удар принял Брест. Шквалом огня накрыты все выходы из Брестской крепости, отрезаны свет, связь, доступ к воде, много раненых. Рядом – офицерские семьи. Уже к четырем часам утра большая часть казарм и жилых домов разрушены, гарнизон Бреста – всего два полка пехоты, у противника десятикратное превосходство – вся 45-я немецкая дивизия в полном составе. Брест планировалось сравнять танками за несколько часов. Брестская крепость не сдавалась. Затем против горстки наших бойцов, окруженных со всех сторон, лишенных воды и еды, были оставлены два штурмовых батальона, усиленные артиллерией. Немцы вошли сюда только спустя месяцы. Они назвали Брест Огненным орехом.
Это неправда, что весь наш воздушный флот был уничтожен в первый день войны. В небе над Брестом четыре самолета, пилотируемые совсем молодыми летчиками Можаевым, Жидовым, Рябцевым и Назаровым, вступили в бой с восемью «мессерами». Этот бой наблюдали защитники Брестской крепости, и, наверное, он и вдохновил на небывалую в истории войн оборону.
В первый день войны наши летчики совершили девять таранов! Об этих воздушных боях мне с восторгом рассказывал наш земляк Михаил Евстафьевич Коробков, лично знавший этих летчиков и сам встретивший войну на Белорусской границе в городе Лида.
Наши летчики, совсем мальчишки, совершали чудеса высшего пилотажа. Уже 8 июля летчикам Жукову, Здоровцеву и Харитонову (каждый сбил по несколько фашистских самолетов) было присвоено звание Героев Советского Союза. Они шли на таран и умудрялись сохранить машины и остаться живы! Харитонов просто ювелирно проскользнул вдоль немецкого самолета и отрубил ему винты. Немец рухнул, а наш летчик посадил свой самолет невредимым.
Не менее виртуозно действовал Жуков: он прижимал сверху самолет противника, пока тот не рухнул в озеро, а сам взмыл вверх.
Эпизод – как будто из фильма Михалкова «Утомленные солнцем-2», когда девочка и священник цепляются в воде за мину, священник молится, а немецкий летчик на бреющем полете в них стреляет, а потом падает в воду. Этот эпизод из фильма раскритиковали, мне он тоже показался неестественным. Но вот было же. Может, молился юный летчик-ас?
О подвиге Брестской крепости в стране узнали только после войны. Но немцы знали. И уже тогда поняли свою судьбу.
Карл Клауберг, принимавший участие в штурме крепости, вспоминал: «Мы шли против Советского Союза с тоской и тяжелым сердцем. Очень быстро нам пришлось узнать, что мы имеем дело с другим противником, и что это совсем не та война, которую нам обещали. Мы понимали, что эта война будет долгой и жестокой».
Укрепления Брестской крепости только выглядели внушительно. Построена она была еще в 18 веке. Но земляной вал и подземные казематы были хорошим укрытием для обороняющихся.
В крепости хватало патронов и консервов. Но не было воды. Немцы это быстро поняли и блокировали выход к реке. Ждали, когда защитники крепости умрут от жажды. На стене неизвестный боец нацарапал штыком: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай Родина. 20.11. 41 г.» Этот защитник крепости воевал в подземельях уже 3 месяца. Но еще до сентября немцы боялись подходить к подземельям. Оттуда по ночам поднимались черные тени и звучали автоматные очереди.
По данным немецких источников, последние очаги сопротивления в крепости были подавлены только в сентябре. К этому времени уже пали Киев и Смоленск.
Возглавлял оборону крепости 40-летний майор Петр Гаврилов. Несмотря на русскую фамилию – татарин. Он успел отправить в тыл с границы жену и сына, а сам возглавил оборону с первых дней войны. 23 июля (более чем через месяц) немцы взяли его в плен – раненого, без сознания. Каким-то чудом Гаврилов в концлагере выжил. После освобождения ему вернули звание, а после того как в 1956 году вышла книга Сергея Смирнова «Брестская крепость», и Гаврилов стал знаменитым на всю страну, его восстановили в партии и представили к званию Героя.
В концлагере Гаврилов встретился с Дмитрием Карбышевым, которого фашисты в феврале 1945 года вместе с другими заключенными концлагеря Маутхаузен превратят на морозе в ледяную глыбу. Карбышев был знаменитым военным ученым, генерал-лейтенантом инженерных войск. Именно он в 1913 году восстанавливал форты Брестской крепости, такое вот совпадение. В 1941 году он оказался в окружении и тяжело контуженным попал в плен.
Три с половиной года немцы пытались склонить бывшего царского офицера к сотрудничеству – и обещаниями, и обманом, и пытками. Предлагали в Берлине научную работу, лабораторию, квартиру, звание генерал-лейтенанта вермахта. «Я солдат и остаюсь верен своему долгу. А он запрещает мне работать на ту страну, которая находится в состоянии войны с моей Родиной», – ответил Карбышев.
Его держали в одиночной камере, где 24 часа в сутки горел свет. В конце войны немцы отправили его в обычный лагерь смерти. Там он и погиб, облитый на морозе из брандспойта. «Нет большей победы, чем победа над собой», – так говорил несгибаемый генерал.
О его подвиге на родине узнали только после войны, он считался пропавшим без вести. О его казни в Маутхазене рассказал один из военнопленных.
Кто был последним защитником крепости?
Писатель Сергей Смирнов, автор повести «Брестская крепость», долго пытался выяснить, кто был ее последним защитником. В книге приведен рассказ старшины Дурасова, попавшего в плен под Брестом. Эту историю в концлагере ему поведал скрипач Ставский, позднее расстрелянный в еврейском гетто.
В апреле 1942 года скрипача, знавшего немецкий язык, увезли в крепость. Там, среди развалин, в земле была пробита широкая дыра, уходившая куда-то глубоко вниз. Вокруг нее с автоматами наготове стояла группа немецких солдат. Ему приказали туда спуститься. «Там, в подземелье до сих пор скрывается один русский. Он не хочет сдаваться и отстреливается. Ты должен уговорить его выйти наверх и сложить оружие – мы обещаем сохранить ему жизнь», – сказал немецкий офицер.
Скрипач помог изможденному бойцу подняться наверх. От яркого света тот закрыл глаза и опустился на камни развалин. Немцы стояли вокруг и с любопытством его разглядывали. Ставский рассказал товарищам по концлагерю, что возраст этого невероятно исхудавшего, заросшего щетиной защитника крепости определить было невозможно. Не желая показать врагам свою слабость, человек попытался встать, но снова упал на камни. Немецкий офицер отдал приказание, и солдаты поставили перед ним открытую банку консервов и печенье, но он не притронулся ни к чему. Тогда офицер спросил его, есть ли еще русские там, в подземелье. «Нет, – ответил неизвестный. – Я был один и вышел только для того, чтобы посмотреть на ваше бессилие здесь, у нас, в России…»
Музыкант перевел ему эти слова пленного. И тогда офицер, обращаясь к своим солдатам, сказал: «Этот человек – настоящий герой. Учитесь у него, как нужно защищать свою землю…»
Имя и судьба этого человека остались неизвестны.
Существует и другая легенда.
Когда поздней осенью на плацу Брестской крепости выстроили эсэсовцев для награждения за очередные «подвиги», из подземных казематов вышел высокий подтянутый офицер Красной армии. Он шел, вытянув вперед левую руку. Правая лежала на кобуре пистолета. Его форма была изорвана, но он шел с гордо поднятой головой. Неожиданно для всех немецкий офицер отдал честь советскому офицеру, последнему защитнику Брестской крепости. И вслед за ним отдали честь все офицеры немецкой дивизии. Красноармеец вынул из кобуры пистолет и выстрелил себе в висок. По документам узнали, что он – чеченец.
Красивая легенда вполне могла быть былью: среди защитников крепости было много кавказцев. Но кого там тогда интересовала национальность. Три четверти фамилий защитников крепости так и остались неизвестными. Когда 24 июня майор Гаврилов возглавил оборону, у него было 400 бойцов. И много мирных жителей. Лейтенант Шумков защищал крепость, и вместе с ним были жена и крохотная дочка. Самая маленькая защитница крепости – Светочка Шумкова, родившаяся в декабре 1940 года и погибшая 22 июня 1941-го. И именно оборона Брестской крепости задала тон всей Великой Отечественной. Именно здесь, в первые же дни войны гитлеровцы поняли: война с Советским Союзом не будет такой легкой, как в Европе.
В жестокости переплюнули фашистов
Но не все на западных территориях СССР сопротивлялись также отчаянно, как защитники Брестской крепости. На западе Украины нацистов встречали хлебом-солью, а в Прибалтике был настоящий праздник, их приветствовали колокольным звоном.
Хорст Цанк, в 1941-м командир роты 376-й пехотной дивизии вермахта, вспоминал: «Поначалу у нас нигде не было проблем. Я вспоминаю, как на Украине, когда мы пришли, нам был оказан очень радушный прием. Население было дружелюбным».
Фашистская власть обещала свободу и сытую жизнь. На Украине подняли голову националисты. Их собрал под свои знамена Степан Бандера. С разрешения оккупационных властей в июне 1941 года он образовал новое национальное правительство. Под лозунгом освобождения от большевиков и «москалей» и под штандартами СС бандеровцы начали жестокую резню.
Жуткие казни запомнил свидетель тех событий Александр Войцеховский, в 1941-м – житель Львова:
«С 30 июня по 7 июля 1941 года они уничтожили более 3000 львовян, среди которых большей частью были поляки и евреи. Через руки и ноги протягивали шест и на этом шесте, на вертеле этом, крутили на огне».
У бандеровцев – понятная нацистам идеология. Обвинив во всех бедах коммунистов, поляков и евреев, они стали методично их уничтожать. Следом на виселицу шли все несогласные с новым режимом. По всей оккупированной территории собирали евреев. Кого не успели убить, отправляли в гетто. Приказ об их создании был подписан уже через 20 дней после начала войны. А 20 января 1942 года в пригороде Берлина лидеры нацистской партии вынесли смертный приговор 11-миллионному еврейскому населению Европы. Нацистский режим с немецкой педантичностью перешел к математически просчитанной кампании геноцида. Учтено было все – от затрат на уничтожение до последующей утилизации трупов. Многие евреи из Европы до начала войны успели бежать в СССР.
Лотер Фольбрехт, член молодежной организации «Гитлерюгенд» вспоминал: «Немецкая пропаганда говорила, что во всех бедах Германии виноваты евреи. Нам все время твердили о еврейской враждебности и о том, что евреи нас ненавидят».
Т-34 – лучший в мире танк
Советские войска, неся огромные потери, оставляли один город за другим. Но не только отступали и оборонялись, но и совершали рейды в тыл противника.
Карл Клауберг вспоминал: «В первый раз я почувствовал, что мы встретили настоящего противника, 19 августа. Я только отметил свой день рождения, и вскоре после этого мы встретились с «Т-34». 19 августа неожиданно и на большой скорости нас атаковали русские танки. Тогда мы удостоверились, что это лучшие танки в мире».
Виктор Крят, русский немец, в 1941-м механик-водитель отдельного разведбатальона Ленинградского фронта рассказывал: «Мы их мяли, как хотели, и мы, в основном, их били ударом корпуса танка, а он такой оригинальный, потому что плавающий, вот такой загнутый, и мы прямо подминали под себя, и они уходили нам под днище. И когда танк весь в крови, страшно было смотреть на это все изуродованное. Это же тоже люди были».
Механик знал, что творили эти «люди» на оккупированных территориях, но все-таки ему было жалко умирающих страшной смертью немецких солдат.
Карл-Герман Клауберг: «Мы навсегда запомнили эти леса и чудовищные потери. Первым погиб мой друг. Я видел, как первый раз за всю войну плакал наш бравый полковник Карл Альбрехт фон Гродек – тогда мы хоронили множество убитых».
Под Москвой, Сталинградом, Курском их будет еще больше. Над врагом уже поднялась «дубина народной войны». Фашисты вряд ли читали «Войну и мир» Толстого, которому и принадлежит это выражение. Но саму эту «дубину» ощутили уже в полной мере.
(Продолжение следует)
