Всем пора в поход?
На сцене театра Островского премьера спектакля «Жизнь и приключения коммерсантки Анны Ф.» в постановке главного режиссера Оксаны Малуша. Спектакль создан по мотивам пьесы Бертольда Брехта «Мамаша Кураж и ее дети» – произведения, созданного немецким писателем-антифашистом накануне Второй мировой войны. Зрители выходили из театра в каком-то ошеломлении.
Можно сказать, что этот спектакль – новое слово в творчестве коллектива театра. Не драматургия, к которой мы привыкли – эпос. Зонги – песни-баллады, которые сопровождают, объясняют каждую сцену. Подчеркнуто грубые декорации, костюмы, клоунский грим. Сдержанная манера игры актеров, которые монологами объясняют мотивы своих поступков.
И хотя спектакль не привязан ни к какой конкретной войне, времени и месту он – о войне. Война это страшно. Война это ненависть, боль, страх, кровь, смерть. Это грабежи и мародерство. Война высвечивает самые низменные человеческие качества – трусость, предательство, корысть. И выявляет самые высокие – храбрость, милосердие, доброту и самопожертвование. Нам уже давно кажется, что война где-то далеко – и во времени, и в пространстве. Осталась Победой в 45-м, доносится новостями из других стран. Война далеко, не с нами, не у нас – так людям во всем мире казалось и в 1938-м, когда Брехт писал эту пьесу.
Спектакль ошеломляет сразу – как взрыв бомбы в мирном городе. Под грохот и дым разрывов на сцене появляются люди, похожие то ли на ожившие трупы, то ли на клоунов, то ли на зомби из фильма ужасов. Черные глазницы на белых лицах. На экране задника сцены – черно-белые силуэты идущих где-то баталий. Это сразу создает ощущение какой-то параллельной реальности. Главная декорация – фургон. На нем мамаша Кураж, Анна Фирлинг, колесит за воюющей армией, торгуя разными товарами и наживаясь на войне. В нем, на нем и около него разворачиваются действия. По ходу смены сцен фургон вращается, и это как бы подчеркивает нескончаемую круговерть войны. Пушка явно не из XVII века – времени тридцатилетней войны, когда происходят события, о которых писал Брехт. Собственно, писал не столько о событиях, сколько о том, как ужасна война, как легко она начинается и как трудно ее остановить. Но опоздал: пьеса вышла, когда Вторая мировая война уже началась. «Писатели не могут писать с такой быстротой, с какой правительства развязывают войны: ведь, чтобы сочинять, надо думать», – признавался впоследствии Брехт.
Декорации и костюмы актеров не имеют привязки ко времени и месту действия. Но персонажи – вербовщик, фельдфебель, полковой священник, маркитанка – говорят сами за себя. Свои циничные монологи о «прелестях» войны они произносят на повышенных тонах, почти на крике, но это какой-то бесстрастный крик, направленный даже не столько партнеру, сколько зрителю. Прямо в морду.
«Как все хорошее, войну начинать очень трудно. Зато уж когда разыграется – не остановишь; люди начинают бояться мира, как игроки в кости – конца игры. Ведь когда игра кончена, нужно подсчитывать проигрыш. Но на первых порах война пугает людей», – говорит фельдфебель (актер Юрий Недопекин).
Вербовщик (актер Иван Кочубей) сетует, что трудно набрать войско – «уж и припадочных берешь, и с цыплячьей грудью», а они разбегаются. Полковой священник (актер Насим Мамедов) также буднично говорит о том, что, подумаешь – кому-то ногу оторвало, это же не мешает испражняться в кустах и даже размножаться.
И вообще – война это благо. Без нее людей много развелось – население «в мирное время, как бурьян растет, даром хлеб жрет», а все потому, что: «Давно в этих краях войны не было…. Где ж порядку быть, коли войны нет?».
Обаятельный Марк Ларин в роли добродушного на вид Повара говорит о войне, как о супе, в котором всего понемногу: «немножко грабёж, немножко резня, немножко поджигательство и, не забыть бы, немножко изнасилие».
Все эти персонажи привыкли жить на войне и кормиться за ее счет. Война для них – обыденность, порядок вещей, норма. Это напоминает антиутопию, параллельную реальность Оруэлла, которая сегодня, к сожалению, во многом стала реальностью. Это же его, оруэлловские лозунги «двоемыслия»: «война – это мир», «хаос – это порядок», «свобода – это рабство», «незнание – сила».
Некоторые зрители упрекали актеров в том, что даже самые драматические сцены сыграны ими как-то отстраненно. Не вызывает особого сочувствия даже гибель двух сыновей Анны Фирлинг. Один поплатился за свою исполнительность: отобрал у крестьян волов, чтобы накормить солдат, второй – за честность: не отдал шкатулку с общественными деньгами. Но в спектакле на этом не сделано акцента. Не потому, что артисты Руслан Джумахметов и Алексей Юшко, которые играют роли сыновей Анны Фирлинг, не могли добавить в них драматизма. Таковы условия жанра эпической драмы: актеры не вживаются в роль, они ее демонстрируют. Зритель не сочувствует происходящему, он созерцает. А созерцая, ужасается: неужели это правда?
И актеры тоже смотрят на своих персонажей как бы со стороны. Они бесстрастные свидетели, схемы, символы войны. Но от этой бесстрастности оторопь берет. Как сказала после спектакля актриса Светлана Романова, исполняющая роль солдатской проститутки Иветты: «Вроде смешно, а страшно. Вроде страшно, а смешно».
За балаганной маской может скрываться что-то зловещее.
Актриса Юлия Ким в роли мамаши Кураж смотрится очень органично – настоящая базарная торговка всех времен и народов. И голос, и крикливые интонации, и движения. Клетчатые китайские сумки, с которыми она появляется на сцене, напоминают о челночницах 90-х годов прошлого века. Образ коммерсантки Анны Фирлинг наиболее противоречивый и живой. Она любит своих детей, пытается спасти сыновей, отказывается бросить дочь ради любовника. Но быстро смиряется с их гибелью и снова готова идти торговать.
Но самый живой, эмоциональный и красноречивый, несмотря на полное отсутствие слов персонаж спектакля – это немая Катрин. Ее играет актриса Анастасия Котельникова. Играет мимикой, жестами, пластикой, но так, что понятно, когда она жалеет детей или хочет предупредить брата. Катрин – это доброта и милосердие. Когда она бежит по вращающемуся кругу сцены, то кажется, что она пытается убежать от войны, которая бесконечна.
Сцена, когда Катрин ценой своей жизни спасает спящий город, особенно пронзительная. Солдаты приходят в крестьянскую избу, где пригрелась Катрин. Они требуют проводить их в город. Крестьянин вынужден это сделать под угрозой убийства близких. Городу грозит опасность. Все опускаются на колени и молятся об их спасении. Но город спит. И тогда Катрин забирается на крышу фургона и бьет в барабан. Ее фигурка мечется, как язык большого набатного колокола. Солдаты в нее стреляют, и она погибает. Самая слабая из всех оказывается самой сильной. Очень трогательная сцена, когда прожженная торговка Анна Фирлинг сидит возле тела своей мертвой дочки, а Анна Гальцева поет колыбельную.
Есть в спектакле еще один персонаж, который объясняет, дает нравственную оценку происходящему, призывает людей опомниться. Это зонги – песни-баллады. Их очень эмоционально исполняет актриса Анна Гальцева.
Сильным чистым голосом она произносит авторские комментарии и поет зонги. Они как смысловая нить проходят через весь спектакль, придают ему динамичность, а действие охватывает огромный промежуток времени – целых двенадцать лет. Война закончилась? Как бы не так. «Императоры, и короли, и папа римский уже спешат войне на помощь, торят ей пути могуществом своим, и она снова цветет, и несть ей предела».
Вставайте, всем пора в поход,
Кто жив и дышит на земле.
Заметно, что коллектив театра работал вдохновенно, с увлечением, включая всех – режиссера, актеров, костюмеров, гримеров, музыкантов, хореографов. Получился цельный ансамбль и, кажется, в нем не было второстепенных ролей. Играли спектакль легко, непринужденно, с удовольствием, от души, что называется – с куражом.
Спектакль яркий, громкий, заставляющий задуматься. Это несомненный успех главного режиссера театра Оксаны Малуша и всего коллектива театра, раскрывшего свой творческий потенциал в новой ипостаси – драматургического эпоса.
Зрители долго не отпускали актеров. На поклон они вышли с такими серьезными лицами, будто, смыв свой клоунский грим, и сами задумались над тем, что только что показали нам.
