В неустанном поиске. Вехи биографии и научного творчества Николая Ивановича Фокина
(Продолжение. Начало в № 13)
Аспирантура
После окончания института поехал в Ленинград на кафедру русской литературы филологического факультета Ленинградского государственного университета узнавать об условиях поступления в аспирантуру.
По возвращению в Уральск стал готовиться к вступительным экзаменам. Для будущих аспирантов этой кафедры выделили три места. Нужно было много заниматься, прежде всего, изучать работы Ленина и Сталина (особенно сталинские «Экономические проблемы социализма в СССР» и работы по языкознанию), научные монографии и статьи.
Экзамены в аспирантуру сдал успешно: по специальности на «отлично», а по истории коммунистической партии – на «хорошо». Всего набрал 14 баллов и стал вторым претендентом на зачисление в аспирантуру. В соответствии с приказом министра зачисления пришлось ждать полтора месяца.
В ноябре началась учеба.
Научным руководителем Фокина стал известный пушкинист Борис Викторович Томашевский.
Еще раз повезло: это был настоящий ученый старой школы, теоретик литературы; как человек необычайно сдержан, закрыт, встречи с ним – только деловые: накануне экзаменов или после чтения заметок, написанных Фокиным, разговор предметный: что и как сделано, что необходимо уточнить, дополнить; были советы прочитать пушкинские рукописи. Тема диссертационной работы определилась сразу: «Капитанская дочка» как исторический роман». Несмотря на мировую известность, произведение было изучено специалистами поверхностно, единственная монография, опубликованная девять лет назад, явно устарела, остальные статьи – вне изучения пушкинских художественных и исторических взглядов, история создания романа не исследована подробно, с анализом записей всех замыслов и их эволюции; не определено место «Капитанской дочки» среди других произведений на «историческую тему».
Разговор с Б.В. Томашевским заканчивается требованием руководителя: обдумать все вопросы, разработать план будущей диссертации и назначить сроки написания отдельных глав.
Профессор Б.В. Томашевский остался для Фокина загадкой, понять которую до конца он так и не смог. Фокин даже не знал, насколько интересен он был своему руководителю. Впрочем, он никогда не пытался разгадать характер руководителя; он был интересен как ученый, среди пушкинистов и литературоведов в целом его авторитет был высок. Его уважали и даже немного побаивались. Держался замкнуто, сдержанно, суховато… В целом же Борис Викторович – руководитель, о котором мечтает любой аспирант: требовательный, знающий, умеющий поддерживать своего аспиранта.
Кафедра русской литературы Ленинградского университета была в то время созвездием известных специалистов: В.Е. Евгеньев-Максимов (он появлялся на заседании кафедры крайне редко, ведь возраст – свыше 70 лет), Б.С. Мейлах, Б.А. Бялый, Г.П. Макогоненко, И.П. Еремин (заведующий кафедрой), Б.И. Бурсов, И.Г. Ямпольский. С их трудами Фокин был знаком с институтских лет. Общение с ними – тоже своего рода школа.
Первый год учебы в аспирантуре – экзамены: три по специальности, иностранный язык, филология. Одновременно – посещение лекций спецкурса по творчеству А.С. Пушкина, которые читал Борис Викторович: суховато, но строго продуманно и выверенно в системе доказательств и развитии мысли, полезно во всех отношениях. Экзамены были сданы в течение года.
Экзамен по философии произвел странное впечатление: казалось, что преподаватель сам не знает, как и что спрашивать, какие ответы слушать: лето 1953 года, в воздухе – ощущение каких-то перемен и потому чувство некоторой растерянности. Спрашивает о работах Сталина, как понимать последствия партийных решений? – кто бы ответил на эти и подобные им вопросы. Философ не знал. И потому он оставил в качестве экзаменатора своего аспиранта: может, он что-то лучше понимает.
Впрочем, тогда все многое не знали… Для Фокина и его товарищей главное состояло в том, что, сдав экзамен так называемого кандидатского минимума, они могли заняться диссертацией. Осенью 1953 года Фокин переехал в более «комфортабельное» общежитие: с Малой Охты, бывшей тогда окраиной Ленинграда, на Мытную, рядом с Петропавловской крепостью, в 10 минутах ходьбы от университета.
Теперь вся жизнь сосредоточилась в Публичной библиотеке («публичка»): утром, в 10, появлялся в мрачноватом зале и покидал его в 8-9 часов вечера. В воскресенье – музеи, театр, кино и, конечно, баня. Никаких отступлений от этого режима. Правда, весной 1954 года случилось несчастье, на 4 месяца заставившее Фокина прекратить работу в библиотеке: около десяти часов вечера, возвращаясь из «публички» в общежитие, попал под мотоцикл, неожиданно вырвавшийся из-за автобуса под красный свет светофора, – больница, перелом левой ноги, неудачное лечение, операция и прочие «прелести». Итак, апрель-май-июнь, летом (июль-август) – Уральск, понемногу пришел в себя.
В сентябре возвратился в Ленинград. Отчет на заседании кафедры. Положительная оценка. Рекомендация – продлить срок пребывания в аспирантуре (в случае необходимости, т.е. если не будет завершена диссертация в срок). В ноябре – повторная операция. Через несколько месяцев почувствовал себя полностью здоровым: где-то забыл трость, с которой ходил полгода, и не стал искать.
Но главное – по-прежнему диссертация. Еще на первом курсе аспирантуры написал вступление – о научной литературе, относящейся к его теме. Нужно было нагонять упущенное на втором курсе, ценой многочисленных усилий и самоограничений во всем, что не относится к диссертации. Почти еженедельно прочитанная «Капитанская дочка», делались многочисленные выписки, цитаты, просматривались русские журналы и газеты 20-30-х гг. ХIХ в., буквально по крупицам изыскивал то, что могло быть нужным. Впервые в пушкиноведении был сделан критический обзор научной и художественной литературы и мемуаристики, характеризующих восстание 1773-1775 гг. и личных пушкинских выписок, чтобы понять своеобразие пушкинского восприятия трагических событий. Предпринята попытка сопоставления «Истории Пугачёва» («Истории пугачёвского бунта») и «Капитанской дочки», чтобы понять особенности научной и художественной мысли; необходимо было раскрыть пушкинское отношение к проблеме «бунта» вообще, взгляд поэта на многочисленные вопросы (прежде всего, на вопросы соотношения истории и личности). Проведена работа по характеристике процесса поисков материалов – установление имени автора одного из произведений о восстании (А. Крюков, «Рассказы о моей бабушке»). Обычно считалось, что автор – декабрист А. Корнилович; на эту тему позже опубликована статья в университетском сборнике, самая значительная часть работы – анализ образной системы и художественно-композиционных особенностей романа.
Борис Викторович внимательно прочитывал все написанное, вносил поправки (в основном – стилистические, композиционные), делал замечания по отдельным разделам. Летом 1955 года работа была закончена, руководитель в конце июля написал заключение-рекомендацию, дающую право на защиту диссертации.
Но несколько месяцев ранее отдел аспирантуры решил направить аспирантов третьего года на работу. Дело в том, что кто-то из аспирантов прошлых лет пожаловался в Министерство высшего образования на то, что он остался без работы. И тогда было решено отправить аспирантов по местам их будущей работы. Фокин оказался в распоряжении республиканского министерства высшего образования Казахстана, его направили в Актюбинск, но тогдашний директор Актюбинского педагогического института Г.А. Абуханов отказался его принять. Так он вынужден был поехать в Уральск, куда, надо сказать, не особенно настойчиво рвался. Было еще одно место: Могилёв, заведующим кафедрой русского языка, но такое предложение Фокина не устраивало полностью. Сразу же в УПИ он начал читать лекции. Защита диссертации состоялась 17 ноября 1955 года И.П. Ерёмин, довольный тем, что аспиранты его кафедры (все три!), «уложились» в срок, сделал все, чтобы защита прошла успешно. Оппонентами Фокина (точнее, оппонентами при защите диссертации) выступили лауреат Сталинской премии, профессор Б.С. Мейлах и недавно защитивший докторскую диссертацию Г.П. Макогоненко; по ходу защиты выступил профессор Б.И. Бурсов. Все они положительно оценили его работу, иначе, наверное, не могло и быть: ведь диссертацию к защите рекомендовал сам Борис Викторович Томашевский, ученый требовательный и авторитетный.
Так в 25 лет Николай Иванович Фокин стал кандидатом филологических наук, самым молодым кандидатом наук в Уральском пединституте.
Снова в Уральске
Работа в Уральске, при внешнем благополучии, проходила все-таки не так, как хотелось Фокину. Специализировался по русской литературе XIX в., но читал все литературные курсы, кроме XIX в. Его сюда никто не звал, старым преподавателям он казался самонадеянным выскочкой с непомерным честолюбием: «только что окончил институт – и кандидат наук». Сам же Фокин отлично знал, что сделанное им – это результат собственных усилий и ограничений во всем том, что не относилось к аспирантуре.
Заниматься научным творчеством в Уральске было трудно. Фокин оказался «на распутье»; некоторое время занимался собиранием фольклорных произведений, но скоро уничтожил записи, поняв, что это – не его. Увлекся Шолоховым, стал читать курс по его творчеству, тратя почти все учебное время (20 часов) на «Тихий Дон», который по сей день остается для него одним из любимых произведений. Опубликовал несколько статей: о «Донских рассказах», сюжетно-композиционной роли пейзажа в рассказах, литературных взглядах писателя, попытался сопоставить остальные редакции рассказов и пр.
И одновременно произошло возвращение к краеведческому материалу. В 1960 году в Кустанае проходила республиканская конференция литературоведов, посвященная 50-летию со дня смерти Л.Н. Толстого. Фокин прочитал доклад «Л. Толстой и Западный Казахстан», в котором рассказал о пребывании писателя в Уральске, взаимоотношениях Л. Толстого и наказного атамана Уральского казачьего войска А.Д. Столыпина, который был приятелем Толстого еще со времен Крымской войны, об оценке произведений И. Железнова (в первую очередь – романа «Василий Струняшев»); рассказано (с установлением даты) о визите казаков-старообрядцев в Ясную Поляну, а также о рассказе Л. Толстого «За что?», в котором частично отразилось впечатление писателя о сосланных в Уральск польских повстанцах и об отношении его к книге Г. Хохлова, изданной впоследствии Вл. Короленко. В докладе был собран ценный для того времени материал о связях Л. Толстого с Уральском. Сообщение Фокина больших проблем не ставило, но важно было подчеркнуть важность и необходимость авторского знания, основанного на конкретном реальном материале. Статья, написанная на основе доклада, вошла в сборник «Л.Н. Толстой» (Кустанай,1961).
К началу 1960-х годов Фокин оказался в положении этакого специалиста «широкого профиля», который мог читать почти все курсы. До XIX века ему было не дотянуться: его читали Е.Е. Соллертинский (первая половина) и Н.Г. Евстратов (вторая половина); с появлением на кафедре Е.И. Коротина лишился курса фольклора, что было вполне справедливо. Да и заниматься собиранием и записями устных произведений, организовывать фольклорные экспедиции не хотелось. Он знал некоторый материал, но не был любителем, способным посвятить изучению устно-поэтических произведений всю жизнь! Выбор вынужденно остановился на курсе русской литературы ХХ века. Сначала на заочном отделении, затем на стационаре, для студентов отделения «Русский язык и литература в казахской школе». Кандидат филологических наук Ф.Н. Серов, читавший курс советской литературы на протяжении многих лет, в чем-то старался помочь, но Фокин стремился разработать свой курс, на основе анализа художественных произведений, без ненужных политико-идеологических характеристик, что оказалось выполнить трудно: ведь без них преподавать советскую литературу было в то время практически невозможно.
Всегда интересовался поэзией. Порою писал любительские стихотворения. Еще в 10-м классе «создал» поэму об Е.Пугачёве. Стал изучать советскую поэзию, старался понять закономерности ее развития, пытаясь найти ответ на вопрос, каким образом развивается, движется творчество, вообще, существуют ли определенные внутренние законы в смене школ, направлений, течений в литературе? Попытки ответить на этот и другие вопросы заставили Фокина начинать исследования с первых лет русской поэзии советского периода и поэзии «Пролеткульта», с имажинистов и др. В произведениях этого ряда новое подчас чисто формально сочеталось с традиционными мотивами и образами на уровне народно-поэтических символов. В дальнейшем осмысление опыта поэзии приобрело более конкретный характер, – на уровне анализа отдельно взятого произведения или автора в их творчестве с общехудожественным опытом и движением (движение жанра, жанровые своеобразия произведений, например, А. Безыменского, И. Садофьева, И. Уткина и др.). Работа двигалась медленно, потому что требовала изучения и обобщения громадного материала (как собственно художественного, так и критического, литературоведческого). В конце концов остановился на одном периоде литературного, поэтического развития, – на 30-х года ХХ в. Он представился наиболее сложным, противоречивым, порою драматичным (а также и трагическим), но чрезвычайно интересным и плодотворным. О 30-х годах стоило думать и писать. Однако выполнять задуманное в полной мере не удалось, хотя было прочитано много литературы (периодические издания, сборники, монографии и пр.), написаны сотни страниц, прочитаны десятки докладов в Омске, Тамбове, Ленинграде, опубликованы статьи о Н. Заболоцком, Л. Мартынове и др.
Во главе кафедры
Научную деятельность тормозила работа в качестве заведующего кафедрой русской и зарубежной литературы, которая требовала значительных усилий.
В начале 1960-х годов Е.Е. Соллертинский покинул кафедру, которую возглавлял в течение восьми лет, и переехал в Астрахань. Заведующим стал бывший декан факультета доцент Ф.Н. Серов, бесспорно, обладавший большим административным опытом, но как преподаватель знавший только один период в истории русской литературы – советский. Невозможно ответить на вопрос, почему не сложились его отношения с новым ректором – В.К. Сидоровым. В конце 1960-х годов Серов оставил работу в институте, покинул Уральск, обиженный тем, как воспринимал и оценивал его работу ректорат. Кафедру возглавил Фокин. Сразу же возникли кадровые проблемы, поскольку одновременно с Серовым покинула кафедру старший преподаватель Л.А. Рябинская, с большим трудом удалось уговорить доцента Н.Г. Евстратова продолжить работу. Оба были пенсионного возраста, и требовать от них остаться на кафедре было сложно. Таким образом, сразу нужно было искать новых преподавателей-литературоведов. Решение было найдено, но не сразу. Через несколько лет на кафедре появились новые специалисты, в основном выпускники своего же института. Они оказались хорошо подготовлены для работы в вузе и со временем стали прекрасными специалистами (кандидаты филологических наук, доценты Н.М. Щербанов, А.Н. Евстратов, А.А. Дырдин, старший преподаватель Л.Н. Плахотная и др.).
(Продолжение следует)
Олег Щёлоков,
доктор исторических наук
