В небе и на земле

22 июня 2017
0
1328

С другом, лётчиком Шибаевым, который погиб в воздушном бою в июле 1941 г.За два года войны он совершил сотни боевых вылетов, уничтожил десяток вражеских самолетов, прошел через фашистский плен и чекистские «чистки», но остался верен тем идеалам, за которые воевал. Мужество, честность, патриотизм – для Михаила Евстафьевича Коробкова не пустая риторика. Эти качества характера он доказал всей своей жизнью.  

В Качинском летном училище Михаил Коробков учился в параллельных группах с Василием Сталиным. А после окончания училища служил в части, которая была расположена в белорусской Лиде, в двенадцати километрах от границы с Германией. Поэтому и война для него началась даже раньше – 21 июня 1941 года.

«Немцы летали в нашем небе, а у нас был приказ: не поддаваться на провокации»

– Немцы задолго до этого дня начали наглеть: их самолеты летали над нашей территорией, а у нас был строгий приказ: не поддаваться провокациям, – рассказывал Михаил Евстафьевич о том, как тяжело было летчикам терпеть эту наглость. – Мы едва сдерживались, чтобы не поднять в воздух наши самолеты. Один летчик взлетел, так его чуть под трибунал не отдали.

Советские самолеты, которые немецкий разведчик зафиксировал на нашем аэродроме, не все были уничтожены ранним утром 21 июня. Несколько летчиков, и среди них Михаил Коробков, успели поднять свои машины в воздух. В том неравном бою на своих легких самолетиках они уничтожили девять тяжелых немецких бомбардировщиков. Десятки тонн смертоносного груза не долетели до Минска и Киева.

– У них броня, а у нас – маневренность, – говорит Михаил Евстафьевич.

Это умение лететь то на бреющем над самой землей, то взмывать вверх, то кидать машину в штопор очень пригодилось ему в будущих боях.

Остатки эскадрильи отправили под Москву, на которую враг наступал стремительными темпами. 31 июля фронтовая газета под заголовком «Боевое звено» писала: «Три летчика, три пламенных патриота своей Родины мл. лейтенанты Чуфаров, Рябков и Коробков зорко вглядывались в туманную дымку. Враг коварен, он не хочет открытого боя, он ходит по-разбойничьи, высоко в облаках. Вот ведущий самолет командира Чуфарова помахал крыльями, указывая на присутствие врага. Бомбардировщик готовился сбросить смертоносный груз на расположение наших войск. Пылая ненавистью, отважные соколы бросились на фашистский бомбардировщик. …Стервятника атакует младший лейтенант Коробков. Он пронзает его своим фюзеляжем, бьет по ненавистной фашисткой свастике…»

А в другой газете писали про то, как лейтенант Коробков разбомбил танковую колонну немцев: его самолет получил повреждение, он уже возвращался на базу, но, увидев вражеский обоз, не удержался и на бреющем полете разбомбил ее.

«Думал: если остановлюсь – замёрзну»

Летчиков не хватало, и летали они почти без отдыха. Откуда брались силы? Этот вопрос до сей поры вызывает у Коробкова удивление: «Ведь за нами была Москва, Родина».

Ему часто поручали разведывательные полеты, а он не мог удержаться и не вступить в бой, увидев в небе вражеский самолет. Так случилось и 11 октября 1941 года. Он должен был разведать наступление немецких колонн на Москву, но, выполнив задание, не удержался и вступил в бой с немецким «мессершмидтом». Сбил одного, а другой подбил его самолет. До последнего он пытался довести машину до линии фронта, парашют раскрылся у самой земли и зацепился стропами за деревья. Подмосковный лес спас его от сильного удара о землю. Только освободившись от строп и спустившись на землю, он заметил, что рукав летной куртки пропитан кровью: в пылу боя он не заметил ранения. Кровь вскоре превратилась в ледяную корку: октябрь в том году под Москвой был очень холодным. Он вынул компас: идти надо на восток.

Ему было девятнадцать лет. Раненый, он шел без остановок по лесному бурелому более семи суток. Три раза переплывал ледяные реки.

– Я думал: если остановлюсь – замерзну, – вспоминал Михаил Евстафьевич.

К жилью выходить боялся: в подмосковных деревушках уже вовсю хозяйничали немцы. Лишь однажды он решился выйти к людям. Услышав в лесу какой-то шум, летчик затаился. И вдруг услышал сочный русский мат. Еще никогда он не звучал для него такой упоительной музыкой. Старик, рубивший в лесу дрова, привел его в свою затерянную в лесах деревушку, свободную от врага. В теплой избе первым делом осмотрели его раны и почерневшие от холода ноги. «Ну, если тебе моя бабка не поможет, тебе уже никто не поможет», – сказал старик. Новость о сбитом советском летчике мигом облетела деревню. И, пока бабка натирала какими-то мазями его раны, к избе потянулись люди. Несли кто что мог: картошку, яйца, молоко. Но больше всего запомнились ему пироги с грибами.

Как ни уговаривали его деревенские отдохнуть, Коробков снова отправился в путь. А из эскадрильи уже успели сообщить родным: пропал без вести… Но друзья и командир эскадрильи не верили: не таков Михаил Коробков, чтобы сгинуть в безвестности. Его появление вызвало в эскадрилье бурю восторга и радости.

С однокурсниками по лётному училищу. В первом ряду второй справа – Коробков

Немцы под Москвой, а на Красной площади парад

В госпиталь отправляться он отказался наотрез, и начальство не очень настаивало: летчиков не хватало, а Коробков успел доказать и свое летное мастерство, и отчаянную храбрость. Михаил Евстафьевич еще находился в санчасти, когда был получен приказ – лететь в Тушино для выполнения важного правительственного задания.

Послали «стариков» (в 20 лет они уже считались опытными летчиками). Коробкова из санчасти не отпускали – раны еще не затянулись, но он считал, что должен лететь во что бы то ни стало. К самолету он дошел, опираясь на палку, в кабину помог забраться техник. И только в Тушино им объяснили задачу: не допустить немецкие самолеты к Москве во время парада на Красной площади.

– Знаете, какой был эффект? – рассказывает Михаил Евстафьевич. – Парад на Красной площади, когда немцы в десятках километрах от Москвы! Когда говорили, что все правительство и сам Сталин эвакуировались в Куйбышев! А главнокомандующий выступил перед народом с трибуны мавзолея! Это вызвало такой подъем, такую веру в победу, такой взрыв патриотизма!

Как и те, кто прямо с площади уходили на фронт, летчики рвались в бой. Но команды на вылет не последовало: небо над Москвой заволокло тучами, шел сильный снегопад, и немецкие летчики не рискнули бомбить город в такую погоду. Они ведь считали, что уже почти взяли Москву и не могли даже предположить, что в такой ситуации на Красной площади будет парад.

В двадцать лет Михаил Коробков совершил уже сотни боевых вылетов, его приняли в партию, он получил звание старшего лейтенанта, был награжден орденом Ленина. О его храбрости и боевых подвигах писали фронтовые газеты. Вырезки из них Михаил Евстафьевич хранит до сих пор. А первый свой орден он каким-то чудом сумел сохранить даже в немецком плену.

Плен, проверки, Сибирь

Этот день – 6 мая 1943 года – он запомнил на всю жизнь почти поминутно. Утром сопровождал наших бомбардировщиков, днем с летчиками из «Нормандии» штурмовал немецкий аэродром, вечером сбил фашистский самолет и был сбит сам. Выпрыгнул с парашютом и попал в плен.

– На этом моя война и кончилась, – с горечью говорит Михаил Евстафьевич.

Его отправили в польский лагерь для пленных летчиков в Лодзи, потом перевели в лагерь под Нюрнберг – были и другие лагеря. Однажды ему удалось бежать, но был пойман и переправлен в лагерь Фалькенау.

Освободили его американцы. И начались проверки уже на родине. В военную авиацию его не допустили. А он рвался в небо. Генерал-майор гражданской авиации, один из первых Героев Советского Союза, Василий Молоков сразу понял, что перед ним настоящий летчик, и отправил его в Иркутск – в геолого-разведочную партию. Приборов тогда в самолетах не было. Под крылом – сплошное море тайги. Курс приходилось прокладывать по рекам, по одному ему заметным приметам, а еще – чутьем. Кабина самолета открытая, температура за бортом минус шестьдесят-семьдесят. На руках – перчатки, на лице – маска из шкурок… мышей. Как оказалось, у них самая тонкая и теплая шерсть. Первую партию алмазов начальник геологопартии доверил доставить ему. Даже в воздушных боях с фашистами он так не переживал за безопасность полета, как в тот раз. Только когда приземлился и передал по назначению драгоценную коробку с алмазами, вздохнул с облегчением. И так же бережно, как коробку с алмазами, вез однажды на «большую» землю беременную жену начальника партии.

(Окончание следует)

ВСЕ РАЗДЕЛЫ
Top