Уральцы отвечают на вопрос: – На Ваш взгляд, отзывчивость, сопереживание – уходящие понятия?
Тамара Константиновна Рудич,
директор СОШ № 17:
– Ни в коем случае. Я считаю, что именно способность к сочувствию, сопереживанию и делает нас людьми. Человек, который этого лишен – это не человек. У каждого из нас бывают в жизни трудные минуты. И без сочувствия других людей их, наверное, невозможно пережить. Я очень рано потеряла родителей и не знаю, как бы я это вынесла, если бы рядом со мной не было неравнодушных, отзывчивых людей. И сама я тоже не могу не сочувствовать людям, попавшим в беду. Вот сейчас на Украине идет война. Как можно не сопереживать этому, не сочувствовать людям, оказавшимся под бомбежками, потерявшим своих близких? У меня на Украине три сестры живут. Я когда новости смотрела – переживала. А когда из Луганска в Самару приехала племянница с детьми, и я туда поехала, услышала ее рассказ, увидела глаза девочки, я поняла, какой кошмар они там пережили. Ребенок боится стука двери, ее трясет от любого шума. Мне кажется, любой нормальный человек не может сегодня спокойно смотреть на то, что сейчас происходит на Украине.
Вот прочитала на каком-то сайте о молодой женщине, которой нужна помощь, решила тоже помочь. И там столько желающих оказалось… Нет, люди у нас добрые, отзывчивые. Может, и есть те, кто считают эти понятия ненужными, уходящими, но таких единицы, да и то, наверное, они больше рисуются. А тех, кто сопереживает, сочувствует и готов помочь даже незнакомым людям – их в миллионы раз больше.
Павел Александрович Кочережкин,
инвалид-колясочник:
– Как же не сочувствовать? За близкого, любимого человека, конечно, переживаешь. Если не будем сочувствовать, мы тогда не люди, а животные. У нас вообще хороший город, очень добрый. Я когда один на машине езжу, любого могу попросить коляску из машины достать или наоборот поставить. Хоть казах, хоть армянин, хоть русский, хоть грузин – никогда не отказывают. Только скажу: «Брат, помоги». А то и просить не надо, сами кидаются помогать. Через переход коляску начинают толкать, а я и сам могу переехать, но не отказываю. Я ему откажу, он обидится, а завтра кто-то на самом деле будет нуждаться, а он уже не поможет. К инвалидам сейчас меняется отношение. Раньше мы на рынок приедем, увидят, что на коляске – копеечки начинают давать. Даже ругались: «Мы что, похожи на попрошаек?» Но вот покупали лук, помидоры, кореец стоит: «Насыпь ему десять килограммов». Тыкву хотел купить, а он мне: «Да бери так». Не знаю, что у них в голове, может, думают: «Чего с него, инвалида, взять?» Но я не отказываюсь, потому что человек от души это делает. У нас хороший народ, добрый. К себе у меня жалости нет. И других инвалидов не жалею: значит, Бог наказал, я сам по себе человек жесткий. На коляске жизнь не кончается. Я уже двадцать лет так живу. И дом бы мог построить, но стены только вот на такую высоту выложу – дальше не достану. А в остальном – нормальная жизнь. Мне, знаете, кого жалко? Тех, кто все хапает, хапает, и все им мало. Ну, должна же мера быть! Это ведь не люди уже, у них только одно – деньги, деньги. Вот такие у меня вызывают сочувствие.
Александр, художник (от фото отказался):
– У Булгакова в «Мастере и Маргарите» есть такой эпизод: Воланд проводит в театре Варьете сеанс черной магии и отрывает конферансье голову. Ну, фокус такой. И народ в зале, который только что соглашался с тем, что этому конферансье надо оторвать голову, начинает этого конферансье жалеть и просить голову приставить. И Воланд говорит: «Обыкновенные люди, и милосердие порой стучится в их сердца», за точность цитаты не ручаюсь, но в этом смысле. Так вот, пока тебе не оторвут голову, то никто и не посочувствует. То есть, в беде еще, может, посочувствуют, но, как пел Высоцкий, «слегка и издалека». А если все хорошо, то только позавидуют.
Надежда Ивановна Нурина,
заведующая отделением социальной помощи нуждающихся на дому:
– Как могут быть уходящими такие понятия как отзывчивость и сопереживание?! В нашем отделении равнодушные люди работать не могут, ведь они ухаживают за одинокими, престарелыми людьми, без способности к сопереживанию здесь работать нельзя. С другой стороны, мы сталкиваемся с отсутствием этих качеств. Бывает, что наших опекаемых дети попросту забывают: уехали, не звонят, не приезжают, а старики переживают. Был такой случай: у стариков две дочери уехали в Россию и не были у родителей 14 лет!
Молодежь сейчас, мне кажется, более эгоистичной стала. Раньше в автобус войдешь – тут же вскакивают, место уступают. А сейчас стоишь, а они, молодые, сидят. Через дорогу старушке не помогут перейти. Тут, наверное, многое от воспитания зависит. Но люди у нас в основном добрые, сочувствующие.
