Тайны гербарной комнаты
Что мы знаем о своей матушке-степи? Чуть больше, чем приезжие в наш край, чьи взгляды уныло и равнодушно скользят по ее выжженной солнцем растительности – ближе к осени, и бескрайнему снежному насту – зимой. А между тем она прекрасна и уникальна! И сохранила для нас растения, жившие десятки миллионов лет назад!
Об этом нам поведали в ЗКГУ им. М.Утемисова, в одном из хранилищ, заполненном сверху донизу многочисленными, как в камере хранения, деревянными ячейками-ящичками, за которыми скрывается растительный мир Приуралья.
– В 1937 году профессор Всеволод Вячеславович Иванов, приехав в Уральск, первым делом начал комплектовать гербарий, вошедший в состав имеющегося, созданного Иваном Васильевичем Лариным, занимавшимся этой работой с 1927 года. Иванов, патриот нашей области, исследовал ее, выезжая на полуторке в экспедиции, длившиеся порядка сорока дней. Совместно с другими сотрудниками было осуществлено более двухсот экспедиций. Он ввел термин Северный Прикаспий, включающий территории от Волги до Мугоджарских гор, это Волгоградская, Оренбургская, Саратовская, Уральская, Актюбинская, Атырауская и Актауская области. В прошлом наша территория заливалась древним Каспием несколько раз, вследствие чего земная поверхность выровнялась, – рассказывает Талшен Дарбаева, доктор биологических наук, профессор.
– Гербарному фонду ЗКГУ более 80 лет, он содержит тридцать тысяч листов. Во время полевой практики студенты также продолжают собирать растения. В Северном Прикаспии насчитывается 1500 видов, а в одной Западно-Казахстанской области – 1256. К сожалению, идет уменьшение видового потенциала в результате глобального потепления, падения грунтовых вод, деятельности нефтегазоконденсатных месторождений, экологических изменений и ряда других причин, – продолжает доктор биологических наук. – Не только степь уменьшилась в видовом составе, изменяются костровые, пойменные луга, превращаясь в вейниковые с соответствующими последствиями, ведущими к ксерофитизации и галофитизации растительного покрова. Мало того, что меняется климат, так еще и верхнее течение Урала зарегулировано плотинами в большом количестве, порядка двух тысяч.
Талшен Есеномановна показывает так называемые гербарные листы, на которых расположены засушенные растения с латинскими названиями и характеристиками. На стене тоже демонстрируются растения, некогда украшавшие наши степи – все мы видели их не раз, бывая на природе, но подробности о них нам неизвестны. Оказывается, они относятся к плотнодерновинным злакам, которым не страшны морозы под 30-40 градусов, и едва наступает весеннее тепло, как из спящей почки появляется новая жизнь. К этой группе относятся всеми любимый ковыль, кстати, у нас его восемь видов, полынь – 32 вида, затем типчак, житняк, мятлик…
Интерес вызывают эндемики и реликты – самые древние, обитавшие еще до ледникового периода, их можно наблюдать на Подуральском плато и Общем Сырте. Это кальцефитные виды, некоторым десятки миллионов лет! Они являются прародителями нынешних растений, так называемых подушковидных. Благодаря форме надземной части в виде густого пучка и хорошей корневой системе они безболезненно переносят контрастные температуры. Это ежовник и льнянка меловые, нанофитон ежовый и другие. Из числа реликтов – можжевельник, обитающий в Чингирлауском районе, частично – в Каратобинском и Сырымском. «В России он растет в вертикальном положении, у нас же – в горизонтальном, – поясняет профессор. – На лекциях я говорю студентам, дескать, мы, казахи – ленивы, вот и можжевельник наш лежит, видимо, ему так комфортнее, – шутит Талшен Дарбаева. – А это ревень, из села Мергенево, – показывает другое подсушенное растение, – в европейских ресторанах из него готовят салаты. Не встретишь сегодня бубенчиков – бледно-розовых лесных лилий, бересклета бородавчатого. Мало и байрачных лесов, тех, что были по оврагам и балкам. Они сохранились преимущественно в поселке Красная школа, где сравнительно небольшое население, мало скота, и уменьшен процесс вытаптывания. Весьма редко встретишь папоротник, зарослей уже не найти. К ценным также относятся анабазис, горноколосник, эндемик – рамотофил».
В университете оформлено несколько стендов с фотоснимками, буквально приковывающих внимание контрастностью. На одной стороне стены – меловые останцы Под-
уральского плато, меловые обнажения по реке Акбулак, останец Шатырлы и объекты природного заповедного фонда ЗКО. О, какие красоты сохранили меловые горки и имеющаяся там растительность – взгляд не отвести! Неужели это у нас – столь экзотичные растения? На второй стороне – трансформация пойменных экосистем нижнего течения реки Урал у поселка Атамекен – наша беда: бурелом, микоз деревьев, поврежденные стволы тополей…
Надо сказать, что наша область, расположенная на стыке двух континентов – Европы и Азии, вызывает интерес ученых, в том числе зарубежных, как, впрочем, и сама гербарная комната. Сюда приезжают для исследований магистранты и аспиранты из Питера, Алматы, Актобе. Работали американский ученый, немецкий – Гельмут Фрайтак. К слову, последний, вернувшись из заповедных мест, заметил: «У вас лучше, чем в Африке». «Что Вы имеете в виду?» – уточнили ученые ЗКГУ. «Дороги», – последовал ответ, вызвавший улыбки земляков, сходу вспомнивших известное изречение.
Талшен Есеномановна всю свою деятельность посвятила этой работе, а между тем когда-то поступала на географический факультет, но так уж случилось, что «профессор сослал ее» в Ленинград, по ее словам, и она стала биологом. Ее примеру последовала Асем Ахметжанова, перейдя с третьего курса геофака на второй курс в Московский университет имени Ломоносова, сейчас работает там, защитив кандидатскую диссертацию. Вторая магистрантка Нургуль Рамазанова трудится в Астане, доктор PhD. Помимо них еще 13 магистрантов, добившихся высот в науке.
– Столько лет вместе с растениями! Что они для Вас? – спросила я.
– Моя работа и мое вдохновение! – улыбается ученый. – Признаюсь, я с ними не разговариваю, но испытываю восторг от соприкосновения. Вероятно, этим заразил меня Всеволод Вячеславович. Помню, с каким восхищением он рассказывал о росянке. Есть такое насекомоядное растение, живущее на болоте. Когда ему не хватает азота, оно потребляет его из насекомых. Занятный процесс происходит: они садятся на его листики, на кончиках которых поблескивают капельки влаги, и, утолив жажду, но не успевая взлететь, попадают в его сети – растение сжимается, обхватив пленника, словно щупальцами, со всех сторон. Получив необходимое, росянка вновь раскрывается, готовясь к очередной охоте. Мир растений удивителен, он притягивает и влечет. Когда я работала над докторской, долгое время изучала мытник мутовчатый, в разных фазах развития, что обошлось мне в 37 тысяч тенге. «Эта апайка чокнутая, – проронил осведомленный об этом наш водитель, – истратить такие деньги на какой-то полевой цветок», – разводит она руками.
