Та заводская проходная…
(Продолжение. Начало в № 8)
Когда на Ворошиловский принимали нового работника – неважно кем и в какой цех – с него брали расписку «о неразглашении». И хотя все в городе знали, что завод оборонный и делает что-то для военно-морского флота, заводские ходили, преисполненные гордости, как бы связанные одной общей тайной.
Для нас, журналистов, в этом была проблема: нужно написать статью о передовом рабочем, а он боится сказать лишнее и как Мальчиш-Кибальчиш хранит свою великую военную тайну. Хотя и сам не знает, в чем она конкретно заключается. Доверяли только «своим». Потомственный заводчанин Бекет Днишев был «своим» во втором поколении. Впрочем, воспоминаний о военных годах работы на заводе не скрывали.
Дети войны
Не секрет, что к станкам эвакуированного из блокадного Ленинграда завода встали уральские подростки. Многие не доставали до станков и им под ноги ставили ящики. Одной из них была Людмила Ивановна Шварцбурд. За токарный станок она встала с первых дней завода, который в то время расположили в Чапаевском затоне. Её станок и станок Зикеша Сатаевича Сатаева стояли рядом в одной шеренге. Они зачастую выполняли операции по изготовлению одной детали.
На работу добирались из города пешком. От Баскачкинского моста (район нынешнего универмага) до Затона – около десяти километров пустыря. Из дому выходили затемно.
– Идти по нему было особенно страшно, – вспоминала Людмила Ивановна. – Ночью было жутко от воя многочисленных собак, собиравшихся около мыловаренного завода. Зимой кровь стыла в жилах от воя волков.
Сил было мало, их берегли и поэтому многие оставались в цехе на ночь. Устраивались в укромном месте неподалеку от станков, опасаясь опоздать на работу следующей смены. По режиму военного времени, за опоздание на работу можно было попасть под суд.
Еще одна знаменитая заводчанка – Евдокия Прокофьевна Чуйкова – из тех ребят военного времени. Рассказывала, как замерзала у станка и чтобы не закоченеть, прыгала или пускалась в пляс между станками. «Ох, как весело тогда было! – приговаривала она, – Мы девчатами заглядывались на молодого и статного Атояна, начальника инструментального производства, приехавшего из Ленинграда вместе с заводом».
Свой оптимизм Евдокия Прокофьевна сохранила до старости. Она до 70-ти лет работала на заводе за станком, и угнаться за ней не могли молодые станочницы. Руки ее действовали, как автомат, при этом она не переставала что-то рассказывать и шутить.
Она и тогда, в 1943-м, плясала между станками не только для того, чтобы согреться самой, но и чтобы развеселить, поднять дух своих сверстников. А ведь они нередко падали в обморок от голода. Руководство завода шло на всякие ухищрения, чтобы хоть как-то поддержать своих юных рабочих, ведь им еще надо было расти. И тогда директор завода – предшественник Атояна – Иван Дмитриевич Яблоков договорился с директором мясокомбината, который располагался здесь же, в Затоне. Уральский мясокомбинат круглосуточно производил мясные консервы для фронта. Сельские труженики, в основном старики и дети, сами голодные, бесперебойно поставляли на мясокомбинат скотину – все для фронта, все для Победы. Так вот, Яблоков договорился: завод подключает комбинат к своей электростанции, а комбинат за это отдает для рабочих бульон, остававшийся после приготовления консервов. Нет бульона – нет электроэнергии.
Слесарь Николай Шувалов, в те годы ему было 14 лет, всю жизнь помнил этот бульон, многих спасший от голода. А однажды их бригаду слесарей – всем не больше четырнадцати – за успешную работу наградили усиленным пайком этого бульона. Эта взаимная поддержка двух предприятий продолжалась до 1947 года – до тех пор, пока завод не передислоцировался в центр города. В то время многие эвакуированные вернулись в свои родные места, но многие и остались. И была в этом еще одна причина, кроме благодарности городу, спасшему от войны, и любви к своему детищу – вновь созданному заводу. Причина эта – страх из-за репрессированных родственников.
Своих не сдавал
У Атояна была своя тайна, боль и вина. Тайна, которую знали только самые близкие. Он считал, что в годы репрессий предал близкого человека. Дело в том, что отчим Петра Александровича в годы революции был одним из командиров Красной Армии. Перед войной многих из них расстреляли как врагов народа. Его матери, Екатерине Мироновне, чтобы спасти себя и сына от ареста, пришлось отказаться от мужа. Их, людей интеллигентных и совестливых, это мучило всю жизнь.
Вторая (после 60-х годов 20 съезда КПСС) волна разоблачения сталинских репрессий совпала с 90-ми годами прошлого века. КГБ открыл архивы, и ни одна газета не выходила тогда без статьи об очередном преступлении против народа. Думаю, что для Атояна, человека, верившего в Сталина, это было мучительно. Как-то все негативное тогда свалилось одновременно: завод в рамках навязанного стране «разоружения» потерял заказы, закрывались цеха, увольняли рабочих, завод перестал быть «флагманом» и получалось, что все было зря. Атоян собирался уезжать, и это тоже стало для него испытанием. Перед отъездом он рассказывал мне о своей «вине»: «Я отрекся от репрессированного отчима».
Но скольких он спас от репрессий! Если бы в те годы узнали, что на возглавляемом им оборонном(!) заводе работают родственники репрессированных, ему бы не поздоровилось.
Родного брата того самого «дяди Карлуши Кин», который раздавал послевоенной заводской детворе палочки бенгальских огней, арестовал НКВД перед самой войной. Адольф Кин был секретарем парткома Ленинградского торгового флота. И его брат Карл, чтобы спасти семью, был вынужден отречься от родного брата.
До войны Карл Петрович окончил Ленинградский Военно-механический институт и был принят на завод им. К.Е. Ворошилова в Ленинграде. Эвакуировался с заводом в Уральск и долгое время оставался на заводе единственным дипломированным специалистом по торпедам.
Во время войны таких специалистов не трогали, но сразу после Победы директора завода стали «атаковать» местные органы НКВД с предложением уволить с работы «неблагонадёжного» за родственную связь с расстрелянным до войны братом.
Атоян, будучи тогда на должности главного инженера, оградил своего специалиста. Однако, и позже, когда П.А. Атоян был назначен директором завода, подобные предложения в отношении К.П. Кина повторялись. Во многом уникальная специальность по образованию и настойчивая защита директора завода позволили оставаться Кину Карлу Петровичу в должности главного конструктора завода до 60-х годов прошлого века, когда репрессивная машина сбавила обороты.
Среди заводских «биографов» Атояна была Галина Шаитовна Музафарова, в детстве пережившая ужас депортации крымских татар. Она насчитала шесть фамилий из числа высококвалифицированных специалистов завода, которых Пётр Александрович Атоян оградил от спецслужб НКВД в интересах завода, немало рискуя собой.
– Среди них был и наш отец, Днишев Хабиболла Абилевич, попавший в Ленинграде после убийства Кирова под пристальное око НКВД, – пишет Бекет Днишев. – С начала 1935 года до ухода добровольцем на фронт 3 июля 1941 года он работал по специальности инженера-электрика на ленинградском заводе «Электроаппарат». За пять с лишним лет работы на ленинградском заводе он приобрёл большой практический опыт специалиста, так необходимого для завода им. К.Е. Ворошилова.
После войны директор Иван Дмитриевич Яблоков, собравшись на родину, передал руководство заводом своему первому заместителю, главному инженеру Петру Александровичу Атояну. Вернулись к себе на родину многие рабочие и специалисты из городов Черноморского побережья. Но, престарелые и ослабленные войной, оказались там не нужны. Нужна была молодая рабочая сила для восстановления разрушенных городов и предприятий.
Не приняла к себе Феодосия многодетную семью высококвалифицированного рабочего-дизелиста Павла Сергеевича Власова. Семья Власовых навсегда пустила корни в Уральске. Их внуки, представители рабочей династии Власовых, сегодня работают на заводе «Зенит», в АО «НИИ «Гидроприбор», на Северодвинском судостроительном заводе.
– До сих пор все оставшиеся в живых первые заводчане помнят друг друга, будь они в Уральске, Москве, Санкт-Петербурге, Новороссийске, Таганроге и ещё во многих городах, куда забросила судьба наших бывших, объединенных именем Атояна, – пишет Бекет Днишев.
(Продолжение следует)
