Сошедший с пьедестала

28 декабря 2017
0
1566

(Продолжение. Начало в № 46-51)

Яков Ганецкий (Фюрстенберг)На революцию нужны деньги – сегодня это кажется очевидным. Странно, что мы никогда об этом не задумывались раньше. Другое дело, что Октябрьская революция в России совсем не то, что сегодня называют «цветными» революциями. В 1917 году в России действительно наступила «революционная ситуация», когда «верхи» не могли, а «низы» не хотели. И деньги в момент, когда представился уникальный исторический шанс прийти к власти, были совсем не лишними.
Но сколько имен, сыгравших роль в тех событиях, оставались для нас неизвестными.

Деньги-товар-революция

Кроме «демона», «кукловода», «купца» революции Парвуса был еще Яков Ганецкий, Ганечка, как называл его Ленин. Именно он, по мнению историков и авторов фильма «Демон революции», вел все денежные дела партии большевиков и осуществлял связь с Парвусом. Ленин рук немецкими деньгами не пачкал, если их и получал от Парвуса, то через Ганецкого. Настоящее его имя Яков Фюрстенберг. У них с Парвусом была совместная фирма, через которую накануне октября 1917 года немецкие деньги попадали к большевикам. Схема была такая (ее приводит в своем исследовании Д. Волкогонов, ссылаясь на австро-венгерского дипломата Гребинга) и внешне выглядела, как обычная торговля. Парвус в Стокгольме получал из Германии медикаменты, хирургические инструменты, одежду и даже противозачаточные средства. Ганецкий переправлял товар в Россию, которая в этих товарах нуждалась. Но Германии за этот товар Парвус ничего не платил, деньги шли большевикам.

Вполне возможно, что большую часть этих денег Парвус, прирожденный авантюрист и спекулянт, по привычке прикарманивал (если уж он и Горького сумел обокрасть). Но одна из схем перечисления заграничных денег «на революцию» была отработана уже тогда.

Летом 1917 года Временное правительство пыталось расследовать эти дела большевиков, но не успело. «Расследование Временным правительством «дела большевиков» велось вяло, – пишет Волкогонов. Власть шаталась, и в то же время где-то надеялась, что большевики помогут ей устоять перед лицом правой опасности, новой корниловщины». Историк Мельгунов, в 1920 году приговоренный большевиками к смерти, но затем высланный за границу, написал около десятка книг о русской революции. В одной из них он прямо пишет, что «тайну необычайно быстрого успеха ленинской пропаганды» следует искать в «золотом немецком ключе».

Газетное половодье

После Февральской революции большевики действительно стали выпускать огромное количество газет, листовок и прокламаций. В июле 1917 года партия большевиков имела уже 41 газету с ежедневным тиражом в 320 тысяч экземпляров. 27 газет выходили на русском языке, остальные на грузинском, армянском, латышском, татарском, польском и других языках. «Правда» издавалась тиражом 90 тысяч экземпляров, ЦК партии приобрел собственную типографию. И ведь это было еще до октября!

«Никакие «взносы» партийцев не могли обеспечить это газетное половодье, – пишет Волкогонов. – Верхушка партии получала партийное жалованье. Касса большевиков не оказалась пустой!».

Все финансовые операции проводил Ганецкий. «Десятки документов, просмотренных, подписанных или подготовленных Лениным и связанных с Ганецким, это всегда деньги», – пишет Д. Волкогонов. Ленин ценил «Ганечку» и впоследствии в ЦК и на Политбюро защищал от обвинений. Но поначалу старался откреститься от обоих, не только от Парвуса, но и от Ганецкого.

«Как мы доехали»

Когда в печати меньшевиками был поднят шум о связях большевиков с немцами, об их «предательстве» и «шпионаже», Ленин опубликовал статью в «Листке «Правды», в которой назвал эти обвинения «клеветнической пакостью». Главным аргументом было: «Ганецкого недавно свободно впустили в Россию и выпустили из нее». (У Ганецкого было несколько паспортов на разные фамилии, и он спокойно ездил из-за границы в Россию и обратно.) И второй аргумент: «Ганецкий и Козловский – оба не большевики, а члены польской социал-демократической партии… Никаких денег ни от Ганецкого, ни от Козловского большевики не получали. Все это – ложь, самая сплошная, самая грубая…».

В статье «Ответ» (на обвинения о связях с немцами), опубликованной в газете «Рабочий и солдат» в июле 1917 года после того, как Временное правительство отдало приказ о его аресте, Ленин пишет, что у Парвуса служил не только Ганецкий, но и другие эмигранты. «Прокурор играет на том, – пишет Ленин, – что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий с Лениным! Но это прямо мошеннический прием, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких».

Тем не менее, в архивах сохранились записки Ленина Ганецкому с просьбами и указаниями насчет денег. Но деньги деньгам рознь. Немецкие деньги в момент войны с Германией – это предательство. Прямых улик, указывающих на то, что большевики воспользовались немецкими деньгами, нет. После победы большевиков Ленин презрительно и часто демонстративно отвергал Парвуса. А Ганецкого сделал наркомом финансов.

Еще одним аргументом обвинений большевиков в связях с немцами был тот факт, что им разрешили проехать в Россию через Германию, то есть страну, воюющую с Россией. Ленин отвергал и эти обвинения. В статье «Как мы доехали», опубликованной одновременно в «Правде» и в «Известиях», Ленин писал, что инициатива проезда через Германию принадлежала Мартову. Луис Фишер писал: «Ленину дело представлялось простым: он стремился в Россию, а все остальные пути были закрыты. Что об этом скажут враги в России и на Западе, его нимало не беспокоило. Меньшевики, он знал, не станут на него нападать: их вождь Юлий Мартов приехал в Россию той же дорогой. И потом – все остальные пути были закрыты».

Позже Бернштейн писал в берлинской газете немецких социал-демократов «Форвертс»: «Известно и лишь недавно это вновь было подтверждено генералом Гофманом, что правительство кайзера по требованию немецкого генерального штаба разрешило Ленину и его товарищам проезд через Германию в Россию в запломбированных салон-вагонах, с тем, чтобы они могли вести в России свою агитацию».

Долгие эмигрантские годы остаются за спиной Ленина навсегда. В отдельном вагоне с поваром и дипломатической неприкосновенностью большевики едут в Россию. Волкогонов пишет: «Немцы оказались на высоте. Один вагон стоил нескольких пехотных корпусов». Режиссер Владимир Хотиненко, снявший фильм «Демон революции», в одном интервью сказал: «В школе нам говорили, что никакого поезда не было, и «пломбированного» вагона не было. Сейчас мы знаем, что это не так. Немало серьезных историков считает, что если бы не было этого вагона, то история Российского государства пошла бы по другому пути».

Роль Ганецкого в этом фильме сыграл актер Дмитрий Лысенков.

Он слишком много знал

Бернштейн пишет, что за Брест-Литовский мир большевики получили от Германии «больше 50 миллионов золотых марок», и поскольку речь шла о «такой громадной сумме, у Ленина и его товарищей не могло быть никакого сомнения насчет того, из каких источников эти деньги шли».

Эта темная сторона революции всегда старательно замалчивалась. Но есть один непреложный факт: в тот момент интересы большевиков и Германии – совпадали. И обе стороны не были заинтересованы в огласке.

Судьба Якова Ганецкого трагична. После смерти Ленина он сразу ушел в тень. В 1935 году его назначили директором музея Революции. Это была его последняя должность. 18 июля 1937 года Якова Ганецкого вместе с женой Гизой Адольфовной и сыном Станиславом, слушателем военной академии, арестовали. Самого Ганецкого – как «немецкого и польского шпиона». Старый большевик Густович на допросе показал, что Ганецкий был близким компаньоном Парвуса. Петермейер на очной ставке докладывает, что когда он ездил в Берлин, то по поручению Ганецкого получал для него марки у некоего господина Сеньора… Напрасно Ганецкий взывал к Ежову, доказывал, что он ездил в Польшу в 1933 году по поручению Сталина за архивом Ленина. Он слишком много знал о денежных делах большевиков.

Но если Парвус занимался коммерцией в целях личного обогащения и, так сказать, из «любви к искусству», то Ганецкий исключительно на благо революции. И до нее, и после через его руки проходили миллионы рублей и огромное количество драгоценностей. Он, в частности, долго вел дела по расчетам с поляками после рижского мира 1920 года, занимался, по решению Политбюро, реализацией за границей огромного количества царских бриллиантов, жемчуга, золота, ювелирных изделий. Но после ареста в результате многочасового обыска в его доме нашли… два доллара и никаких драгоценностей. К его рукам ничего не прилипло. А может, в швейцарских банках до сих пор существуют его счета?

Ганецкого не сломали, он так и не признался, что был «шпионом». 26 ноября 1937 года Яков Ганецкий был расстрелян. Расстреляли также его жену и сына. Дочери, оставшейся в живых, спустя несколько лет сообщили, что все трое умерли от болезней.

Революция, согласно известному высказыванию, пожирала своих «отцов» и «детей».

«На улицы выползет толпа…»

После февраля 1917 года «буревестник революции», пролетарский писатель Максим Горький меняет свое отношение к революции. В созданной им газете «Новая жизнь» он критикует большевиков, эти статьи потом войдут в сборник «Несвоевременные мысли», которые в СССР после 1918 года никогда не издавались. Большевики на критику ответили травлей Горького, обвинив его в том, что он «продался» (Горький взял кредит в банке на издание газеты). Горький в ответ с обидой писал: «За время с 1901 по 1917 год через мои руки прошли сотни тысяч рублей на дело российской социал-демократической партии, из них мой личный заработок исчисляется десятками тысяч, а все остальное черпалось из карманов «буржуазии». «Искра» издавалась на деньги Саввы Морозова, который, конечно, не в долг давал, а жертвовал. Я мог бы назвать добрый десяток почтенных людей – «буржуев», которые материально помогали росту социал-демократической партии. Это прекрасно знает В.И. Ленин и другие старые работники партии».

В. Ленин и М. Горький

Февральские события 1917 г. Горький воспринял осторожно: радость от того, что «русский народ обвенчался со Свободой», вскоре омрачилась предчувствием грядущих трагических событий. О подготовке Октябрьского переворота Горькому сообщили незадолго до его начала. Считая такой шаг гибельным для России и для революции, Горький решил выступить с воззванием, обращённым к большевикам и народу. В статье «Нельзя молчать!», опубликованной 18 (31) октября, он писал: «Все настойчивее распространяются слухи, что предстоит «выступление большевиков», иными словами: могут быть повторены отвратительные сцены 3-5 июля. Значит – снова грузовые автомобили, тесно набитые людьми с винтовками и револьверами в дрожащих от страха руках, и эти винтовки будут стрелять в стекла магазинов, в людей – куда попало! Будут стрелять только потому, что люди, вооруженные ими, захотят убить свой страх. Вспыхнут и начнут чадить, отравляя злобой, ненавистью, местью, все темные инстинкты толпы…

На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы начнут творить «историю русской революции».

Писатель, как и в 1905 году, попытался предотвратить кровавое столкновение на улицах Петрограда. В 1918 году газету Горького «Новая жизнь» большевики закрыли. В 1921 году, когда ореол революционной романтики окончательно развеялся, Горький уехал из России по настоянию Ленина (фактически был выслан).

На своей вилле на Капри Горький продолжал осмысливать уроки Октября. В письме Роллану в 1922 году он писал: «Ошибочно думать, что русская революция есть результат активности всей массы русского народа… Революции всегда совершались – Вы это знаете – волею немногих безумцев…».
Писатель считал, что Октябрьскую революцию совершили сорок человек интеллигентов. Всех их знал лично.
Горький подозревал или даже знал о тайных силах, управляющих событиями, и вплоть до лета 1918 года критиковал большевиков за попытку осуществления «перманентной» мировой революции. Как считают многие историки, средства на революцию в России и во всем мире давали и Якоб Шифф, и Вениамин Свердлов, и Чарльз Крейн, и скандинавские банкиры, и немецкое правительство.

«…Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится довести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть — что из этого выйдет?».

«Ленин, конечно, человек исключительной силы; двадцать пять лет он стоял в первых рядах борцов за торжество социализма, он является одною из наиболее крупных и ярких фигур международной социал-демократии; человек талантливый, он обладает всеми свойствами «вождя», а также и необходимым для этой роли отсутствием морали и чисто барским, безжалостным отношением к жизни народных масс. Неизбежная трагедия не смущает Ленина, раба догмы, и его приспешников – его рабов. Жизнь, во всей ее сложности, не ведома Ленину, он не знает народной массы, не жил с ней, но он – по книжкам – узнал, чем можно поднять эту массу на дыбы, чем всего легче разъярить ее инстинкты».

Так критиковать вождя мог себе позволить только Горький – писатель с мировым именем, человек, хорошо знавший Ленина. Но, прочитав его «Несвоевременные мысли», начинаешь сомневаться, что умер он своей смертью.

Позже писатель принял революцию, увидев достижения советской власти, в частности, в образовании народа, о чем он пекся всю жизнь. Горький поверил, что советская власть может быть властью народа, что страной управляют настоящие хозяева жизни – рабочие и крестьяне. 29 января 1928 г. он писал Ромену Роллану из Сорренто: «Советская власть по природе своей становится всё более действительной властью рабочих и крестьян». Отдавая все силы культурному обновлению страны, Горький до последних дней старался воспитать того «большого маленького человека», который вскоре победил фашизм и полетел в космос.

(Продолжение следует)

ВСЕ РАЗДЕЛЫ
Top