Сошедший с пьедестала
(Продолжение. Начало в № 46, 47)
В пятом классе я задала учительнице истории бестактный вопрос: «А почему у Ленина не было детей?». Спросила и чуть сквозь землю не провалилась, поняла, что сказала что-то очень неприличное – так на меня посмотрели. В советские годы мы практически ничего не знали о личной жизни Ленина, даже о том, что у его жены была базедова болезнь. А уж тем более о том, что у него была любовница.
С милым рай и в шалаше. В Разливе
Инесса Арманд была полной противоположностью Надежде Крупской. Каринэ Фолиянц в книге «Разум и чувства» пишет: «Две женщины. Две личности. Две противоположности. Надежда сдержанна и застенчива, Инесса – влюбчива и ветрена. Крупская не имела детей, не умела готовить и вместо шумных компаний предпочитала уединение (бесконечные гости ее утомляли). Инесса имела пятерых детей от двух браков, пару любовников, прекрасно вела домашнее хозяйство и при этом мгновенно становилась душой любого общества. С Крупской Ленину было спокойно, уютно, но безнадежно скучно (как в старом бабушкином кресле). С Инессой ему открылся неведомый доселе мир страсти и чувственных наслаждений. Вдобавок, в 1913 году у Крупской начала прогрессировать базедова болезнь. Ленин трогательно заботился о жене, но контраст между красавицей Арманд и резко постаревшей супругой был, как говорится, налицо».
Соратники по партийной работе за пучеглазие звали Надежду Крупскую «Миногой» и «Рыбой». Инесса же была признанной красавицей: выразительные глаза, роскошные волосы, точеная фигура.
Биограф Арманд Павел Подлящук так описал внешность этой женщины: «Длинные косы уложены в пышную прическу, открыты маленькие уши, чистый, резко очерченный лоб и зеленоватые, удивительные глаза: лучистые, внимательно-печальные, пристально глядящие вдаль. Все, кто хоть раз видел ее, совершенно искренне восклицали: «Она была необыкновенно хороша!»; «Это было какое-то чудо! Ее обаяния никто не выдерживал»; «Она своим очарованием, естественностью, манерой общаться выжигала пространство вокруг себя. Все переставало существовать, когда появлялась Инесса, начинала говорить, улыбаться, даже хмуриться». Социал-демократ Григорий Котов говорил об Инессе Арманд: «Казалось, жизни в этом человеке – неисчерпаемый источник. Это был горящий костер революции, и красные перья в ее шляпе являлись как бы языками пламени».
Современники замечали, что бойкая француженка нравится Ленину. Французский социалист Шарль Раппопорт рассказывал: «Ленин не спускал своих монгольских глаз с этой маленькой француженки».
Они познакомились в 1909 году, а пик их отношений пришелся на 1913-й. Ленин писал своей пассии по-английски: «О, мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз…». Хотя его обращения к ней в письмах всегда оставались подчеркнуто дружескими. Да, так он и писал на английском языке – «Дорогой друг!». А она всегда обращалась к нему «Дорогой», а в конце непременно: «Крепко тебя целую. Твоя Инесса».
Революционеры проповедовали «свободную» любовь. Но всем троим, воспитанным в христианской морали, видимо, нелегко давалась эта «жизнь втроем». Александра Коллонтай, ярая сторонница свободной любви, рассказывала, что Крупская не просто знала о начавшихся отношениях, но не раз предлагала Володе развестись. Ленин, однако, почему-то всякий раз удерживал ее. Скорее всего, ее принципы – не отклоняться от пути Володи, всегда облегчать его жизнь, ничем не стеснять, быть рядом незаметной, но в любую минуту готовой помочь – его вполне устраивали. «Отзывчивый товарищ Надежда» – так он назвал ее однажды в письме к брату. Александр Солженицын по поводу отношений Владимира Ильича и Инессы заметил, что, «став подругой Ленина», Арманд приняла правила игры на «троих» – наверное, чтобы не повредить делу мировой революции. К тому же, энергичная и деятельная Инесса быстро стала незаменимой помощницей.
В одном из писем Ленин писал, что никто не прочитает так его доклад на международной конференции в Брюсселе, как она. «Для чего необходим прекрасный французский. Прекрасный! Кроме тебя, никого нет. Изо всех сил прошу согласиться хотя бы для прочтения доклада». И совсем по-семейному, Ленин пишет, как на это время пристроить детей Инессы: «Старших детей легко можно на три дня оставить, младшего Андрюшу возьми с собой. Ты знаешь, по тактическим соображениям я в Брюссель не поеду. Все очень будут злиться, захотят отомстить тебе. Но я уверен, что ты покажешь свои коготки. Заранее восторгаюсь, как они нарвутся, публично встретив спокойный и немного презрительный твой ответ… А мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз. Я вполне уверен, что ты одержишь победу. Я забыл о денежном вопросе. Оплатим письма, телеграммы (пожалуйста, телеграфируй чаще), и гостиницу, и железнодорожные расходы, и т.д. Помни об этом. Желаю здоровья, спокойствия. Искренне твой Владимир Ильич».
Надежда Константиновна все видела и знала, но всякий раз встречала Инессу радостно, как подругу. И только своему дневнику порой доверяла свое раздражение и ревность, да и то, направляя свой гнев на политические моменты. В 1913 году она пишет: «Эта крашеная сука смогла переспорить Ильича в вопросах о тред-юнионах, и он изменил позицию! Немыслимо!». Позже, в 1918 году, она записала в своем дневнике: «В. И. необычайно деликатен со мною и, когда отсылает меня из Кремля, всегда придумывает достойный повод».
Вот уж, воистину, изумительная деликатность – выдворить жену, чтобы не мешала встрече с любовницей. Или: «В. И. будет встречать Новый год не с нами вместе, а только с НЕЙ. Сказал мне, что покажет ей тот шалаш в Разливе, который я все равно видела. Проводила их уже почти спокойно».
Представляю, как Ленин говорит: «Ну, ты же, Надюша, все равно уже видела этот шалаш…».
Главная «женщина» все-таки Революция
Наверное, только идея революции, для которой был нужен ее Володя, давала Крупской силы проявлять выдержку и терпение в этой унизительной ситуации. Она как будто привыкла уже к Инессе, как к члену их семьи.
Когда Арманд примчалась за Ульяновыми в Краков, Крупская вспоминала: «Ужасно рады мы были ее приезду… Осенью мы все сблизились с Инессой. В ней много было какой-то жизнерадостности и горячности. Вся наша жизнь была заполнена партийными заботами и делами и больше походила на студенческую, чем на семейную жизнь, и мы были рады Инессе. Она много рассказывала мне о своих детях, показывала их письма, и каким-то теплом веяло от ее рассказов. Мы с Ильичом и Инессой много ходили гулять… Инесса была хорошая музыкантша, сагитировала сходить всех на концерты Бетховена, сама очень хорошо играла многие вещи Бетховена. Ильич постоянно просил ее играть…».
Надо сказать, что Ленин и Арманд всячески щадили чувства Крупской. И Надежда Константиновна очень достойно переживала измену мужа, оправдывая ее тем, что Инесса была не просто любовницей, а «товарищем». Она писала, что Ленин «никогда не мог бы полюбить женщину, с которой бы он расходился во взглядах, которая не была бы товарищем по работе». Троекратное «бы» выдает, как непросто далось Крупской такое всепрощение.
Когда счастливые любовники решили, что Инесса должна окончательно переехать в Краков и перевезти туда своих детей, бедная Надя – немолодая, больная и душевно измученная – старательно помогала новой подруге мужа выбирать удобную квартиру. Но внезапно Арманд собралась и уехала из Кракова. Надежда Константиновна объясняла этот отъезд тем, что энергичную Инессу не устраивала тихая и размеренная жизнь в польской провинции, но дело было в другом. Ленин порвал отношения с Арманд. И сделал это не из жалости к жене и не по инициативе Инессы, а по собственной воле. Пожертвовать личным счастьем Ленина заставило то, что он считал себя борцом за народное счастье, а любовь к Арманд стала «мешать» самому главному в жизни Ильича – революционной работе. Наверное, рядом с этой женщиной ему не хотелось думать о мировой революции. Да и товарищи по партии стали уже вслух поговаривать, что Ленин «в двух дамах заблудился и пребывает под женским каблуком». Владимира Ильича эти разговоры приводили в бешенство, и он (чистоплюй, как говорили многие) сам понимал, насколько пошлой выглядит сложившаяся ситуация.
В своих письмах за этот период Инесса Арманд говорит о своей любви, вспоминает их первые встречи и между строчек сквозит упрек за этот разрыв, что еще раз подчеркивает: он был по инициативе Ленина.
В одном из писем она признается: «Тебя я в то время (в самом начале их отношений – ред.) боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умереть на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н. К., я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой. Только в Лонжюмо и затем следующую осень, в связи с переводами и прочим, я немного привыкла к тебе». (В Лонжюмо они все вместе открыли школу – ред.)
В других письмах она просит его вернуться, говорит, что их любовь не может никому помешать… Ильич поначалу писал ей сухие письма и даже попросил ее переслать все его письма к ней. Волкогонов считает, что Ленин уже тогда готовился к «бессмертию», а потому не хотел, чтобы компрометирующие его письма дошли до потомков. Но часто слова душевные или полные волнения и тревоги за любимого человека прорывались у пламенного революционера. «Дорогой друг! От Вас еще нет весточки. Не знаем, как доехали и как поживаете. Хорошо ли устроились? Хорошо ли работается в библиотеке? Ваш Иван». (Некоторые письма Инессе Арманд Ленин почему-то подписывал именами Иван или Базиль).
«Сегодня великолепный солнечный день со снежком. Мы с женой гуляли по той дороге, по которой – помните – мы так чудесно гуляли однажды втроем. Я все вспоминал и жалел, что Вас нет. Ваш Ленин».
Их разрыв не стал окончательным: из эмиграции в Россию вождь революции, его жена и его любовница ехали в одном купе – в том самом знаменитом пломбированном вагоне «поезда в революцию». По прибытии он поручил Арманд руководство Женским отделом ЦК партии. Очередного сближения Владимира Ильича с Арманд и собственного унижения Крупская не вынесла: выписала сама себе командировку и уехала в Поволжье. И оказалась права: Ленин уже не принадлежал себе, он принадлежал великому делу революции. Встречи с Арманд стали редкими. Правда, Владимир Ильич писал довольно часто ей записки, справлялся о здоровье ее и ее детей, посылал продукты. Разве не трогательно, что в одной записке он спрашивает, какой у нее размер ноги: он хочет «достать» ей калоши.
Смерть Арманд ускорила его уход
А Арманд принялась выполнять партийные поручения с присущим ей азартом и темпераментом, хотя поручения эти были странными: в соответствии с учением Маркса она должна была убеждать женщин, что теперь «каждая кухарка будет управлять государством». И главная задача женщин не семья и дети – для этого скоро откроются столовые, прачечные и детские сады – а классовая борьба. А любовь должна быть свободной, брак – ненужная условность. Конечно, эти идеи вызвали неприятие в обществе, но она моталась по заводам и фабрикам, выступала на митингах и собраниях, писала статьи и фельетоны. И в конце концов свалилась с ног: сказался застарелый туберкулез, подхваченный еще в ссылке.
В феврале 1920 года обеспокоенный Ленин послал ей записку: «Дорогой друг! Итак, доктор говорит, воспаление легких. Надо архиосторожной быть. Непременно заставьте дочерей звонить мне ежедневно. Напишите откровенно, чего не хватает? Есть ли дрова? Кто топит? Есть ли пища? Кто готовит? Компрессы кто ставит? Вы уклоняетесь от ответов – это нехорошо. Ответьте хоть здесь же, на этом листке. По всем пунктам. Выздоравливайте! Ваш Ленин. Починен ли телефон?».
Он беспокоится о ней, несмотря на тяжелейшую обстановку в стране, раздираемой гражданской войной. Он посылает ей на Арбат доктора, но понимает, что дрова и компрессы не помогут. Снова посылает ей записку: «Дорогой друг! Грустно очень было узнать, что Вы переустали и недовольны работой. Не могу ли помочь Вам, устроив в санаторию? Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ? Серго Орджоникидзе устроит отдых, солнце, хорошую работу. Он там власть. Подумайте об этом. Крепко, крепко жму руку. Ваш Ленин».
Инесса отказывается, она хочет поехать во Францию, но Ленин опасается, что там ее могут арестовать: «…вас там надолго засадят и вряд ли обменяют на кого-либо», и он все-таки уговорил ее поехать на Кавказ. Беспокоясь о ее безопасности, послал Серго Орджоникидзе шифрованную телеграмму: «Очень прошу Вас, ввиду опасного положения на Кубани, установить связь с Инессой Арманд, чтобы в случае надобности эвакуировать ее и ее сына, или устроить, (сын болен) в горах около Каспийского побережья, и вообще принять все меры».
В конце августа 1920 года Инесса Арманд вместе с сыном приехала в Кисловодск. Постепенно она стала поправляться, набирать вес и даже начала ходить в горы. Но вскоре прогулки пришлось прекратить, так как совсем рядом начались боевые действия. Как оказалось, это пытались прорваться из окружения остатки белогвардейского десанта генерала Фостикова. Тут же было принято решение всех отдыхающих немедленно эвакуировать.
До Владикавказа добирались четверо суток. Кто-то в пути заболел, кто-то чуть было не отстал, кто-то умолял положить в больницу – всем им на помощь приходила Инесса. Отдохнув денек во Владикавказе, горе-курортники двинулись дальше, но буквально через сутки застряли в Беслане. На этот раз надолго. Эта стоянка стала для Инессы роковой.
По дороге в Нальчик ночью ей стало плохо. Так плохо, что утром пришлось отвезти в больницу. Диагноз установили быстро – холера. Инесса то теряла сознание, то приходила в себя, извиняясь, что с ней приходится возиться. Эпидемия холеры поразила тогда всю страну. Больные умирали десятками тысяч. Инесса держалась двое суток. В полночь она в очередной раз потеряла сознание. Утром 24 сентября 1920 года ее не стало.
В тот же час из Нальчика полетела телеграмма: «Вне всякой очереди. Москва. Совнарком. Ленину. Заболевшую холерой товарища Инессу Арманд спасти не удалось. Кончилась 24 сентября. Тело перепроводим в Москву».
Это известие стало для Ильича шоком. Ведь только два дня назад Орджоникидзе сообщил ему, что она почти поправилась. И это он отговорил ее ехать во Францию и уговорил ехать на Кавказ.
От Казанского вокзала до Дома Союзов гроб с телом Арманд несли на руках. В газетах были напечатаны пространные некрологи с рассказом о жизни и деятельности покойной. Похороны состоялись 12 октября. Вот как описывала это событие одна из столичных газет: «У Дома Союзов шпалерами выстраиваются пулеметчики. Не по-осеннему жарко. Оркестр Большого театра под управлением знаменитого Вячеслава Сука играет траурный марш Шопена. После марша – партийный гимн «Интернационал». Траурная колесница медленно трогается».
В первом ряду за скорбной колесницей шел человек, для которого эта утрата была невосполнимой. Очевидцы вспоминали, что казалось: Ленин сейчас упадет. Секретарь Третьего Интернационала Анжелика Балабанова описала вождя в день похорон: «Не только лицо Ленина, весь его облик выражал такую печаль, что никто не осмеливался даже кивнуть ему. Лицо его было прикрыто кепкой, глаза, казалось, исчезли в болезненно сдерживаемых слезах. Всегда небольшого роста, он, казалось, сморщивался и становился еще меньше. Он выглядел жалким и павшим духом. Я никогда раньше не видела его таким». Шедшая неподалеку от Ленина Александра Коллонтай, взглянув на Ильича, была ошеломлена. «Ленин был потрясен, – написала она в тот же вечер в дневнике. – Когда мы шли за гробом Инессы, Ленина невозможно было узнать. Он шел с закрытыми глазами, и, казалось, вот-вот упадет».
Через четыре года Коллонтай дополнила эту запись словами: «Смерть Инессы Арманд ускорила смерть Ленина: он, любя Инессу, не смог пережить ее ухода».
Смерть Инессы Арманд стала своего рода предвестником тяжелого заболевания мозга у Ленина. Болезнь прогрессировала так быстро, что Крупская не только забыла все обиды на мужа, но и выполнила его волю: в 1922 году в Горки были привезены из Франции дети Инессы. И после смерти Ленина Крупская продолжала заботиться о детях Арманд. После кончины Ленина ходили слухи, что она даже предлагала похоронить его рядом с Арманд у Кремлевской стены.
(Продолжение следует)
